Закон Мерфи в СССР (СИ)
— Мне дурно! — сказал вдруг страж порядка и паладин закона, побледнел и обрушился мне на руки без чувств.
— Кур-р-р-рва! — только и смог сказать я, ибо ничего более подходящего моменту в голову не пришло.
Глава 21, в которой тучи сгущаются
Что делать и кто виноват? Вот извечные вопросы, возникающие в человеческой голове после того, как дерьмо уже случилось. Положим, со второй частью вопроса всё было ясно: виноват некто Герман Викторович Белозор! Как гласит третий закон Ньютона, "действию всегда есть равное и противоположное противодействие", а наворотил я немало — вот и получил.
А по вопросу "что делать?" решение я нашел тоже довольно быстро: сбежать к черту! Чего мне тут высиживать, в компании шести душегубов и одного слабохарактерного милиционера? Бить их по кумполу, чтобы не сбежали, всех по очереди? Не-не-не! Я напаковал в рюкзак всего самого необходимого, включая все деньги, документы, фотоаппарат, диктофон и оружие, запер дверь и усвистал прочь.
Безответственность и инфантилизм? О да, и еще какие!
"Прочь" — это означало к одинокому телефону-автомату, до которого было минут пять быстрым шагом. В душе моей боролись противоречивые чувства. С одной стороны оптимизм вопил: "Ай да Гера, ай да сукин сын! Из такого дерьма выпутался!" С другой — пессимизм мрачно бубнил о последствиях и неминуемом продолжении истории.
— ... Петра Петровича можно? Нет? А Антона Шевченко? Белозор просит, да..
Привалов реально пропадал где-то, уже который день. Вообще, если задуматься — в Минске что-то происходило. И это что-то никак не было связано ни с "пробегами", ни с пожарами на Сельхозпоселке. Вот и участковый пришел — молоденький, чуть ли не вчера назначенный! А где же тот матерый усатый дядька, от одного появления которого бабульки начинали мелко вибрировать, а шпана — делать бледный вид? Да и постовых, и патрульных в городе как-то я почти не видал...
— Да! — крикнул в трубку Тоха. — Что там у тебя, Белозор?
— Говорю коротко и по-существу: у меня в квартире, по адресу такому-то, лежит.... Раз, два... Два фарцовщика. Три, четыре, пять — три бандита из "седых", шесть — один Эрнест, московский наркоман, и семь — один ваш, участковый, ему дурно стало, я тут ни при чем. Все, кроме участкового, связаны и имеют травмы разной степени тяжести. Нужна скорая, а может даже две. Все эти товарищи почему-то одновременно решили меня уничтожить, но я итоге — победили друг друга. Ну и я помог слегка, да... Оно так случайно вышло в общем, я не виноват! Пистолет Марголина, с которым Эрнест приперся, я положил в мусорное ведро, чтобы сразу не нашли.
— Погоди, Белозор, что ты вообще такое несешь? — изумлению Шевченки не было предела. — Какие бандиты? Какая фарца?
— В квартире. Семь человек. Один из них — участковый, остальные — преступники. Делайте с этим что хотите, ключ под ковриком. Не ломайте двери, пожалуйста, хотя они меня сегодня и бесят. Простите ребята, я не специально — так совпало! — я повесил трубку и огляделся.
Никого! Никто не приглашал меня вежливо сесть в машину и проехать для дачи показаний, никто не терся вокруг... Это что агенты-инквизиторы САМ меня сегодня не пасли, получается? Да что ж творится-то такое?
Следующим пунктом моего маршрута была "Почта. Телефон. Телеграф". Да-да, я решил отправить телеграмму. Кому? Тасе, на дачу, в Узборье! Я и так здорово рисковал, подвергая их опасности, когда по скудоумию своему впрягся в дело с "седыми", а сейчас и вовсе всё пошло к черту...
— Девушка, "молнию" пожалуйста! Да-да! — телефона на даче не было, а "молнию" теоретически доставляли в течение сорока минут — и это мне подходило.
Я нацарапал на бланке "КВАРТИРУ НИ НОГОЙ ОСТОРОЖНО ПАРУ ДНЕЙ ОБЪЯСНЮ", написал адрес дачи и протянул деньги.
— В Узборье. Доставят скоро?
