Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12 (СИ)
— Помилуйте, сударь, — едва сдерживая гнев, возмутился полковник. — Откуда в этой дыре театр? Вы что, издеваетесь? Вы бы еще променад по петербургской набережной прописали или посещение римского Колизея! — Он на миг смолк. — Однако же прошу извинить меня. Устал я, знаете ли… Вот, соблаговолите принять, — и протянул несколько ассигнаций, стремительно перекочевавших в карман сюртука гарнизонного лекаря.
— Даст бог, все сладится, — перекрестился на образа доктор и в сопровождении хозяина прошел в переднюю, откуда раздалась трель входного колокольчика. Отворив массивную резную дверь, Игнатьев впустил краснощекого, пахнущего свежим воздухом Самоварова и тут же представил:
— Позвольте отрекомендовать — Иван Авдеевич Самоваров. А это — Лисовский Максим Емельянович, полковой врач.
Доктор внимательно, с ног до головы, осмотрел вошедшего, будто собираясь дать заключение о состоянии его здоровья, и, слегка прищурив правый глаз, спросил:
— Смею полюбопытствовать, уважаемый Иван Авдеевич: а грудной жабой вы, случаем, не страдаете?
— Н-не д-дум-маю, — опешил столичный посланник.
— А думать вам, милостивый государь, и не требуется. Просто приходите завтра ко мне в лазарет на осмотр, вот и узнаем.
— Ну, если вы так считаете…
— А вы разве другого мнения? Да у вас лишнего веса пуда два, не меньше!
— Простите, но ведь мы с вами примерно одной комплекции…
— А это, скажу я вам, никакого значения не имеет. Вот представьте себе, сударь, разразилась самая, что ни на есть природная катаклизма: дождь проливной, ветер свирепствует, а по лужам идут двое. У них ни зонтов, ни калош, ни какой-нибудь приличной непромокаемой одежонки. А путь-то долгий. Вот наконец пришли они домой. Оба чайком горяченьким да малиновым вареньицем побаловались. Легли спать. Наутро один здоров-здоровехонек и снова на службу отправился, а другой «кхе-кхе» — кашляет, чихает, и ничто ему уже помочь не может. Так болезный и упокоился навеки. А почему? Да потому, что у всякого организма собственная надобность имеется. Что одному во благо, то другому во вред. Может, его не чаем, а водочкой поить надо было? А? Кто знает? Habent mortalia casum, — подняв вверх указательный палец с отбитым черным ногтем, назидательно выговорил полковой лекарь и тут же перевел: — «Все преходящее подвержено случайностям». Ну да ладно, позвольте, господа, откланяться. — Доктор вышел, спешно раскрывая на улице зонт.
— Тоже мне философ нашелся, развел тут антимонию… Ходит, ходит, а толку никакого, — раздосадованно выговорил Игнатьев и, поймав на себе вопросительный взгляд гостя, пояснил: — Недели две назад просыпаюсь среди ночи, смотрю, а супруга вся в слезах. «Слышу, — говорит, — голоса заупокойные. Зовут они меня к себе… Умру я скоро… Ты уж ребеночка нашего воспитай, да не забудь мне показать — на могилку мою его принеси». С тех пор каждая ночь для нее — мука мученическая. Да и доктор уврачевать ее никак не может. Вот и сейчас — плачет, насилу успокоил. Сегодня вечером пожалует наш главный лекарь — доктор Краузе. Надеюсь, он поможет. Даст бог, все сладится.
— А капелек успокоительных не давали? — участливо поинтересовался Самоваров.
— Чего только не пробовали! И «адский камень» прикладывали, и бобковой мазью натирали; цветочные отвары, эликсиры, снадобья всяческие, даже старуху вещунью приводили, а все без пользы! Единственно и осталось, что молиться… А вот и она.
— Добрый вечер, Иван Авдеевич, ну и каковы же первые впечатления о нашем захолустье? — слегка улыбаясь, проговорила хозяйка. Ее бледное лицо казалось утомленным и немного обеспокоенным, а налитые красной усталостью глаза хранили печаль недавно выплаканных слез. Но в грустном облике этой изящной женщины присутствовала чистая, свойственная только роженицам святая красота, надежно упрятанная в балахоноподобное платье.
