Сергей Павлович Королев
Самолет чуть накренился и стал описывать большой круг. Внизу огромной подковой обозначилась Одесса. Сергей увидел порт и корабли у причалов. Потемкинскую лестницу, многогранник оперного театра, разбегающиеся во все концы и пересекающиеся улицы… Потом поплыла земная пестрядь — черные сгустки деревьев, желтые пятна песка, зеленая холстина полей и красные крыши домов…
«Лечу! — подумал Сергей. — Первый раз в жизни…»
Сердце колотилось. Не от страха — от упоительного чувства высоты.
— Ну как? — спросил взглядом Шляпников.
Сергей улыбнулся и прокричал:
— Здорово! Я дом свой видел!..
Самолет еще раз накренился, теперь уже резче и круче. Сергею показалось, что земля пошла кругом, он крепче вцепился руками в сиденье и осторожно глянул вниз. Гидроплан летел вдоль берега, оставив город позади. Внизу на отмели Сергей увидел маленькую синюю лодочку. Подумал: наверное, какой-то мальчишка забыл на песке свою игрушку. Но рядом с первой лодкой разглядел вторую и третью и понял, что они настоящие, что это земля возвращает высоту, украденную морем. А потом снова пошла покачивающаяся изумрудность воды с белыми кудряшками где-то вдалеке.
— Лечу! — упивался полетом Сергей. — Лечу!
Шляпникову было понятно возбужденное состояние новичка, восторг в его широко раскрытых глазах, растерянная улыбка.
— Хочешь сам попробовать? — прокричал он в лицо Сергею, кивнув на штурвал.
Сергей не поверил в серьезность предложения и отвернулся. Шляпников тронул его за плечо:
— Возьми штурвал, попробуй! Только плавно, чуть-чуть…
Сергей тронул управление, хранившее тепло рук Шляпникова. Штурвал повело вперед, а самолет клюнул носом и скользнул вниз. Шляпников помог выровнять машину и жестом показал: «Не дергай, плавно надо, чуть-чуть». Потом он глянул на пристегнутый к ноге альтметр и прокричал:
— Сейчас тысяча метров, эту высоту и держи!
Сергей кивнул:
— Понял!
Шляпников следил за каждым движением его рук и ног. Парень старался справиться с самолетом, и это ему удавалось. Выглядел он совсем мальчишкой: короткая стрижка, только надо лбом всклокоченный упрямый чуб, роста среднего, худой, угловатый, с тонкими, казалось, еще не окрепшими руками. И лишь глаза, выразительные, искрящиеся, говорили о присутствии воли, упорства, уверенности в своих силах.
— На первый раз хватит. — Шляпников взял штурвал и легким, едва уловимым движением заставил самолет выровняться, потом убавил обороты мотора и повел машину на посадку…
Домой Сергей вернулся, когда стемнело. Не шел — летел. Узкие затаенные улочки казались проспектом будущего. Тонкий серп народившейся луны устремил «рожки» вверх, обещая хорошую погоду. И как все изменилось вокруг, обретя новый смысл, новые краски! Звучит в памяти музыка работающего мотора. Звучит в душе. Ветерок вечерний тоже поет ее. Весело подмигивают звезды. Окна домов улыбаются. По улице спешит счастливый человек и тоже улыбается…
«Очень хорошо сейчас тебе, Сергей. Сейчас? Верится, так будет всегда. Этот полет — как магистраль твоей жизни. Будут еще встречи с небом, более долгие и более частые. Будут! Ты этого хочешь, ты к этому стремишься…»
Мария Николаевна, узнав о полетах сына, встревожилась, плакала, уговаривала быть благоразумным. Иначе отнесся к этому Баландин. Он успокаивал жену, говорил, что Сережа повзрослел, поступки свои обдумывает, ничего не делает сгоряча, но его надо убедить, что нельзя запускать учебу, что утраченное сейчас отзовется потом в будущей его жизни.
Учился Сергей охотно. Занятия с родителями и упорная самостоятельная учеба помогли ему экстерном сдать экзамены за шесть классов гимназии и поступить в предвыпускной класс Одесской строительной профессиональной школы № 1.