— Узборье? — женщинка за стойкой сморщила нос и фыркнула. — Платите — доставят в течение часа. Мы — почта, а не блошиный рынок!
И чего она прицепилась? Ну да, наверное для нее это выглядело странно: не дальний свет, можно и на автобусе проехать... Ну и плевать! Пусть цепляется, и говорит что угодно. Что мне Гекуба? Что я Гекубе? Главное чтобы Тася не поехала на Зеленый Луг любимую сковородку забирать.
Таким образом успокоив себя, я вышел из почтамта и побрел к остановке. Нужно было сделать еще кое-что: выполнить обещание, данное Поводу. Надеяться на то, что арест Сережи и его друзей останется вещью в себе — не стоило. Последствия будут, это как пить дать... К тому же — мне нужно было где-то укрыться и переждать бурю. Привалов убьет меня если увидит! Потому — идея хотя бы до следующего утра пересидеть в укромном месте показалась мне вполне рациональной.
Старик Повод был не самым лучшим вариантом — но и не самым худшим.
* * *
Пробираясь по железнодорожным путям в сторону СПП-17, мимо бесконечных стройплощадок, ржавых вагонов и штабелей с рельсами и шпалами, я пытался понять: что же меня так напрягает в окружающей действительности? Казалось, сегодня весь Минск — столичный, в целом благополучный, мирный город как будто замер. Вдохнул — и не выдыхает.
Лица людей были напряженными, взгляды — колючими, раздражение накапливалось — но не выплескивалось наружу. Я ощущал это на улицах, в автобусе, в магазине, куда зашел прикупить съестного... Да, чуть чаще чем обычно слышались сирены милицейских машин и "неотложек", и, кажется, чуть больше военных вдруг решило прогуляться по Минску. И тот факт что я, журналист газеты, которая на постоянной основе входила в топ-3 советских изданий, совсем ничего не знал о происходящем говорил о том, что события происходят весьма зловещие. Война? Эпидемия? Теракт?
Минчане, по всей видимости, тоже были растеряны — они чувствовали беду, но не могли понять, откуда именно она может нагрянуть, что конкретно происходит здесь и сейчас?
Погруженный в мрачные мысли я брел вдоль неиспользуемой, ржавой железнодорожной ветки к убежищу Повода. Ботинки чавкали по грязи, обильно присыпанной мокрым снегом из плотных низких туч. Поддувал влажный холодный ветер, глумясь над моими попытками спрятать башку под капюшоном "Аляски". Шапку нужно было надевать!
Внезапно сквозь грохот проходящих составов, шум строительных работ и гудение ветра в проводах я услышал громкий, захлебывающийся злостью собачий лай, и резкие, командные выкрики. Что за нахрен?
Инстинктивно дернувшись за штабель из бетонных шпал, я подобрался чуть ближе к источнику шума и замер в ужасе. Картина, представшая моим глазам была самой жуткой из всех, что может привидиться полешуку-белорусу. Хуже, разве что, только обгорелые остовы-трубы печей на пепелище сожженной деревни.
...Цепочка людей в форме, с автоматами наперевес. Рвущиеся с поводков овчарки. Напуганные люди, которых тентованных кузовов грузовиков переправляют в открытые двери вагонов. Мужчины, женщины, дети. Кузов пустеет — и тут же подъезжает новая машина. И снова людей поглощает длинный железнодорожный состав, они пропадают в его нутре. Поезд оцеплен милиционерами и солдатами, сбежать — невозможно, да никто и не пытается.
Я не удержался: вытащил фотоаппарат и сделал несколько снимков. И это помогло мне выдохнуть на секунду абстрагироваться и понять, что же именно я вижу?
Кого-то били, подгоняли, обращались жестоко? Нет. Напротив — женщинам сотрудники милиции подавали руку, слабым и возрастным помогали спуститься из кузова и подняться в вагон. Детей военные и милиционеры при необходимости принимали на руки с борта автомашин и опускали на землю и подсаживали в вагоны — аккуратно, бережно.
Они походили на будущих узников концлагеря? Отнюдь! Вещей у этих странных пассажиров с собой было довольно много: чемоданы и баулы нёс каждый. Никаких следов побоев или ограбления перед пересылкой. Вполне здоровый, упитанный вид у невольных пассажиров. Лица — растерянные и испуганные, но это и понятно! В такой ситуации кто угодно растеряется и испугается!