СССР: вернуться в детство 5

— Имею прямой приказ о круглосуточной охране объекта.
Новый дядька думал недолго.
— Хорошо, поедете с нами.
— Ну что, крыса наносит ответный удар, — пробормотала я, спуская ноги с кровати.
Мы вышли из палаты. Не думали же вы, что я сейчас начну яростно сопротивляться, укладывая бойцов штабелями? В коридоре было прямо тесно от народа. Трое «новеньких санитаров», да трое вполне себе в форме мужиков, которые только что с капитаном пришли. Здоровенные, как шкафы, местные медбратья (две штуки), санитарки и медсёстры, сползшиеся из разных отделений в силу неистребимого человеческого любопытства, дежурный врач, который уже подписывал какие-то бумаги…
С лестницы доносились ещё голоса, кто-то ненормально громко для вечернего времени говорил:
— Вот сюда, сюда! В эту дверь!
Обычно запертые глухие двери отделения распахнулись снова, и в них стремительно влетел Сергей Сергеич — в деловом костюме такого вида, словно он в нём в лесу ночевал, а потом в угольном вагоне ехал. За ним валило человек двадцать мужиков в форме и без.
Алексей Михалыч подобрался.
— Здорово, Лёха, — сказал тащмайор и протянул ему бумагу.
Тишайший читал, и по его лицу ничего нельзя было разобрать. Потом помаячил капитану, и они перечитали бумагу уже вместе.
Алексей Михалыч вернул документ Сергей Сергеичу и сказал:
— Командуй, тащмайор.
Ну вот, а я-то думала, щас будет экшен, всеобщий махач и перестрелка, а оно вот так буднично всё…
— В полном соответствии с приказом, девочка переводится на реабилитацию в санаторно-курортный комплекс «Дарасунский», — объявил Сергей Сергейич. — Прошу медперсонал разойтись.
 19. ИЗ ПУНКТА А В ПУНКТ Б… 
П — ПУНКТУАЛЬНОСТЬ!
Вовка. Воскресенье, 12 июля. Посёлок Лаврентия, Чукотка.
Утром Андрюха разбудил меня перед уходом, ещё раз напомнил про ключ, велел съесть яичницу (на столе в кухне стоит) и неусыпно бдить: мало ли, самолёт может и раньше расписания прилететь. Вот эта новость меня вообще обескуражила. Сильно тут у них, видать, от погоды всё зависит.
Я на всякий случай уложил все свои манатки, завязал рюкзак в куртку, чтоб он своей американскостью в глаза не бросался, и решил для верности выйти на улицу. С улицы я самолёт всяко лучше замечу, успею забежать на второй этаж, поклажу схватить — и в первых рядах… Вышел. Вернулся. Развязал рюкзак обратно — без куртки плюс десять — чёт как-то прохладно. Пошёл опять. Топтался как дурак у подъезда два часа. Потом заметил, что мои терзания палит из окна вчерашняя бабуля, сместился нафиг с её обзора. Глянул на часы. Полдесятого, блин! Стоять — нет?
Смотрю, бабулька выползает из подъезда. Штирлиц чукотский! Я решительно развернулся и потопал в сторону домика аэропорта. Хоть что-то они там должны знать?
В кассе улыбчивая женщина сказала, что рейс пока задерживается, какая-то там неполадка. Предложила узнать в двенадцать, должно проясниться. Ну, хоть что-то. Потащился назад, у вывески «Промтовары» забуксовал. Триста рублей есть. А билет, куда бы я там ни летел, не должен столько стоить, мы вон до Ставрополя девяносто шесть за взрослого платили. И вообще, поглазеть хоть можно?
В магазине было много всякого, вплоть до велосипедов. В том числе и рюкзаки! Маленький детский «колобок» и девяностолитровый «Ермак» — практически лучший рюкзак из возможных, на алюминиевой внешней раме.
Ну, «Колобок» понятно почему лежит. Не очень удобный он, а из-за лейбла Международного московского фестиваля молодёжи и студентов ещё и стоит дороже!
А вот «Ермак»? Тактических рюкзаков в СССР ищи свищи, только если на заказ шьют, так что за станковыми «Ермаками» гонялись. Некуда тут с ним ходить? Или, что более вероятно, именно эту разновидность, с маленькими колёсиками, как потом будут делать на бабулечных сумках, сочли блажью?
