Месть мажора (СИ)

– План подождет, выполнишь его сверхурочно.
– Хорошо. Что дальше?
– Это я у тебя хочу спросить: что дальше? Если ты узнаешь, что в болезни твоей мамы виноват Стрельников, заявишь на него в полицию?
Вопрос застает врасплох. Нет, не скажу, что сама так не думала, но подлость – это не мое. Я дала Матвею слово, что он не пострадает, и нарушить его не смогу.
– Не заявлю.
– Черт, Арина! Ты почему такая упертая?
– Тогда мне и на тебя придется заявить.
– За что?
– За колечко. Помнишь его?
Говорю, и понимаю – и это занятие мимо кассы. Никто не примет у уголовницы иск против сына олигарха. Никто. Но пощекотать нервишки мажору ох! как хочется.
– Но этот дятел останется безнаказанным!
– Закончим пустой разговор.
Я убираю со стола и иду к дивану.
– Ложись на кровать.
– Нет, не лягу.
– Вот упрямая дуреха!
Отворачиваюсь к стене. Мажор снова пристраивается на полу рядом с диваном. Сажусь, толкаю его.
– Уходи! Что за выходка? Кто нападет на нас в запертой квартире? У Матвея нет такой власти и связей.
– Зато они есть у моей жены, – тихо отвечает мажор.
На эти слова мне возразить нечего, хотя понимаю, что он прав. Удивительное дело, засыпаю сразу, как только голова касается подушки, ни снов, ни кошмаров, ничего не вижу. Утром вскакиваю от стука: в кухне Эрик колдует над кофемашиной, а запах доносится такой, что нос сам тянется за ним.
– Проснулась, – улыбается мажор. – Умывайся и к столу.
Чищу зубы и улыбаюсь, во весь рот, отчего-то радостно сегодня, это состояние не разрушает ни дождь за окном, ни враг, колдующий над плитой.
Расставляю тарелки, кладу приборы, добываю из пакета хлеб.
– Горячие бутерброды будешь? – спрашиваю Эрика.
– Давай. С сыром и ветчиной, – он поворачивается.
В одной руке лопаточка, на плече висит полотенце. Выглядит так по-домашнему, так буднично, что поверить не могу, что этот человек родился с золотой ложкой во рту и привык к обслуживанию.
– А где у тебя чашки?
– В шкафу над мойкой, – подхожу ближе. Теперь мы стоим плечом к плечу. Тянусь за чашками. – Погоди, я сам достану.
Эрик протягивает руку за моей спиной и хватает бокал за ручку. Наши пальцы соприкасаются, их тут же бьет разрядом тока. Я отдергиваю руку, задеваю вилку, она звонко падает на плитку пола.
– Ой, прости.
От смущения не знаю, куда спрятать глаза, чувствую, как пылают щеки.
– Плевать, бывает.
Мы быстро завтракаем и едем в больницу. Уже в дороге меня начинает потряхивать, в голову лезут самые дурные мысли: «А если, и правда, Матвей виноват? Что делать? Нет, наверное, это чистая случайность».
Увы, Елена Ивановна, встречавшая нас у входа в отделение, разбивает мои надежды в пух и прах.
– Ариша, мама заговорила, – шепчет мне она, косясь на Эрика. – Послушай ее.
Бегу в палату, а у самой колени дрожат и ноги подгибаются, вот-вот упаду. Мажор догоняет и берет меня под руку.
– Не волнуйся, я с тобой.
– Мамочка, – бросаюсь к кровати.
Сегодня мама выглядит бодрее, в ее глазах появился блеск, губы растягиваются в неловкую улыбку, лицо кажется немного асимметричным.
– Не пугайся, – спохватывается Елена Ивановна, заметив мою панику. – Это нормально. Анне придется многому научиться, застоявшиеся мышцы год были без работы.
– Мамочка, – глаз не могу отвести от родного лица.
– Ариша, – почти нормально говорит она. – Доченька.
Слезы собираются в морщинках и скатываются по щекам. Эрик протягивает салфетку, я промокаю влагу и боюсь задать главный вопрос.
– Расскажите, что с вами случилось? – выручает мажор.
– Я не верила следствию. Ты не могла убить человека. А уж бросить его…
Мама начинает говорить медленно, с придыханием, короткими фразами. Она останавливается, передыхает, я обеспокоенно следу за выражением ее лица, Елена Ивановна тоже стоит рядом со шприцом в руках.
– Мама, не говори больше, не надо, – умоляю ее.
– Надо, дочка, – новая пауза. – Матвей, когда приходил ко мне, отводил взгляд. Я спрашивала подробности аварии, он злился, – секундная передышка. – А потом и вовсе пропал, на звонки не отвечал. Я сходила с ума от мыслей… спать и есть перестала. А еще флешка…
 
