Сергей Павлович Королев
На совещании обсуждали программу исследований в условиях, максимально приближенных к реальным Поступали предложения по использованию новых материалов для шестеренок, предлагалось наносить на них специальное покрытие, были и другие варианты. Когда подошла очередь Пеца, он рассказал анекдот.
…В одном городе все завшивели. Собрались ученые мужи, стали обсуждать, намечать разного рода программы — по изучению экологии вшей, созданию хитроумных ловушек, разработке репеллентов и т. д. А ведь надо было всего-то регулярно ходить в баню!
Его «вшивая теория» вызвала единодушное возмущение аудитории. Пуще других бушевал Королев. А предложение было очень простое — поместить двигатель в кожух, уплотнение сделать чисто символическое, с зазорами по осям почти в пару миллиметров, и внутрь положить ватку, пропитанную какой-либо испаряющейся смазкой. Это и создаст требуемый технический вакуум.
Поостыв, Королев снова позвонил Раушенбаху:
— Пришлите мне вашего Пеца, я хочу кое-что уточнить…
В конце концов была принята некоторая комплексная программа по доработке инфракрасной вертикали, и удачный полет со штатной системой ориентации удалось совершить только в 1962 году. В сообщении ТАСС спутник был «спрятан» под названием «Космос-4». Его полет продолжался трое суток, но информационная ценность снимков была оценена по достоинству. Стало ясно, что с помощью космической техники можно вести фотографическую и радиотехническую разведку, обнаруживать с орбиты места расположения радаров противовоздушной, противоракетной и противокосмической обороны на контролируемых из космоса территориях, а также «засекать» пуски баллистических ракет.
Первый ориентируемый спутник проходил в технической документации под кодовым названием «Зенит». Он был оснащен тремя фотокамерами, одним топографическим аппаратом и приборами радиоразведки. Объективы фотоаппаратов с фокусным расстоянием 1 метр обеспечивали разрешающую способность снимков 10–12 метров в полосе фотографирования 180 километров (высота орбиты 200 километров), запас пленки каждого аппарата позволял отснять полторы тысячи кадров, ведя съемку короткими или длинными сериями. Отснятая пленка возвращалась на Землю в спускаемом аппарате (капсуле) вместе с фотоаппаратурой.
Добавив «семерке» третью ступень и получив возможность выводить на орбиту тяжелые спутники, Королев задумал серию унифицированных космических аппаратов: фоторазведчиков «Восток-2», «Восток-4» и пилотируемых — «Восток-1», «Восток-3». Для запуска человека было решено использовать схему неориентированного орбитального полета, а потому от систем, требующих строгой ориентации в течение всего полета, отказались. Управленцы убедили Королева, что для проведения пилотом медико-биологических экспериментов этого достаточно. Для выполнения посадки предлагалось использовать троированную аварийную систему солнечной ориентации (АСО). Готовя систему, разработчики сообразили, что нельзя называть ее «аварийной». Объяснили Королеву: мол, начальство не поймет, слово «аварийная» моментально доведет кое-кого до прединфарктного состояния. Главный счел довод резонным. Слово «аварийная» заменили на «автономная», хотя по сути это была бессмыслица, зато сохранялась привычная аббревиатура — АСО.
Троированная система солнечной ориентации работала по схеме голосования «два их трех»: в качестве истинного сигнала принимался тот, который соответствовал совпадению любых двух. Система работала хорошо, пробный полет корабля-спутника прошел без замечаний, посадка тоже была удачной. И вот тут главный конструктор, обрадованный и воодушевленный, принимает смелое решение: готовит зачетные пуски без доработок. Причин на то было две. Первая: каждая новая мысль проектантов и конструкторов — это не просто новая линия на чертежах или какое-то добавление к схеме, это порой целая цепочка изменений, которые должны быть согласованы со всеми создателями новой техники, включая другие предприятия и заводы. Вторая: решение Королев принимал так, что у всех причастных было ощущение, что оно общее, коллективное. Но так только казалось. На самом деле весь груз ответственности он брал на себя, проявляясь при этом как универсальный инженер, грамотный технолог, конструктор, производственник, экономист и политик.
