СССР: вернуться в детство 5
— М-гм, — согласно гукнул Вячеслав Егорович, пытаясь вчитаться в строчки.
— И за что прежнего редактора попросили, надеюсь, помнишь? Поэтому материал я в номер пущу. Да ещё с фотографиями, — он подвинул по столу несколько снимков: — Глянь, какие красавцы.
Виктор Егорыч отложил статью и мрачно уставился на фотографии.
— Вот же стерва…
— Спорить не буду. Я тебя предупредил. Твоё дело — быстро среагировать на сигнал, сам понимаешь.
Виктор Егорыч встал, тяжело выпятив губы, постучал пальцем по пачке фотографий:
— Значит, так. К статье допиши сразу: руководство Управления культуры не было поставлено в известность о действиях этой… Заточной. Все её действия — чистой воды самоуправство. Уверен, ни с кем из сотрудников она не советовалась, иначе бы мне доложили. С ущербом… будем разбираться. Еду на место.
— Хорошо, — главред подвинул к себе статью, черканул на полях несколько слов. — Добавим, что первичные разъяснения получены. Но к следующему номеру постарайтесь дать развёрнутые комментарии. Я тебе на полном серьёзе говорю: мы про этих юннатов регулярные материалы даём, письма мешками приходят. Не разрулите ситуацию — полетят эти письма уже не к нам…
ЧЕТВЕРГ НИЧУТЬ НЕ ЛУЧЕЗАРНЕЕ СРЕДЫ
Ольга.
Утром работники ветконтроля снова загрузили в фургон целую гору пушистых трупиков.
Вокруг крольчатника висел стойкий запах дезинфицирующих средств, лекарств и… мне казалось, что смерти. Мы сожгли всю старую подстилку, обработанные горелками клетки составляли в освобождённом углу. Ощущение как в зачумлённого городе, вот что я скажу.
Пришёл Рашид, притащил колокольчик с верёвочкой.
— Это зачем? — просила Арина.
— Это чтоб кто наверху работает, вызвать можно было, а не заходить, — я, кажется, не говорила, что крольчатник у нас устроен в мансардном отделении над свинюшками? — Мы ж бросать не будем?
Мы рассудили, что бросать нам не хочется, и систему вызова для работников крольчатника одобрили.
— Надо будет табличку рядом со шнурком повесить, — сказал Вова, — «Вызов из крольчатника», чтоб все подряд не дёргали.
Не успел Рашид своё изобретение смонтировать своё изобретение, как колокольчик забренчал.
— Кого ещё нелёгкая несёт? — проворчала Арина, которая ко всем посетителям начала относиться с величайшим подозрением.
— Проверим.
Мы пошли во двор, а там опять делегация. Вячеслав Егорыч из Управления культуры, куча ещё каких-то мужиков и тёток, все с выраженьями на лице. Вячеслав Егорыч, что характерно, в белой просторной рубахе и в панаме с полями. Не иначе с какой-нибудь дачи выдернули. И эта! Заточная-как-её-там, рядом стоит, губы топырит!
Вовка за эти два дня перепсиховал до состояния ледыхи, до половины лестницы спустился и говорит высокомерно так, как он умеет, когда впадает во внезапный аристократизм:
— Чему обязаны столь пышным визитом?
Эту Заточную аж передёрнуло. И делегация вся как-то сразу проявилась: кто за неё, кто за Вячеслава Егорыча, а кто вообще ради количества пришёл и пофиг им на всё…
Начали, в общем, разговаривать. Бе, ме… Вот, узнали про статью…
А Вова им: какие, мол, вы молодцы, что так резво примчались реагировать! А кто, простите, станции компенсировать потери будет? Пушкин? За вчерашний день только более чем на три тысячи убытков — хотите калькуляцию посмотреть?
Тут из задних рядов кто-то возьми и брякни, дескать: знаемы мы этих хозяйственников, сами кроликов забили, а говорят, что падёж…
— Оригинальная версия! — криво усмехнулся Вова. — Свежая! Совершенно исключает наличие в хозяйстве документооборота. Впрочем, предлагаем посмотреть на ситуацию своими глазами. Оценить, так сказать, масштаб трагедии. К тому же, у многих давно свербело побывать в столь запретном месте как крольчатник.
И повернулся, и вверх по лестнице пошёл. И меня перед собой подталкивает: иди-иди давай!
А там внутри — натурально, как в чумном бараке. И вид, и запах, и атмосфера общая гнетущая. И ветеринарша наша заходит.
