Закон Мерфи в СССР (СИ)
— И что — теперь прогнуться?
— А ты бы не прогнулся?
— Я бы или бился до конца, или свалил к черту из города. Казанский этот — дурной на всю голову, с ним дела иметь нельзя. Ну, если он к нам в Сухарево сунется, мы сами его с пацанами прищемим...
— А прищемилка не развяжется?
— Сейчас в ринг выйдем — посмотришь что и у кого развяжется...
Чуйка просто вопила: это что-то близкое, очень близкое к тому, что я ищу! "Фарца", "Казанский", "седых" — это фиксировалось где-то на подкорке, пока по плечу меня вдруг кто-то не хлопнул:
— Товарищ Белозор? Неужели! Какая удача! А мне как раз спарринговать не с кем, Пал Палыч по городу носится как подстреленный, а Сенька к жене в роддом поехал! — тон был радостным и громогласным.
Я обернулся, и увидел одного из тех свирепых дядеё-милиционеров, с которыми мы вместе ловили маньяка в прошлом году.
— О, вижу — вспомнили! Шевченко моя фамилия! — коротко стриженный, крепкий, среднего роста сыскарь из УГРО протянул мне руку. — А там Абрам Яковлевич сегодня за дирижера. Пойдемте, товарищ Белозор, будет очень интересно!
— Ну, пойдемте, товарищ Шевченко...
— Можно просто — Тоха, — кивнул он.
— Гера!
— Ох, Гера, намну я тебе бока сегодня! — оскалился Тоха. — Попляшешь ты у меня, за всю вашу журналистскую братию огребешь!
— Не кажы "гоп!" — хмыкнул в ответ я.
Он был чуть ниже меня, и руки — покороче, но постоянные тренировки в отличие от моего беспорядочного и хаотичного образа жизни давали Тохе преимущество. Ну да, за эти дня я немного втянулся, но заняться кардио и силовыми стоило всерьез: белозоровское тело откликалось на приказы мозга не так четко и отзывчиво, как раньше. Спорт, режим и правильное питание — вот чего мне не хватало!
— Ху! — ошеломленно выдохнул я, отскакивая от партнера, который чуть было не пролез в клинч.
Клинчи я не любил — терялся, не хватало координации. Да и у компактного и крепко сбитого сыскаря Тохи в ближней дистанции было бы явное превосходство над длинноруким мной! В уличной драке я, пожалуй врезал бы ему коленом по бейцам, или оттоптал бы ноги, но ринг есть ринг, пусть бокс и дворовой!
Разорвав дистанцию, я приплясывал на месте, удерживая Шевченко на расстоянии редкими выпадами левой руки, а потом улучил момент и сделал глупость: и-р-р-раз! Сменил стойку на правостороннюю одним движением, и отдохнувшей правой рукой принялся обрабатывать его со всей возможной скоростью фехтовальными короткими ударами в голову. Бам-бам-бам-бам! Правосторонняя стойка для правши — дело рискованное. Если противник очухается быстрее, чем я затолкаю его в канаты, если я выбьюсь из сил раньше, чем...
— Ох, ё! — сказал Шевченко. — Закончили!
И поднял вверх руку. Похоже, пару раз я ему всё-таки крепко приложил.
— Четыре двацать восемь! — выкрикнул Брин, игравший роль рефери. — Хороший бой, товарищи. Прошу секретаря записать дату, место и продолжительность поединка в книжки бойцов. Пожали друг другу руки, уступили место следующей паре!
Мы пожали руки и спустились вниз.
— Ты как этот, — пытаясь отдышаться проговорил Шевченко. — Как отбойный молоток. Что это было в конце вообще? Так же вроде как боксеры не работают?
— Импровизация! — откликнулся я.
Мы решили еще немного потягать штангу, и отправились в местный аналог тренажерки. Между подходами Тоха печально проговорил:
— Завтра опять дома не ночуем. Будем этих гадов по городу выслеживать...
— Каких гадов? — навострил уши я.
— Да этих, бегунов зас-с-с-сраных! Побыло тихо годик, так нет — нам сейчас на башку упала эта САМовская эпопея с массовыми аутодафе в торговле, и "бегуны" до кучи... И всё в ноябре! В ноябре дома люди должны сидеть, чай пить!
— Ого! — сказал я. А потом всё-таки решился: — Скажи-ка Тоха, а как Привалов отнесется, если я попрошусь...
Шевченко чуть не уронил штангу себе на грудь:
— Не-е-ет! — сдавленно сказал он. — Нет-нет-нет!
