Любовница. Леди и дезертир

После того как были соблюдены формальности, Жаку предъявили обвинение в тайном сговоре. О, чего только не вменяли в вину! Подстрекательство к дезертирству, организация побега и намерение присоединиться к остальным 25 февраля 1814 года, предотвращенное только благодаря бдительности командующего офицера, лейтенанта Джоунса из 73-го пехотного полка, в то время расположенного в Порт Джексон. В настоящий момент Джоунс находился в Индии, но его письменное показание под присягой было сделано одним из его коллег-офицеров. Затем были зачитаны дополнительные обвинения в сопротивлении аресту 1 марта 1815 года в Гринвиче, использовании оружия против гвардейцев, производивших арест.
— Вина налицо. Здесь даже обсуждать нечего, не так ли? — спросил Гор-Вильсон с презрительной усмешкой.
Подполковник Осборн, не глядя на майора, позвал другого офицера, и тот передал ему послужной список Жака. Глядя на лица судей, Жак не мог не испытывать определенной гордости по поводу своего досье. Там были интересные факты.
Осборн собрал документы в ровную стопку и начал допрос:
— В то время когда вы несли службу во Франции, вы были офицером в элитных войсках кирасиров. Вы можете сказать нам, почему вы назвались рядовым солдатом, когда подписали контракт с британской армией?
— Я не добивался продвижения, сэр.
— Вы отказывались от продвижения несколько раз, — резко сказал майор Гор-Вильсон. — У меня здесь есть сведения. Вы не только были посажены в одиночную камеру за это, вы были отправлены на принудительные работы в Ботани Бей в Новом Южном Уэльсе. — Он взял еще один лист бумаги. — Какие причины побудили вас совершить побег из французской армии, находившейся в Испании, и присоединиться к нашей? Помните, мы ждем от вас только правды.
— Причин две, сэр. После битвы у Виктории я оказался военнопленным, без всякой надежды на освобождение. Другого выхода, как перейти к британским силам я не видел. — Жак заметил нахмуренные брови Осборна и гримасу презрения, не сходившую с лица Гop-Вильсона. — Кроме того, я пришел к выводу, что Наполеон Бонапарт не заслуживает того, чтобы его армия или французский народ были ему преданы. После того как император погубил стольких людей в России…
— Вы поменяли мундир и оставили своих солдат на произвол судьбы, потому что имели зуб против Наполеона? — спросил майор Траск.
— Да…
— Ну, хватит! — резко оборвал Жака Гор-Вильсон. — Вы присоединились к британской армии, чтобы просто выбраться из тюрьмы. Присоединились к полукровкам, которые жаждали подойти к французским границам. Мы постоянно получаем приказы от герцога Веллингтонского — никогда не вверять им аванпосты.
На мгновение все замолчали, затем допрос продолжил Осборн:
— Что вы скажете, рядовой Десерней, на обвинение в том, что вы были более чем лояльны к своим соотечественникам?
— Я могу процитировать свою биографию, сэр. Сан-Себастьян. Ронсесваль. Сорарен…
— Сан-Себастьян! — воскликнул Гор-Вильсон. — Чертовски слабое зрелище являли там собою стрелки!
— Ах, — перебил Траск с нотками извинения в голосе, — за исключением рядового Десернея. Мы только что слышали его биографию. Он был с войсками, достигшими Каск Редут. После этого им было доверено принести наверх лестницы, в то время как атакующая сторона пробила брешь в защите. Сделав это, стрелки бросили лестницы вниз и убежали, оставив капрала Мейсона и отряд, выполняющий опасное задание, поднимать их.
— В тяжелейшей ситуации, — вставил Жак.
Осборн поднял брови, но через секунду продолжил без всякого укора:
— Итак, вы остались, помогли установить лестницы и пытались атаковать вместе с отрядом. Отряд потерпел поражение, большинство погибли. Но от Мейсона мы слышали только похвалу в ваш адрес. Это была атака с неравными шансами на победу, и можно считать почти что чудом то, что вы оба выжили. Он вызвался добровольцем вести вторую атаку на следующий день, но результат оказался, столь же плачевным.
— Замечательное проявление мужества, — задумчиво заметил Траск. — Странно, я ожидал, что Мейсон получит продвижение. Но он, кажется, был обойден вниманием.