— Я не поняла, это что ещё за посещения⁈
— А это, — говорит Вова, — извольте видеть, Надежда Андреевна: вот она, та дама, которая нам устроила весь этот эпидемиологический взрыв…
Что мы, граждане, услышали… Не то что бы «лучше б нам не слушать», но отповедь первоклассная. И про безграмотную самонадеянность, и про наплевательское отношение к чужому труду — а это обвинение в Союзе как бы не страшнее несоответствия занимаемой должности. И смотрю я, а от этой Заточной народ как-то так потихоньку отступает, как от заразной.
Начальник мялся-мялся, да и говорит: может быть, Управление культуры компенсирует нам потери? Из каких-то там их фондов новых кроликов купит?
Вот тут меня прямо порвало:
— Интересное кино! Дров наломала одна гражданка по собственной неумной инициативе — а платить будут за счёт народных денег? А она так и будет в тёплом кресле юбку протирать? Ещё что-нибудь столь же умное придумает, да? Чтоб трудящимся веселее жилось?
— Так, девочка, это мы, наверное, сами решим, — несколько высокомерно вступила ещё одна мадам. — Вячеслав Егорович, я думаю, здесь всё ясно, и мы можем перенести нашу рабочую встречу в стены Управления. Пройдёмте, товарищи…
И они торопливо вымелись.
— Оля, а тебе не всё равно, кто бы вам компенсацию выплатил? — отрешённо спросила меня ветеринарша.
— Не всё равно, — я заметила, что Вова смотрит на меня, сложив брови домиком, и упрямо повторила: — Мне не всё равно! Она сидит, присосалась к кормушке, как гнида! А за её художества должно государство отвечать? С какого перепугу?
— Да ладно, что раскричалась-то? — устало усмехнулся Вовка. — Я с тобой не спорю. Я вообще думаю, что они надеются поговорить да разойтись — и на этом всё…
— Ну, это мы ещё посмотрим! — сердито пробурчала я.
ДА ВЫ ЧТО???
Алевтина Ивановна, директор школы №18.
Когда в секретарской начались какие-то крики, она подошла к двери и выглянула из кабинета:
— Что происходит? — встрёпанная женщина резко повернулась, и Алевтина Ивановна узнала «инициативную» мамашу Шевченко. — Анастасия Романовна, вы ко мне?
— К вам! — посетительница так порывисто бросилась к ней навстречу, что директриса непроизвольно отступила внутрь кабинета. — Я к вам! Я с жалобой! Я требую, вы слышите, чтобы этого хулигана немедленно вызвали в школу с родителями! И чтобы исключили из пионеров! — голос женщины достиг опасной верхней точки, она сорвалась и закашлялась.
— Погодите, успокойтесь, — Алевтина Ивановна налила в стакан воды из графина: — Вот, попейте.
— Нет! — мамочка сипела, но упрямо отодвигала руку со стаканом. — Не надо мне! Я хочу, чтобы вы приняли мою жалобу!
— Да на кого⁈
— На этого Воронова! Из нашего класса!
Алевтина Ивановна обошла стол и села на своё место, аккуратно сложив стопочкой руки:
— Анастасия Романовна, сядьте. Давайте начнём сначала. Что случилось?
— Я пошла к ним на эту… их… эту юннатскую станцию…
— Зачем?
— Да как зачем⁈ — женщина вскинулась и навалилась грудью на стол. — Я-а! Добилась разрешений! Чтобы дети наши — все-е-е!.. — пошли!!!
— Подождите, сегодня всех поставили в известность, что на станции карантин…
— Да какой карантин! Они специально!!!
— Анастасия Романовна, держите себя в руках, — директриса нажала кнопку селектора: — Леночка, пригласите медсестру, пожалуйста. Так-так, дальше — вы пошли сегодня?
— Вчера. Я потом к вам хотела, но не успела.
— Я всё-таки не пойму, в чём суть…
— Да я же вам говорю!!! Мы вчера должны были идти всем классом, где мой младший учится. Я хотела сопровождать, все собрались — а учительница говорит: «Не пойдём!» — «Почему?» — «Сейчас нельзя». Ну, как это⁈ Я пошла выяснять, сама. Прямо к ним туда. Говорю: по какому праву вы не пускаете⁈ А он как начал орать!
— Кто?
— Да Воронов же! Этот Вова! Всяко-разно меня обматерил!
— Володя?.. — директриса выпрямилась. — Анастасия Романовна, да вы что⁈ Это же писатель, гордость школы! Вон его книги у меня на полке стоят. Да он и слов-то таких не знает!