Невидимые знаки (ЛП)

Она вырвалась из объятий Эстель и бросилась ко мне.
— Правда? Какой?
— Тебе придется подождать и посмотреть, нетерпеливая Пиппи. — Я обхватил ее руками, поднял на руки и понес на улицу.
— Что это? Где? — Она подпрыгивала в моих руках.
Лишний вес и нескоординированное равновесие причиняли боль моим едва зажившим костям. Моя голень была единственной частью, которая чувствовала себя почти обычно. На кости была шишка, но она была крепкой. Моя стопа все еще была покрыта синяками, но, по крайней мере, пястные кости зажили достаточно, чтобы я смог шевелить пальцами ног (не обращая внимания на боль, конечно).
А вот с лодыжкой пришлось повозиться.
Она срослась, но неправильно. Она не была идеально прямой, и сустав, где нога переходит в стопу, был не в норме. Я не сказал Эстель, как это больно, когда что-то сломано — не только временно, но и навсегда.
Я мог ходить, но не бегать. Я мог двигаться, но не летать.
Я был испорченным товаром.
Но, несмотря на боль при каждой нагрузке, я бы ни за какие бриллианты в мире не опустил Пиппу.
Прищурившись от яркого солнечного света, когда я вышел на пляж, я сказал:
— Во-первых, давайте начнем эту вечеринку с шумихи. Что скажешь?
В ответ она шлепнула влажный поцелуй по моей шершавой щеке.
— Я говорю «да»!
На мгновение я не мог пошевелиться. Ее маленькие губы лишили меня всех двигательных функций.
Позади меня раздались шаги: Эстель и Коннор присоединились к нам в жаркое утро.
Эстель была в своем черном бикини (что грозило сделать меня твердым, вспоминая ту ночь, когда я снял его с нее), а Коннор выбрал шорты с бейсболкой. У всех нас были ярко выраженные тазобедренные кости, угловатые ребра и повышенная худоба, вызванная отсутствием жировых запасов.
Но для меня... они были просто прекрасны.
Положив Пиппу на землю, я повернулся к самому большому костру, который когда-либо разводил. Я еще не зажег его, но он был сложен и готов, символизируя начало нового года ее жизни.
Повернувшись к группе, я поднял уже пылающую палку из костровой ямы, которую мы никогда не гасили. Передав ее Пиппе, я сказал:
— Давай, именинница.
Она взяла ее, и на ее лице заплясали язычки пламени. Осторожно она воткнула палку в кучу веток и сучьев, делая то, чему я ее учил, когда имел дело с огнем и опасными вещами.
Она была более ответственной, чем любой ребенок ее возраста.
Она могла сделать новый костер из моих разбитых очков (я учил детей на случай, если со мной и Эстель что-нибудь случится) и умела ловить рыбу лучше любого рыбака. Кроме того, она научилась у Эстель, как лучше пробовать еду и готовить новые блюда, чтобы избежать желудочных осложнений.
Я чертовски горжусь ею.
Всеми ими.
Костер потрескивал и разгорался, жадно превращая дремлющее топливо в тепло и свет.
Эстель подошла ближе, переплетя свои пальцы с моими.
Я слегка зашипел из-за раны на ладони.
Сузив глаза, она подняла наши соединенные руки и вздохнула.
— У тебя кровь.
— Ничего страшного. Просто царапина.
— А сейчас что ты сделал? У тебя всегда течёт кровь.
— Кто течёт?
— Не меняй тему. Как ты сделал эту?
Ее забота лавиной обрушила на меня любовь. Я поцеловал ее.
— Увидишь.
Ее лицо скривилось, как будто она хотела возразить, но затем смягчилась, доверяя мне.
Доверие.
Неосязаемая эмоция, которая не имеет цены или гарантии, но является самой ценной вещью, которую человек может заслужить.
Остаток утра прошел в идиллическом облаке, пока я вел Пиппу по пляжу к песчаным замкам с надписью «С днем рождения», серпантину из морских водорослей на деревьях для украшения и даже куче ракушек с восемью маленькими палочками в качестве праздничного торта и свечами для пожеланий.
На влажном песке я нацарапал добрые пожелания и то, что я хотел, чтобы сбылось для нее. Я подарил ей браслет из лозы, который наспех сделал в качестве одного из ее подарков, а когда мы, наконец, сели завтракать моллюсками и жареными крабами, Пиппа пожаловалась, что у нее болят щеки от улыбки, и продолжала делать мою жизнь полной, объявив, что это был лучший день рождения в ее жизни.
 
Эстель не могла перестать прикасаться ко мне. Ее глаза горели от желания, а верхняя часть бикини не могла скрыть твердые соски.
Она хотела меня.
Я хотел ее.
Наша неудачная связь была забыта.
Сидя под нашим зонтовым деревом, мы все расслабились в тени. Проведя рукой по нагретой солнцем талии Эстель, я крепко обнял ее.
— Сегодня вечером. Как только дети лягут спать, приходи ко мне в бамбуковую рощу.
Она втянула воздух, когда я поцеловал острую линию ее ключицы. Это была моя любимая часть ее тела. Единственная часть ее тела, которая заставляла меня быть таким чертовски твердым. Конечно, я любил ее сиськи и задницу, но было что-то по-женски чувственное в ее ключицах, похожих на крылья под кожей.
Она быстро кивнула, когда Коннор бросил в нашу сторону клешню краба.
— Как ты и сказал... это свидание.
Мой член дернулся в счастливом предвкушении.
— Можешь не сомневаться, это свидание. — Отпустив ее, я сосредоточился на подростке. — Для чего была нужна летающая еда?
Коннор прищурился.
— О, без понятия. За то, что все это сделал для Пип. За то, что ты самый лучший дядя на свете и поднял планку на будущее, когда мне исполнится четырнадцать. Я ожидаю такого же обращения.
Эстель вздрогнула рядом со мной. Я не знал, была ли это гордость за то, что я заслужил титул дяди, или страх, что мы все еще будем здесь, когда ему исполнится четырнадцать. Мы и так пробыли здесь слишком долго. Сколько еще времени пройдет, прежде чем нас найдут?
Усмехнувшись, чтобы отогнать эти мысли (смущенный тем, что они не были так подавлены, как следовало бы), я позвал Пиппу, которая играла с кучей ракушек, из которых я сделал ее праздничный торт.
— Пип. У меня есть для тебя последняя вещь. Хочешь?
Ее медные волосы, освещенные солнечным светом, выглядели прекрасными, как горящий огонь.
— Да.
— Ты уверена?
— Да! Очень, очень уверена. — Она встала передо мной. — Пожалуйста? Пожалуйста, можно мне его получить?
Сглотнув улыбку, я пошутил:
— Не знаю. Ты была хорошей девочкой?
Самой лучшей. Я не мог бы просить большего, даже если бы ты была рождена для меня на заказ.
— Да. По крайней мере... я так думаю.
— Не надо ей этого, Гэл. Есть куда совершенствоваться. — Коннор захихикал, подавившись куском краба.
Он был прав.
Пиппа нахмурилась.
— Замолчи, Ко. Я хорошо себя вела. Правда, Стелли?
Эстель показала на свою грудь.
— Ты спрашиваешь меня? Я думаю, это должен решать Гэл. В конце концов, это у него подарок.
Я не мог перестать смеяться, когда Пиппа обхватила меня за плечи и поцеловала в щеку.
— Пожалуйста, Гэл? Я была хорошей, а если нет, то я буду еще лучше, если ты подаришь мне мой подарок. — Она снова поцеловала меня. — Я обещаю, обещаю, обещаю.
— Хорошо. Умолять не обязательно. — Вытащив из-за спины свой сюрприз, я протянул его ей. Я не завернул его... не то чтобы у нас была красивая бумага, чтобы завернуть его. Но я не потрудился прикрепить листик или что-то еще.
Может быть, мне следовало бы.
Черт, я действительно должен был завернуть его.
Нервы затрепетали в моем нутре. Я сделал все, что мог. Я наточил швейцарский армейский нож и провел большую часть утра, стараясь не облажаться.
Это не было красиво.
Это не было идеально.
Но это было лучшее, что я мог сделать... пока.
Я напрягся, увидев каждый изъян на скопированном лице ее любимого плюшевого котенка, Пуффина.
— О, боже... — Пиппа разгладила резное существо в своих руках. — Это потрясающе!
Вряд ли.
Но благодарность, с которой она приняла мой обычный и примитивный подарок, грозила разрушить то подобие мужчины, которое у меня осталось. Осужденного человека. Преступника.