Счастье приходит летом
Джоанна встряхнулась, чтобы избавиться от нахлынувших воспоминаний. Зачем об этом думать? Конечно, чудесные воспоминания, однако надо вспоминать Майкла как хладнокровного, надменного обманщика, каким он оказался в конце лета, а не как нежного возлюбленного, каким он был в начале…
Вдруг снаружи мелькнуло что-то белое. Джоанна вздрогнула. Что это? Может, чайка слишком близко подлетела к палатке? Но тут вновь что-то мелькнуло, и, она поняла: это носовой платок, привязанный к палке.
— Джоанна!
— Майкл?! — воскликнула Джоанна. Казалось, он материализовался из ее мыслей.
Он положил белый флаг и заглянул в палатку.
— Кэйси спит?
— Да.
— Отлично. Я хочу поговорить с тобой.
— Уходи! — Ночная темень вдруг начала пульсировать, как будто билось огромное сердце. Стало трудно дышать. Джоанна не видела его лица, но поняла, что Майкл раздражен, и ощущала исходящий от него нетерпеливый гнев.
— Джоанна Скотт, вылезай оттуда!
Его тон не допускал никаких возражений, и она решила подчиниться. Холодный воздух сразу же остудил пылающее лицо Джоанны, и, ступая по влажному песку, она подошла к затухающему костру, угрюмо поежилась и получше закуталась в кофту.
— Как ты нас нашел? — спросила она.
— Когда мы с тобой хотели побыть наедине, то всегда приходили сюда, ответил Майкл, подкладывая в огонь щепки. Легкость, с которой он говорил об их прошлом, застала Джоанну врасплох.
Он отряхнул с ладоней песок и сел напротив нее у костра. Отблески огня плясали у него на лице — таком красивом лице, что у Джоанны иногда сердце ныло при взгляде на него. Несправедливо, когда у одного человека столько обаяния.
Майкл поднял воротник на ветровке.
— Ты с ума сошла — расположиться здесь в такую ночь! Синоптики говорят, что может пойти дождь.
— Спасибо за предупреждение, но зря ты сюда тащился, чтобы мне об этом поведать.
— Я не только для этого сюда тащился. — Их взгляды встретились, и у Джоанны перехватило дыхание. Он явно что-то замышлял, но она никак не могла догадаться, что именно.
— Надеюсь, не для того, чтобы устроить еще одну драку. Слушай, Майкл, если ты думаешь, что мне нравится, когда со мной так обращаются…
— Ты можешь помолчать?
— Что?
— Прошу тебя.
Джоанна хотела было что-то сказать, но не смогла — настолько ее удивила неожиданная мягкость, прозвучавшая в его голосе.
— Джо, извини меня за вчерашнее. Я весь день хотел перед тобой извиниться, но то тебя не было дома, то у меня не хватало смелости. Надеюсь, я… не слишком тебя обидел?
Джоанна вдруг поняла, что он нервничает. И покачала головой:
— Нет, ты меня не обидел.
— Отлично.
Больше ничего не сказав, он сел на песок, но ей показалось, будто он ждет чего-то еще. Она кашлянула и произнесла:
— Извинения приняты. Хотелось бы мне сказать «забудь об этом», но…
— Нет, не надо ни о чем забывать. То, что вчера случилось, слишком важно. Не знаю, что на меня нашло. Когда твои друзья ушли, я был так зол на тебя, что не мог больше держать себя в руках. Но обещаю, это не повторится.
Теперь его голос показался Джоанне гораздо более знакомым. В нем была искренность, присущая Майклу, каким она его знала в то лето — такое короткое и бесконечное.
— Понимаешь, — продолжал он, — с тех пор как ты приехала, я изо всех сил пытался оставаться спокойным, но ни о чем другом и думать не мог. А потом услышал твой разговор с Мэг, и это, видимо, стало последней каплей. Но сегодня… — тут он с удивлением рассмеялся, — сегодня мне гораздо лучше. Как-то легче, понимаешь? — Он взглянул на Джоанну, будто прося, чтобы она его поняла. — Этой ночью я избавился от чего-то, что носил в себе долгие годы. Странно, сегодня мне ужасно хочется поговорить с тобой.
— Мы и так поговорили.
— Нет. Мы сказали друг другу кучу гадостей и разбежались. С тех пор как ты приехала, мы толком и не разговаривали.