Итак, проекты были подготовлены на все четыре спутника (срок функционирования фоторазведчиков составлял один месяц, и, в отличие от пилотируемых, они оснащались солнечными батареями), а изготовление началось с «Востока-1» и «Востока-2». Заранее готовился и проект официального сообщения. Текст получался достаточно пространный и содержал примерно следующее: «…В течение многих лет в СССР велись работы по запуску ракет-носителей… Были проведены эксперименты по запуску в космос собак…» и т. д. и т. п. Все в целом были довольны, но Михаил Клавдиевич Тихонравов, один из главных соавторов проекта и поэт в душе, стал категорически возражать: «Нельзя в сообщении о первом полете человека в космос писать о каких-то собаках и обзывать почти сказочный космический корабль „кораблем-спутником № 6“! Надо как-нибудь романтичнее, например, „Восток“…». «Как „Восток“? — последовало испуганное возражение. — Это ведь условный шифр сверхсекретного изделия!» И все же мудрость взяла верх: «Восток» остался «Востоком», а военные фоторазведчики были переименованы в «Зениты».
Однако прежде чем в космос отправился корабль с человеком на борту, Королеву и его соратникам пришлось пережить немало тревог и неудач. «Победы, которые достигаются легко, немного стоят. Только теми из них можно гордиться, которые являются результатом упорной борьбы, — подбадривал Королев и добавил: — Это не я придумал, так говорили мудрые и знающие люди, например Бигер. Вы слышали о Бигере? Почитайте в энциклопедии». Впрочем, бодрость придет потом, а сначала…
Ракета и корабль были тщательно проверены и испытаны в МИКе, потом — на стартовом комплексе. Прошла заправка, выполнены все необходимые операции по установке кабины с животными, Королев прохаживался по бетонным плитам площадки, заложив руки за спину.
— Готовность тридцать минут, — раздалось в динамике громкой связи.
Королев бросил последний взгляд на ракету и направился к бункеру.
— Сергей Павлович, — окликнул его ведущий по кораблю-спутнику инженер О. Г. Ивановский, — разрешите при пуске быть в бункере управления.
Королев с недоумением посмотрел на Ивановского, недовольно передернул плечами и вполголоса процедил:
— Ну что ты с таким вопросом лезешь ко мне? Здесь распоряжаются военные.
— Военные не возражают.
Королев ничего не ответил и сумрачно посмотрел на стартовиков, которые уходили с площадки. Подошел Воскресенский, и оба быстро пошли к бункеру.
В репродукторе звучали подготовительные команды: «Минутная готовность!», «Предварительная», «Главная», «Подъем». Погасли транспаранты на пультах. Голос хронометриста начал отсчет секунд. Ракета пошла. Королев, сидящий за маленьким столиком неподалеку от перископа Воскресенского, провел ладонью по широкому лбу. «Пять секунд… Десять… Двадцать…» Не прошло и минуты, как Воскресенский резким движением повернул перископ сначала влево, потом вправо.
— Авария… Отстала боковушка, — произнес он сквозь зубы.
Королев побледнел, желваки заходили по скулам. Через толщу земли и бетона донеслись глухие взрывы. Королев направился к выходу, но дежурный офицер задержал его. Красная лампочка над массивной дверью предупреждала о запрете. Через пять минут все вышли наверх. В стороне, километрах в трех от стартовой площадки, поднимались черные клубы дыма.
Королев неподвижно смотрел на языки пламени, которые метались в этой черноте. Спазм сдавил сердце. Все, что еще несколько минут назад сулило большие надежды, во что было вложено столько сил, энергии, чему была отдана вся душа, — на глазах у главного конструктора пожирал огонь.
Королев собрал у себя в домике телеметристов, пусковиков и руководителей смежных КБ. Рассматривали ленты регистрации параметров носителя, обсуждали, высказывали предположения. Чаще других звучало слово «случайность». Сергея Павловича оно приводило в состояние нервного шока. Он упрямо крутил головой и резко махал руками: