Закон Мерфи в СССР (СИ)
Когда я вылез, Амаяк Сарумян тоже подступился ко мне, с другого бока, но руками не трогал. Даже рюкзак у меня они не забрали! Это настраивало на оптимистичный лад, и я, повинуясь жестам своих сопровождающих (или конвоиров?) бодро прошел под арку, в темноту открытой двери. Осмотреться времени не было — вверх, вверх по лестнице, в какую-то то ли клетушку, то ли квартирку...
Милиционеры завели меня в темную комнату и усадили на стул — обычный, фанерный. Кроме стула тут были какие-то шкафы с книгами и письменный стол. Сарумян обошел его, включил настольную лампу и направил мне ее в самое лицо:
— Ждите!
И вышел из комнаты. Федоров — тоже.
Ждать и смотреть на горящую лампу? Это что вообще за идея? Никто меня не связывал, так что я развернул стул спинкой к источнику света, сел на него и достал недочитанную "Комсомолку". Там как раз что-то про строительство городов нового типа в Приморском крае писали — вроде как намечалась новая Всесоюзная молодежная стройка? Это явно был выверт уже этой, новой реальности — ни о каких городах нового типа в Приморье я и понятия не имел. Или всё-таки...
...На краю сознания замелькали строчки из какой-то смутно знакомой статьи, явно распечатанной на принтере, с пометками корректоров. И заголовок — "100 лет Союзу Советских Республик", и подписана она моей... МОЕЙ настоящей фамилией! Я, кажется, даже начал различать внутренним взором первые строчки — как обычно лид (первый жирный абзац под заголовком) представлял собой обычную вводную часть о вековой истории, противоречивом этапе становления и роста, великой Победе, послевоенном восстановлении народного хозяйства... А дальше, дальше?..
— Виктор Васильевич, проходите, — произнес за моей спиной голос капитана Федорова. А потом его интонация стала удивленной и злой: — Какого хрена, Белозор?! Ты совсем берега потерял?! А ну, повернись сюда, паяц!
— А на кой хрен? — парировал я. — Ясно же, что вся эта история с темнотой и лампой для того, чтобы я не видел лицо Виктора Васильевича. Так давайте я лучше спиной посижу, зачем мне слепиться? За углом вы меня, как я понял, расстреливать не будете, мне с этими глазами еще жить...
— Черт с ним, пусть сидит! — произнес сердитый усталый голос, наверное, Виктора Васильевича. — Пойдите там с товарищем Сарумяном кофе на кухне попейте, у нас разговор конфиденциальный.
Конфиденциальный? Вона как? Милиционеры тоже были явно раздражены: по крайней мере дверь хлопнула именно с таким настроением.
— Послушайте, Герман Викторович, я очень занятой человек. Но был вынужден сорваться с работы, ехать на встречу с вами... Знаете почему?
— Потому что я мальчик, который тыкает палкой в осиное гнездо, — сказал я. — Осы, конечно, могут очень больно покусать мальчика, даже, теоретически, прикончить его — но гнездо от этого целым не станет.
— Ну вот, приятно иметь дело с умным человеком! — Виктор Васильевич хлопнул ладонями по столу. — Возможно, нам удастся договориться.
Договориться... Кем бы ни был этот Виктор Васильевич — человеком из Мосплодоовощторга, Мосгорсовета или Горкома, или может — еще кто-то, важный и влиятельный, по большому счету нам с ним говорить было не о чем. Только он этого еще не осознал.
— Так, Белозор... Мне нашептали, что у тебя новое расследование в сфере торговли. Сверху нашептали. Советовали приготовиться...
— И вы решили украсть меня с вокзала?
— Пригласить на разговор, Герман Викторович... Торговля — дело тонкое, можно дров наломать...
— Это вы говорите мальчику, который осознанно тыкает палкой в осиное гнездо? — усмехнулся я.
— Мальчики ведь не только тыкать палками в гнезда любят...
— Варенья — десять банок! Печенья — двадцать пачек! Халвы ореховой — полтора килограмма! А сгущённого молока — по двадцать четыре банки в сутки! — немедленно выдвинул я свои требования. — Виктор Васильевич, мы с вами водим какие-то непонятные хороводы друг вокруг друга. Скажите прямо — чего хотите?