Золотистые ресницы Джоанны взволнованно затрепетали. Майкл смотрел на нее, глаза у него были полны искренности. Его взгляд был ясным и правдивым, в нем читалась мольба. Джоанна вдруг почувствовала, будто падает в бездонную пропасть. — Расскажи… — Он приподнял плечи и засунул руки в карманы. — Как же ты, черт возьми, жила все эти годы?
Она вспомнила, что он уже много раз задавал ей этот вопрос, а она либо лгала в ответ, либо разражалась гневом. Но теперь так уже нельзя. Несправедливо, что он заставляет ее быть такой открытой, такой уязвимой, особенно после вчерашней ссоры. Но что вообще было у них справедливо? У Джоанны бессильно опустились плечи.
— Я жила ужасно, — призналась она. — Просто ужасно.
Майкл широко улыбнулся, у него даже появились морщинки в уголках глаз, и вдруг Джоанна тоже почувствовала, что не может не улыбнуться. Быть с ним честной оказалось не так уж и трудно — от этого признания стало как-то легче на душе.
— И я тоже, — сказал он.
— Ты не шутишь?
— Нет, не шучу.
Она немного поколебалась, а потом спросила:
— Это… из-за развода?
— Развод… — Он задумчиво вздохнул. — Да нет же! Я почувствовал облегчение, когда Банни ушла из моей жизни. Наш брак был сплошным фарсом. Кроме того, это давняя история — ведь мы уже пять лет как разошлись.
Рука, на которую Джоанна опиралась, вдруг перестала держать ее.
— Значит, вы были женаты всего год?
— Даже меньше. А что, ты действительно так удивлена? Я уж и забыл о ней.
Джоанна недоверчиво рассмеялась.
— Гораздо важнее для меня то, чем я занимаюсь сейчас. Я… я ведь больше не преподаю.
— Ты перестал преподавать? — Джоанна все никак не могла переварить тот факт, что Майкл уже пять лет свободен.
— Ну да.
— А как же академический отпуск?
— Я немножко приврал.
— Тебе не нравилась эта работа? — Вдруг ей стало стыдно, что она питала к нему такие мелкие, низкие чувства, желала ему зла.
— Нравилась, все шло очень хорошо.
— И тебя в самом деле следует называть доктор Мелоун?
— Да.
— И ты декан литературного факультета?
На его губах появилась несмелая улыбка.
— И это тоже.
Как это ни было нелепо, но Джоанна почувствовала гордость.
— Все было отлично, наш литературный журнал становился известным…
— Он издавался под твоим руководством?
Майкл снова кивнул.
— Программа по обмену студентов, над которой я работал, наконец была готова. В следующем году я мог бы поехать в Россию…
Джоанна положила подбородок на согнутые колени и, дав волю фантазии, представила себе Майкла в роли профессора. Наверняка он носил джинсы и твидовый пиджак, а на первой же лекции все студентки были сражены его обаянием. Динамичный, страстно влюбленный в свой предмет, с оригинальным чувством юмора, выдающим интеллектуала… Джоанна так явственно увидела его в аудитории — выражение его лица, жесты, — что почувствовала укол чего-то, странно напоминавшего ревность.
— И ты ушел оттуда?
Майкл бесстрастно кивнул.
— В мае, как только закончился семестр. Это было одно из самых трудных решений в моей жизни. Мне очень нравилось преподавать, но… но писать я люблю больше.
Джоанна выпрямилась. Так вот над чем он работает у себя в комнате!
— Я, наконец, понял, что не могу и писать, и преподавать. Каждое занятие по отдельности требует слишком много времени, так что мне пришлось сделать выбор.
— Ты решил писать?
— Да… я знаю, неразумно было отказываться от карьеры. Потому я и сказал, что взял академический отпуск. Но если подумать, у меня теперь две возможности: успех и провал, а к последнему я отношусь не слишком благосклонно.
Джоанна прыснула.
— Это не смешно, Джо, — сказал он, легонько щелкнув ее по ноге. Понятия не имею, что буду делать, если не добьюсь успеха как писатель. Денег у меня немного, я даже пожертвовал своей квартирой, чтобы не было лишних расходов. И мебель продал. Единственное, что у меня осталось, — это машина и одежда. — Он опустил голову. — Вот поэтому-то мне сейчас так необходим коттедж. А еще мне нужны тишина и покой, чтобы можно было сосредоточиться и писать.