 
По улицам Лаврентия на таких колёсиках не особо и наездишься, пара бетонных тротуаров у домов — и всё. Меня же «Ермак» устраивал более чем. Фиг с ними, с колёсиками. Объём у него большой, больше моего нынешнего, сам рюкзак невыдающийся зелёно-брезентовый, относительно прямоугольный, нормальный в носке (всяко лучше просто рюкзака-куля), да и на станке, а прилагающаяся к раме подвижная рамка-опора даже удобная, можно не искать куда привалить, на любую ровную поверхность поставил — сто и т.
Стоил экземпляр двадцать пять рублей, и я немедленно его купил.
И хэбэшную кепку песочной окраски. В прежнем варианте истории, когда вывод советских войск из Афганистана растянулся чуть не на десятилетие, такие кепки долго называли афганками. Тут это была просто «кепка солдатская летняя». В довесок приобрёл большую эмалированную кружку, чтоб импортным котелком нигде не светить.
Вернулся на квартиру к Андрею, вытряс из американского рюкзака всё барахло, уложил в «Ермак» по-новому.
Сперва, чтоб на дно и немного на спину — большой тактический рюкзак. Следом — ботинки (внутрь затолкал пули в тряпичных узелках, револьвер. Над береттой долго думал, но решил не прятать. Если, как я предполагаю, придётся добираться товарняками, неизвестно, кого по дороге встречу. Бандитов и маргиналов мало, но они есть. А ещё возможны стаи бродячих собак, да мало ли что. Отложил кобуру, пистолет и запасной магазин в сторону.
Сбоку в основной отдел поставил топорик. Хотелось бы поближе его держать, но больно уж ненашенского он вида, сильно внимание привлекать будет.
Следом затолкал ковбойскую шляпу. Шляпа эта как чемодан без ручки. Подарок! Потом шляпу-сетку, так она мне и не пригодилась. Потом бейсболку, тут таких нет. Запасные фотоплёнки. Отснятые упакованные фотоплёнки. Упаковки презиков для ещё не отснятых фотоплёнок.
Все карты аккуратно спрятал во внешний плоский карман рюкзака(уж агентские-то точно надо тарщмайору сдать, вдруг он там что интересное углядит).
Баксы сложил во внутренний карман маленького рюкзачка, который я самым первым покупал. Сам рюкзак свернул и утолкал в длинный наружный карман на боку, попробуй с разбегу ещё выдерни.
С другой стороны боковых карманов было два, небольших. В нижний отправились все три ножа. Во второй, повыше — фотоаппарат, чтоб долго не искать, не рыться, если нужно будет срочно что-то сфотать.
Крючки, леску,кремень с кресалом, компас и блок жевачки — в наружный выпуклый карман на пузе рюкзака.
Теперь осталось разобраться с аварийным запасом продуктов.
Первой неприятностью стал хлеб. Вчера он промок, а сегодня зацвёл буйным цветом. Мгновенное побуждение бросить упаковку в мусорный бак я подавил. А ну как обратит Андрюха внимание на английские буковки? Поэтому плесневелые куски я поломал и спустил в унитаз, а упаковку завернул в газету да для верности ещё и в консервную банку воткнул.
Герметически упакованные пачки вяленого мяса и сухарей никаких признаков порчи не подавали (в рюкзак), сырокопчёнка, которой три палки осталось — тоже, что ей сделается.
Сахар вот отсырел, да и чай тоже, не говоря уже про соль. С солью мучиться не стал, стоит копейки — вытряхнул в мусорку, у Андрюхи отсыпал немного сухой, свернув кулёк из тетрадного листа. Сахар наоборот пересыпал в свободную кастрюльку и сунул в стол-тумбу на кухне. Высохнет там. Глядишь, и не сообразят, что я насыпал, друг на друга подусмают. А вот чайные пакетики подсушил на подогретой сковородке. Надеюсь, не испортятся.
В котелок вложил спёртое в гостинице полотенце, составил все остатки орехово-сухофруктовых упаковочек и банку мёда посередине. Туда же и чайные пакетики россыпью столкал. С намокшей картонной коробкой от чая поступил также как с американским пакетом от хлеба. Котелок закрыл крышкой, сунул в рюкзак.