— Та-а-ак. Ладно. Белозор, я хочу чтобы вы сказали — под кого копаете? Давайте договоримся как разумные люди: я понимаю, работа у вас такая — бороться за чистоту рядов и подсвечивать перегибы на местах, и вы не по своей инициативе это всё делаете... Но можно ведь найти компромиссы: новоявленный Великий Инквизитор получит свою жертву для аутодафе, вы получите свое расследование и расположение влиятельных людей, и благодарность от меня лично.
— А! Так вы хотите предложить мне козла отпущения? — история Постолаки и его коллеги — директора из "Елизарьевского" внезапно заиграла новыми красками.
— Ну зачем же сразу — "козел"? Преступник, взяточник, нечистый на руку руководитель — найдем подходящего! А может вы и сами его нашли, просто скажите — кто именно, и все вопросы можно будет решить! Будет вам борьба за чистоту рядов!
— Нет, — ответил я.
— То есть как это? — удивился Виктор Васильевич. — В каком смысле — нет?
— Ну вот так вот. Не буду я с вами дела иметь.
— А не боитесь? — голос моего невидимого визави стал угрожающим. — Вы ведь всего лишь человек, Белозор! У всех есть слабости!
— О-о-о, у меня их предостаточно, — взмахнул рукой я. — Проблема в том, что вам нечего мне предложить.
Послышался тяжкий вздох и Виктор Васильевич с каким-то облегчением проговорил:
— Говорите — сколько? Чего вы хотите? Квартиру в Москве? Загранкомандировки? Хотите — редакцию пушкинского "Маяка"? Там вакансия как раз, я организую вас на место главреда. Можно — место в Моссовете, но это через пару лет только.
— У-у-у-у, как всё плохо, — я не мог поверить что так сильно допек их! — Давайте я лучше пойду?
Понять бы еще, кого это — "их"?
— Упрямствуете? Черт с вами, Белозор. Но ходите с оглядкой теперь.
— Угрожаете? — в тон ему проговорил я. — Не боитесь, что я сейчас обернусь и набью вам морду?
-Ну вас к черту! Федоров! Заберите этого чурбана и высадите около Павелецкого, пусть сам добирается куда ему там надо... Значит — война, Белозор? Ну-ну, смотрите. До Бога высоко, до царя далеко!
Запахло табаком — Виктор Васильевич в темном углу закурил. Федоров и Сарумян вывели меня из подъезда.
— Ты это, Белозор... — вдруг неуверенно начал этот двойник известного хоббита. — Не особенно там...
— Да понятно всё, мужики. Работа такая. Может до Белорусского вокзала добросите, ну что вам стоит?
— Не, ну ты берега не путай? Совсем охренел. На метро доедешь!
Черт, не прокатило! Да и ладно. Я и так лимит удачи на сегодня явно исчерпал...
Глава 10, в которой Волков пьет кофейный напиток
По ощущениям, в Москве образца 1980 года откровенных неадекватов было всё-таки поменьше, чем, например, зимой 2022-2023. Что и говорить, наверняка на психику людей будущего повлияла пандемия и сложная общественно-политическая обстановка, но это ведь не повод в обдолбанном виде орать стихи в лицо случайному прохожему, пуская слюни и пуча совершенно невменяемые глаза!
Или, нацепив на себя розовую сутенерскую шубу, щемиться сквозь турникеты в метро в обратную сторону и доказывать доблестным стражам порядка, что тут всё сделано неправильно и выход просто необходим именно в этом месте? Здесь мужчины розовые шубы не носили, и обдолбанными в публичных местах не появлялись. Стихи читали разве что выпимши и то — не очень громко. Говорят, перед Олимпиадой-80 множество асоциальных элементов отправили за 101-й километр — может с этим связана местная видимость адекватности?
Я не выдержал и разулыбался: тут, внутри Садового кольца, 101-й километр означал кару Господню, поражение в правах, наказание. Для меня же наказанием была сама необходимость проводить время в пределах мегаполиса! Ну да — советская Москва была потише, помягче, поприятнее, поскромнее, но... Узкие улочки центра, громады домов, суета, шум, гам, отсутствие горизонта и чувство собственной безнаказанности по причине безликости и неважности любого из людей вокруг — такая обстановка всё равно давила на умы и души местных. Коренных или некоренных — это другой вопрос.