— Откровенно говоря, Агриппина Федоровна, я видывал места и похуже. А здесь и boulevard, и даже ресторация имеется…
— К сожалению, вы перечислили исчерпывающий перечень увеселительных заведений. Правда, наши лихие офицеры от скуки забавляются еще и дуэлями, а в перерывах между ними — преферанс, винт и фараон, — горько вздохнула Агриппина.
— О, я вижу, ты неплохо разбираешься в картах! — по-доброму сыронизировал Игнатьев.
— Вы слышите, слышите, кто-то стучит в стену! — испуганно выговорила женщина белыми как мел губами.
— Успокойся, дорогая, это мастера отделывают комнату для нашего малыша. Прикажи лучше на стол накрывать — скоро гости заявятся, — пытался отвлечь супругу от грустных мыслей полковник.
— Ну а я, пока есть немного времени, с вашего позволения, поднимусь наверх.
— Отдохните хоть немного, Иван Авдеевич. А то с дороги и сразу в Интендантство отправились…
— Служба-с.
Самоваров поднялся в комнату, зажег свечу и устало плюхнулся на кровать. Прислонившись к настенному коврику — подобию дешевого гобелена, изображавшего полногрудых пастушек, трубадуров и сказочных птиц, он прикрыл глаза. Ему всегда так лучше думалось. От накопившейся за день усталости бешено стучало в висках, но пренебрегать возможностью новых знакомств тоже не следовало. «Для первого дня новостей предостаточно. К тому же выясняется неожиданная подробность: в то самое время, когда в соляной склад заносили сундуки с золотом, одновременно на подводы грузили умерших. А что, если взглянуть на пропажу с другого боку и представить, что ключ, имевшийся на связке у полковника Карпинского, никто не трогал, а просто подменили сундук? Допустим, его поменяли местами с другим, спрятанным среди гробов, накрытых парусиной? Наверняка охрана, увидев приближение облитых известью холерных дрог, разбежалась как пуганые зайцы, опасаясь заразиться этой страшной болезнью. То, что они на время бросили без присмотра груз, весьма вероятно, да только в этом теперь никто не признается, включая самого начальника обоза. А ночью, при тусклом свете факелов и близости лазаретных подвод, заменить сундуки было совсем не сложно. С такой работой весьма легко могут справиться два человека. Но ведь тогда получается, что сундук-двойник должен был иметь две фальшивые печати? Ну да, их смастерили заранее при помощи гипса. В таком случае все выглядит логично: солдаты приняли набитый камнями сундук за настоящий, снесли его в хранилище, а утром он был опломбирован уже в третий раз. И обоз тронулся. Теперь понятно, почему не имеется следов проникновения в склад. Что ж, пока это единственный способ объяснить случившееся… Вот так-то! Но кто же эти двое? Возможно, служащие лазарета или те, кто выдавал себя за них…»
Ветер усилился и принес с собою мелкий, но настырный дождь. Косая капельная дробь барабанила по стеклу и резному деревянному подоконнику, выбивая замысловатый ритмический рисунок. Молодая дубовая ветка словно привидение стучала в оконницу, будто испрашивая разрешения войти. Недовольно зашипел фитиль, и тусклый, скачущий неровными языками огонь стал выхватывать из полумрака причудливые тени предметов, придавая знакомым очертаниям зловещий облик. Близость скорой невидимой опасности на мгновение овладела Самоваровым, но тотчас отпустила, оставив едва заметный горький след в душе. «Вот уж точно по дому затосковал, — подумал Иван Авдеевич. — Да и немудрено, почитай, две недели Анечку, Танечку и маленького проказника Алешку не видел; Наталья одна… скучает, наверное».
Снизу послышались незнакомые голоса, и надворный советник, поправив отложные петлицы на форменном фраке, спустился в гостиную. Ему навстречу вышел полковник, уже успевший переодеться в военный мундир. Став вполоборота к Ивану Авдеевичу, он проговорил:
— Позвольте представить — Иван Авдеевич Самоваров, прошу любить и жаловать, инспектор Провиантмейстерской комиссии при Главном штабе. Прибыл из столицы ревизовать наше гарнизонное хозяйство.
Иван Авдеевич поочередно склонял голову и подходил к каждой семейной паре, в то время как полковник представлял гостей:
— Латыгин Харитон Поликарпович, обер-комиссар, с супругой Марией Антоновной.