 
— Возможно, его командующий офицер знал больше о нем, чем знаем мы, — сухо заметил Гор-Вильсон. — А также о рядовом Десернее.
Осборн выпрямился.
— Тогда к делу. Как вы объясните ваши действия двадцать пятого февраля прошлого года на Главной Южной дороге над Сиднейской бухтой?
Жак посмотрел на лица судей — ни одно из них не таило даже тончайшего намека на поддержку.
— Я был прикомандирован к взводу, наблюдавшему за группой людей, работающих на строительстве дороги, это были заключенные — около двадцати человек, в цепях.
— Три стрелка, которые дезертировали, были в вашем взводе? — спросил Траск.
— Да, сэр. В какой-то момент, не знаю точного часа, я попросил разрешения пойти в лес, чтобы облегчиться.
Осборн хмуро улыбнулся.
— И вы отошли на расстояние в сотни ярдов или больше, чтобы сделать это? Довольно необычная деликатность для солдата, не так ли?
— Было очень жарко. Как раз под выступом холма находился источник. Я хотел попить.
— А где были в это время ваши друзья? — настаивал Траск.
Жак, изучая румяное лицо, не мог видеть ничего, кроме упрямого любопытства. Если у него и был союзник за столом, то это был не Траск. И, конечно же, не Гор-Вильсон. Оставалась надежда на Осборна, и Жак сконцентрировал свой взгляд на нем.
— Понятия не имею. — Он сделал глубокий вдох, который был слышен в напряженной тишине. — Когда я вышел из кустов, появились лошадь и наездница. Лошадь испугалась, и я успокоил ее. Леди сначала встревожилась, но я заговорил с ней.
Вспоминая тот момент, Жак снова оказался на знойной поляне с двумя испуганными созданиями перед собой. Он мог видеть их горящие глаза, слышал, как женщина тяжело дышала, чувствовал резкий запах листьев эвкалипта, растоптанных под тяжело ступающими ногами лошади. Ее бледное лицо неясно вырисовывалось над ним, когда он положил свою руку на шею лошади. Он почувствовал резкий толчок в груди, когда их глаза встретились.
— Рядовой Десерней, — снова прозвучал твердый голос Осборна. — Здесь указывается на то, что вы настояли, чтобы леди Гамильтон не ехала дальше. Почему?
Жак ответил с вполне правдоподобной быстротой:
— Склон ниже был очень крутым. В той части Сиднейской бухты песчаник ненадежный; он очень легко крошится. Было бы опасно вести лошадь вниз. Я объяснил это леди Гамильтон. Затем подошел лейтенант Джоунс. Он приказал мне вернуться назад, к дороге, и я повиновался.
— И этим все заканчивается? — вмешался Гор-Вильсон.
— О нет, сэр, отнюдь нет. У нас есть показания рядовых Кусселя и Серву, они оба присягнули, что вы планировали побег, прикрывали их отход, и у вас была лодка, оставленная в определенном месте. Я уверен, вы собирались спуститься вниз и присоединиться к ним, когда лейтенант Джоунс помешал вам. Жаль, что он был недостаточно бдителен, чтобы заметить отсутствие ваших товарищей — он обратил на это внимание лишь полчаса спустя, но мы судим не его. Отрицаете ли вы под присягой, что вы дезертировали?
Слова прозвучали спокойно.
— Я отрицаю.
Гор-Вильсон фыркнул. Траск посмотрел в сторону.
Взгляд Осборна стал жестче.
— Двоих ваших соотечественников арестовали и судили. Они признали свою вину и были расстреляны. Но не раньше, чем они оговорили вас. Вы утверждаете, что ничего не знали об этом. В таком случае почему же они солгали?
— Они надеялись на помилование, сэр, и пытались возложить вину на меня. — Жак не мог сдержать кривой усмешки. — В конце концов, что им было терять? Я был далеко. Они защищали свои жизни.
— Они заплатили точно такую же цену и не отклонили обвинение. Это вы свидетельствуете против них! Рядовой Десерней, какое оправдание вы можете предоставить нам, чтобы мы вам поверили?
Горечь неожиданно стала такой явственной, что он мог почувствовать ее вкус. Он выпрямился во весь рост, весь напрягся, стиснул зубы, чтобы ярость не овладела им, и затем громко произнес: