Кошмар в августе

— У Юлии в школе были подруги?
Даша с трудом сдержала улыбку. Судя по всему, характер у Паэгле не слишком изменился.
— Юрий Иванович... Юра, у меня к вам предложение.
— Какое?
— У Юли вывелись мальки, их много, и, как я поняла, это ценная рыба.
Она намеренно пошла по тому же пути, что и с Истоминым, во-первых, из-за нехватки времени на новую версию, а кроме того, хотелось понять, где же она все-таки ошиблась.
— Ценная, не то слово, — доцент немедленно погрустнел. — Но то, что она добилась потомства, — это просто феерично, я бы сказал — непостижимо! Поверьте, она еще поедет в Осло.
— В Осло? — Даше показалось, что она потеряла нить разговора. — Простите, я, наверное, прослушала, а что там? Тоже выставка?
— Там дают премии, золотце мое, Нобелевские премии. Уж если кто туда и поедет, так именно Юлечка, поверьте мне.
Странно, но доцент признавал превосходство Паэгле с легкостью, совершенно не свойственной людям склочным и завистливым. Впервые Даша усомнилась в способности Паэгле правильно оценивать людей. Однако, повинуясь азарту, продолжила загонять Пантелеева в ловушку.
— Так вот, о рыбах. — Она постучала ногтями по столу, привлекая внимание. — Мальков очень много, и думаю, что смогу незаметно взять пять-шесть штук. Если у вас есть интерес... Понимаете, мне нужны деньги. — Она потупила взор.
— Понимаю, прелесть моя, понимаю. — Круглолицый доцент, казалось, все еще думает о чем-то своем. — Что ж, почему бы и нет. Я могу заплатить вам весьма и весьма, — он выразительно потер пальцами, — приличную сумму, но не за рыб, мое золотце, не за рыб... Мне потребуется от вас одна маленькая услуга.
Даша нервно вскинула голову. Пантелеев теперь смотрел ей прямо в глаза, и взгляд его настораживал. Она вспомнила Валикбеева, в голове невольно зароились мысли определенного рода. Господи, но этот-то куда?!
И, словно подтверждая худшие опасения, доцент Пантелеев перегнулся через стол.
— Дашенька, сладенькая моя, — страстно прошептал он, — помогите мне.
— Но... чем?
— Мне нужны Юлины тетради.
— Тетради? — Даша растерялась. — Какие еще тетради?
— Выкладки, записи, не важно, мне нужные ее научные дневники. Она ведь работает дома? Она пишет? — И он снова принялся цеплять ее своими кучерявыми пальчиками.
— Не знаю. Я не заглядываю в ее кабинет. — Даша стряхивала доцента с рукава, как зарвавшегося таракана. — Откуда мне знать, чем она там занимается?
— Но ведь вы можете к ней заглянуть?
— Сомневаюсь. Как я это объясню?
— Вы же подруги! Поговорите по душам, поинтересуйтесь ее работой... Вас она не заподозрит, вы же не биолог, — продолжал увещевать доцент.
— Именно поэтому я и не смогу поговорить! — Даша начала злиться. — Я совершенно ничего не понимаю в биологии. — Она помолчала и на всякий случай добавила: — А также в зоологии и ботанике.
— Ну зачем вы на себя наговариваете? — Настырный доцент погрозил пальцем. — Вы, Дашенька, такая умница — это я вижу по вашим прелестным глазкам. Только та толстая дура ни черта ни в чем не понимала, ну а вы... — он сделал широкий жест. — Господи, да зачем я вам все это объясняю! У вас же университетское образование, вы можете вести беседы на любом уровне.
— На любом уровне, но не на все темы. — Даша не знала, как остановить собеседника. Его противный фальцет шилом впивался в мозг. Она уже не понимала и половины того, что он говорит. — В сотый раз повторяю — я не биолог, я искусствовед. Скорее Юлии есть о чем со мной говорить, а не наоборот.
— Ну хорошо, тогда просто скопируйте для меня все, что найдете. У Юлии Сергеевны все записи хранятся в одном месте, перепишите их, и я вас озолочу.
Предложение Пантелеева было настолько неожиданным, непрогнозируемым, что Даша не знала, как ей вести себя дальше. Хотя, может, записи — это только предлог?
— А сами вы не хотите этим заняться? — бросила она пробный камень. — Можем договориться. Я впущу вас в дом, а там ищите сами...
— Но я же не знаком с квартирой, — расстроился доцент. — У меня это займет несколько суток.
 
— Понятно, — пробормотала Даша, мысленно вычеркивая Пантелеева из списка подозреваемых. Доценту рыбы до лампочки. — Сколько?
— Что?
— Сколько вы хотите мне предложить денег?
— Ах, вот вы о чем... Сто, двести долларов — сколько хотите!
— Да вы что, издеваетесь? — На этот раз Даша возмутилась вполне искренне. — Вы принуждаете меня к краже и предлагаете каких-то сто долларов? Это знаете ли...
— Но вы рыб тоже хотели украсть, — нагло заметил Пантелеев.
— Сравнили! Практически шпионаж и какие-то мальки, которые, может, и сами загнутся. Кроме того, за рыб я больше получу. — Она схватила бокал и допила одним глотком. — Пожалуй, я пойду. Простите, что отвлекла вас от работы...
— Хорошо. А сколько вы хотите? — Голос стал дребезжаще-неприятным.
— Минимум тысячу. А то и две. Долларов, разумеется. — Назвав первую пришедшую в голову сумму, Даша тут же испугалась — что, если тот сразу согласится?
Но доцент ее выручил:
— Две тысячи! — Пантелеев схватился за сердце. — Золотце мое, да за такие деньги... — Он замахал рукой, подзывая официанта. — Счет, пожалуйста, раздельный.
  
2
 
Двери вагона метро закрылись, и Даша вздохнула с облегчением. Сто рублей, заплаченные ею за вино, свидетельствовали о том, что Юрий Иванович — мелкий гаденыш, но никак не человек с размахом. Все, что ему надо, — это слямзить открытие, до которого сам никогда не дотумкает. Козел старый. Она невольно отерла руку о штанину. Но только получается, что рыбы ему совершенно не нужны. Ни живые, ни мертвые — это точно.
Пройдя в самый конец полупустого вагона, Даша упала на сиденье и, устроившись поудобнее, попыталась сосредоточиться. Если Пантелеева исключать, то получается — рыб отравил кто-то из директоров. Хотя, положа руку на сердце, директор зоомагазина тоже, скорее всего, ни при чем. Рыб он хотел купить, а не убить... Выходит, убийца — директор Юлькиного института, он единственный, кто пытался попасть в квартиру в отсутствие хозяйки.
Вагон внезапно вынырнул из духоты темного тоннеля и поплыл по мосту над Москва-рекой. Вид открывался потрясающий: широкую излучину реки заливало солнце, Воробьевы горы утопали в зелени. Даша невольно залюбовалась, она редко видела эти склоны зелеными — учебный год приходился на ненастное время года, а летом замученные зубрежкой студенты приходили к смотровой площадке, как правило, с единственной целью: целоваться и отмаливать учебные грехи перед летней сессией в местной церкви, прося ниспослать чудо.
Н-да, чудо ей и сейчас бы не повредило...
Под равномерный гул покачивающегося вагона Даша пыталась понять, какую такую выгоду мог получить доктор медицинских наук от гибели всего поголовья рыб своей подчиненной. (Не считая, конечно, мести за уязвленное мужское самолюбие.) Она прикидывала так и эдак, но мысль постоянно соскальзывала в сторону, возвращая к недавней встрече с похотливым доцентом. Ей казалось, что она что-то упустила в их разговоре, какая-то мелкая деталь назойливо цепляла, не давая сосредоточиться. «Да ну, ерунда», — отмахнулась она от собственных мыслей. Думать надо о другом, о том, что преступление фактически раскрыто и виновным является Валикбеев. Правда, неясен мотив, да и уверенности стопроцентной нет, но как бы то ни было — завтра возвращается Юлька, она быстро излагает ей факты, и пусть та сама решает, что дальше: посчитает нужным — выплатит гонорар, нет — значит нет. На то, чтобы собрать сумку и добраться до аэропорта, ей понадобится чуть больше часа. И в будущем за такие дела она не берется.
 
С грохотом поезд ворвался в тоннель. Даша на секунду невольно зажмурилась. Когда она открыла глаза, в вагонном окне вместо залитой солнцем реки, отражаясь, бледно-серыми тенями покачивались усталые пассажиры. Полная женщина, отключившись от внешнего мира, бессмысленно таращилась в абстрактную точку, находящуюся за пределами стекла, а может, и всей Вселенной.