«Сергей Королев… — вспоминает его соученица Лидия Александровна Александрова. — В памяти сразу встает энергичный кареглазый юноша, строительная профшкола, двадцатые годы… Наша юность совпала с юностью Страны Советов, поднимавшейся из разрухи. Трудное было время. Летом 1920 года на юге Украины царила разруха, свирепствовала эпидемия холеры. А для нас, 16—20-летних, мир был прекрасен — впереди мы видели большое будущее! И нас ничуть не огорчало, что мы плохо одеты и обуты — в родительских обносках и в деревяшках на ногах. Да и постоянное ощущение голода не портило нашего настроения. Ведь главным для большинства из нас было то, что мы учились, и учились запоем, с жадностью, со страстью, с желанием сделать каждую свою работу как можно лучше, полнее, красивее… Учился Сережа хорошо. Но никому не приходило в голову, что этот несколько замкнутый, симпатичный юноша будет, как говорится, с неба звезды хватать. Были у нас ребята с более ярко выраженными способностями. Но иногда в классе случались чрезвычайные происшествия вроде невыученного раздела физики или математики, вдруг оказывалось, что один Королев отлично знает и может ответить на злосчастный вопрос. Был случай на уроке, когда после целого частокола двоек, выставленных в журнале доброй половине класса, Королев вышел к доске и отлично изложил принципиальную схему работы телефона, изящно вычертив ее на доске…»
Бурная энергия незаурядного юноши искала выхода в делах. Ему хотелось многое успеть и многое узнать. Он становится активным участником сразу нескольких кружков, которые открываются в стройпрофшколе. После основных уроков занимается математикой и астрономией, ходит в гимнастическую и боксерскую секции спортклуба «Сокол», увлекается моделизмом. Ему попадается книжка, в которой рассказывается о проекте реактивного летательного аппарата Н. И. Кибальчича, и он прочитывает ее на одном дыхании.
Весной 1923 года Сергей успешно сдает экзамены и переводится в последний класс стройпрофшколы. С началом каникул он все дни проводит в гидроавиаотряде, участвует в полетах в качестве механика и пробует себя на новом поприще — занимается пропагандой авиационных знаний в качестве лектора.
В записных книжках А. П. Чехова есть такие строки: «Если хочешь стать оптимистом и понять жизнь, перестань верить тому, что говорят и пишут, а наблюдай сам и вникай». Наблюдай и вникай. Сам! Королев сердцем принял эту истину. Понял, что только знание предмета, глубокое и разностороннее, дает право рассказывать что-то другим, призывать, агитировать, вести за собой.
Однажды прочитал в авиационном журнале короткую заметку: «Германское общество воздухоплавания опубликовало данные о несчастных случаях при полетах. В 1908 г. на каждые 16 км полета приходилась одна катастрофа. В 1910 г. несчастный случай со смертельным исходом приходился один на 33 км полета…» Подумал: «Неужели все это так опасно и мрачно? Ведь в отряде летали много и ни с кем ничего не случалось. Значит, дело в конструкции самолета и мотора, в их надежности».
В том же году, летом, он вступает в Общество авиации и воздухоплавания Украины и Крыма (ОАВУК) и начинает изучать авиационную и научно-техническую литературу. Работа в Обществе стала не просто вехой в его самообразовании и самоутверждении, она повлияла на выбор им дальнейшего пути. Ибо здесь мечта и устремления соприкоснулись с чем-то материальным, идеи обретали конкретику, модели обещали стать реальными конструкциями для настоящих полетов.
Матери и отчиму говорил: «Мне там очень интересно» и рассказывал о своих новых делах. Он восхищался библиотекой Общества. Каких там только не было книг! Его, Сергея, еще не было на свете, а вот эти книги уже были изданы. Сколько в них полезных мыслей и сведений! Он брал их домой, читал запоем днем и ночью.
«Когда же он спит?» Просыпаясь среди ночи, а то и под утро, Мария Николаевна видела свет в комнате сына.
— Нельзя так, Сереженька, впереди долгий трудовой день, надо отдыхать.
— Голодный я мама, страшно голодный до книг и знаний. Такое желание, что перечитал бы все книги на свете. Знаю, что этого сделать нельзя, но надо к этому стремиться.
— Но ведь нельзя читать только о технике, — пожимала плечами Мария Николаевна. — Есть множество прекрасных книг, которые культурный, образованный человек просто обязан прочитать. И понять! Это великое наследие. Оно воспитывает, возвышает, учит жизни… Шекспир, Гете, Бальзак, Толстой, Чехов, Достоевский…