Мама замолкает. Она тяжело дышит, облизывает губы, я подношу стакан с водой и даю ей трубочку. Эрик переминается на месте, с хрустом сжимает пальцы в замок.
– Простите, какая флешка? – не выдерживает он.
– Из Мерседеса.
– Там была флешка? – теперь он смотрит на меня.
– Да. Наверное. Я не помню, – отвожу взгляд.
– Д-да, была. Точно знаю, – говорит мама. – Вот я и спросила у Матвея, куда она пропала.
  
Глава 28. Арина
 
– Что? – теряюсь я, растерянно смотрю на врача и мажора, думая, что ослышалась, но по их вытянутым лицам понимаю: мама сказала именно это. – Зачем? – из сведенного спазмом горла вырывается стон. – Ну, зачем?
– Ариша, прости, – лицо мамы кривится, щеки мелко подрагивают. – Я извелась вся…
– И что Матвей?
– Он занервничал, накричал на меня, ушел… Хлопнул дверью. Я была в шоке… позвонила его матери. Алевтина тоже спустила всех собак на меня. Заявила, что ты, – она судорожно всхлипывает, от слез уже мокрая наволочка. Пытаюсь ее остановить, но она продолжает: – Сказала, что ты преступница и сломала жизнь ее сыну.
– О боже! Мама! Зачем? – у меня вырывается стон.
– Это еще не все, слушайте дальше, – прерывает меня Елена Ивановна. – я сама расскажу. Доктор, или разъяренный тем, что Анна по-прежнему муссирует тему аварии, или напуганный, кто его знает, врывается в ваш дом и набрасывается на маму. И тогда она прямо в лоб его спрашивает, не он ли был за рулем?
– Бешеный… как собака… Никогда таким его не видела… испугалась, – шепчет мама.
– Он носился по дому, опрокидывал стулья, сбрасывал на пол посуду, – продолжает за нее врач. – Анна пыталась его остановить, он оттолкнул ее, она упала, ударилась, а очнулась уже в больнице. Ни руки, ни ноги не шевелились, все понимала, а сказать ничего не могла.
– Ариша, доченька, он же мне как сын был… Матвей…
– Все! Молчи! Ничего не говори! Молчи!
Обнимаю маму, прижимаюсь лбом к ее плечу, боюсь, если оторвусь, закричу, вопль так и раздирает грудь, так и просится наружу. Глазам становится горячо, слезы скатываются с ресниц и падают на одеяло.
– Ты еще и защищаешь этого мерзавца? – возмущается мажор.
Он стоит возле кровати, прижав к бедрам кулаки, и раскачивается, как маятник, а мне хочется прислониться к нему, подхватить этот ритм, чтобы окончательно не сойти с ума. Отчаяние душит, туманит мозги.
С трудом поднимаюсь на ноги, иду к двери.
– Арина, ты куда? – бросается наперерез Елена Ивановна.
– Я сейчас… в туалет…
Выхожу из палаты медленно, едва переставляя ноги, но в коридоре срываюсь на бег. Влетаю в лифт, стремительно спускаюсь, вызываю такси. Думать нельзя, ярость клокочет внутри, требует выхода. Называю адрес дома родителей Матвея. В машине сижу, закрыв глаза, прокручиваю в голове рассказ мамы, сжимаю челюсти так, что еще миг, и сломаю их.
Телефон звонит, не замолкая, я выключаю его: нельзя отвлекаться, нельзя сбиваться с мысли! Матвей – вот главная цель. Именно с ним надо разобраться в первую очередь. Будет ли он со мной разговаривать? Нет, не будет, если серьезно не надавить.
Из такси выскакиваю и сразу несусь к ограде, окружавшей большой, добротный дом семьи Стрельниковых. Он горделиво сияет в лучах солнца красной черепичной крышей, большие окна закрывает кружевной тюль. Когда-то я думала, что это место станет и моим родным уголком. А сейчас… сейчас я там – нежеланный гость.
Но меня никто не сможет остановить. Никто!
На звонок в ворота никто не реагирует. Я давлю и давлю на кнопку, рыдания рвутся из горла.
– Ты что творишь?
Кричит голос сзади. Оборачиваюсь: мать Матвея стоит за спиной и сверлит меня брезгливым взглядом. В ее руках пакеты с продуктами, а чуть дальше отец закрывает дверь багажника. Когда они подъехали, я даже не слышала.