Глава 15, в которой речь идет об особенностях белорусского менталитета и секретах приподнятой атмосферы
— Ты правда приедешь в Дубровицу? Просто гора с плеч! — я стоял в кабинке переговорного пункта и трепался со Стариковым — фотокором из редакции "Маяка". — Обязательно зайди ко мне, есть дело... Очень важное, очень личное и очень нетелефонное!
— Заинтриговал, Женёк, как есть — заинтриговал! Хоть намекни — в чем суть-то? К чему готовиться? У тебя там какие-то серьезные перемены?
— Серьезней некуда! Женился я. Три месяца назад!
— Ого! — вот это была новость так новость. — А на ком?
— Ох, Гера, ты не поверишь! — рассмеялся Стариков совершенно счастливым голосом. — На Машеньке!
— Листья дубовые падают с ясеня... — я отодвинул трубку от уха и посмотрел на нее внимательно, как будто телефонный аппарат мог мне что-то объяснить. — Вот нихера себе так нихера себе!
— Приезжай, всё расскажу! Тут такие перемены, Боже мой... Адрес мой знаешь?
— Как не знать? Ты там же, на Болоте?
— На Болоте. В общем — жду! Сначала в редакцию, потом ко мне.
У меня просто не было другого выхода, хотя очень хотелось заняться "пробегами", тем паче — на выходных в Сельхозпоселке сгорело сразу пять сараев, явно неспроста. Но — Привалов от меня всё время ускользал, а в кабинет к нему вломиться я пока не осмеливался. Еще пристрелит!
Ну и работу основную никто не отменял. Журналистские расследования с беготней, детективом и приключениями — они явление штучное. Если одно в три месяца наклюнется — это, считай, повезло. Так-то в основном — рутина. Но и в рутине есть своя прелесть.
Например — спиртзавод под Дубровицей, в Золтанове. Уникальное место с уникальными людьми. Между прочим — основан аж в тысяча восемьсот Бог знает каком году, помещиком Золтаном! Предприятие — процветающее, туда даже из города на работу люди ездят. Еще раз: из города — в село! Не наоборот.
Поглядеть на такое диво я и должен был. А еще — написать про нового директора со смешной фамилией Михалыч, и про передовиков производства. Поехать хотелось — Родина! И не хотелось: будущая тёща прилетела из Мурманска с девочками, и возвращаться на квартиру с работы было теперь в три раза приятнее:
— К нам плиехал, к нам плиехал Белозолчик да-а-алагой! — пела Аська, когда я заходил в дверь и смешно морщила нос.
— А мы с мамой сделали орешки! Со сгущенкой! — пищала из кухни Васька.
Это кого хочешь заставит торопиться домой и отобъет желание уезжать даже в страну с молочными реками и кисельными берегами.
* * *
Думал — поеду крутить хвосты коровам в Освею, в итоге отправили дегустировать спирт в Дубровицу. Размен — приемлемый, даже более чем! Машина оказалась не наша, корпунктовская, а попутная. Я трясся в "рафике" вместе с какими-то музыкантами из джаз-оркестра "Калейдоскоп", приписанного к Филармонии. Эти прожженые лабухи лет двадцати пяти-тридцати ехали на гастроли Дубровица-Калинковичи-Мозырь, и наперебой спрашивали меня о нравах публики и местных злачных местах, и репетировали, репетировали, репетировали...
Опытный водитель напихал полные уши ваты, чтобы не слушать трубные гласы медного хора. Я же был вынужден страдать: по дурацкой белозоровской привычке меня рубило спать, а делать это рядом с репетирующим оркестром оказалось весьма проблематично. Но своё дело сделали однообразная серая хмарь за окном, подскакивающая на колдобинах машина, джазовая импровизация — джем? — внезапно ставшая колыбельной, тяжелые веки, благодатная тьма...
— В то время как товарищ Белозор спал, пуская слюну из уголка рта на обивку сидения микроавтобуса РАФ-2203, в Минске повторялись события, которые вошли в историю советской организованной преступности как "Казанский феномен", — Каневский сидел на водительском месте, с решительным видом орудуя баранкой и рычагом коробки передач. — А началось всё в 1974 году, когда три друга-подельника: Антип, Джавда и Скряба, организовали подпольный спортзал — "качалку", недалеко от казанского завода "Теплоконтроль". Это было единственное место на районе, куда по вечерам могли прийти подростки. Название группировки происходило то ли от созвучия с заводом, то ли от собранных "на коленке, тяп-ляп" тренажеров для спортзала. Другая версияКодекс банды был достаточно жёстким: не пить алкоголь, не курить, «своих» не бросать. Имелась и униформа, обеспечивающая неплохую защиту от физического урона: шапку-ушанку с завязанными «ушами» и телогрейку.