Невидимые знаки (ЛП)

Гэллоуэй взял меня за руку и крепко сжал, когда мы приблизились.
— Не могу поверить, что мы здесь, — прошептала Гэл. — Не могу поверить, что мы возвращаемся домой без Пиппы и Коннора.
Грусть сплелась с головокружительной радостью.
— Знаю. Это кажется неправильным. Но Коннор здесь. И Пиппа вернется... со временем.
— Надеюсь.
Я не могла отвести взгляд, впитывая каждую грань теней и солнечного света. Как бы ни была красива эта дикая местность, для причаливания она была непригодна. У нас не было ни пирса, ни пандуса, ни тележки, чтобы перетащить многочисленные вещи с лодки.
Но мы справимся.
У нас было бамбуковое приспособление, которым мы ни разу не воспользовались. Спасательный плот для нашего спасения. Он лежал там, где мы его оставили, в одиночестве на девственном пляже. Наконец-то ему нашлось применение: он переправил наши вещи на берег, пока Гэллоуэй управлял им с мелководья.
В тот момент, когда мы пришвартовались, Коко начала извиваться.
— Дом!
Гэллоуэю удалось удержать ее, когда она разбушевалась.
— Эй, успокойся.
— Плавать! Плавать!
Он усмехнулся.
— Ты первой войдешь в воду, Стел. Я передам ее тебе.
Я сделала все, как он просил, борясь со слезами счастья, когда мои ступни коснулись поверхности воды, затем теплая влага скользнула вверх по икрам, по коленным чашечкам, до середины бедра. Меня не волновало, что шорты и футболка намокнут. Все, что я чувствовала, это блаженство, с которым мои пальцы погружались в мягкий, мягкий песок.
Это был мой дом.
Мой единственный настоящий дом.
Повернувшись, чтобы схватить Коко, Гэллоуэй перегнулся через перила и поцеловал меня. В тот момент, когда наши губы соприкоснулись, я отчаянно захотела его. Я хотела убежать в нашу бамбуковую рощу и вновь начать наш островной роман. Я хотела поздороваться и стереть все прощания, которые здесь произошли.
Коннор.
Пиппа.
Мы позвонили Пиппе за день до отъезда и сообщили, что возвращаемся. Она не казалась удивленной. Более того, она ожидала звонка с подобными новостями.
Она рассказала о своих приключениях за последние несколько недель, о своей комнате у бабушки, о первом дне в школе. Она была спокойна и уравновешена. Однако ее прощальные слова уничтожили меня:
— Передайте от меня привет брату.
Коко обхватила меня за шею маленькими ручками, когда я забрала ее из рук Гэллоуэя. Как только он передал ее мне, перепрыгнул через борт и в тот же момент оказался рядом с нами.
Брызги разлетелись повсюду.
— Вниз. Вниз.
Коко била ногами.
Было слишком глубоко, чтобы она могла стоять, но она научилась плавать раньше, чем ходить. Она была фиГэлйской водной нимфой.
Я погрузила ее (в одежде и всем остальном) в бирюзовый залив, она захихикала и нырнула под воду, по-собачьи гребя к берегу. Гэллоуэй вдруг подхватил меня на руки. Соленая вода капала с моих пальцев.
— Что ты делаешь? — спросила я смеясь.
— Переношу тебя через порог, разумеется.
— Это очень мило с твоей стороны. Однако в нашем браке это уже было.
— Никогда не забывай о романтике, Эстель.
Мы поцеловались.
— Никогда не меняйся, Гэл, — пробормотала я ему в губы.
— Я и не планировал.
— Ну, возможно... ты мог бы изменить одну вещь.
Он приподнял бровь.
— О?
— Ты мог бы снова отрастить бороду и волосы. Мне очень не хватает вида твоей дикости и необузданности.
С тех пор как мы вернулись в Сидней, он стриг волосы на затылке, а щетина отрастала не более чем на несколько дней.
Он был красив, несмотря ни на что, но в его суровости и неухоженности было что-то неоспоримо сексуальное.
— Думаю, это можно организовать.
Я поцеловала его в щеку.
— Я самая счастливая жена на свете.
— Чертовски верно.
Я засмеялась.
— Твое эго раздулось до небес?
— Вовсе нет. Просто констатирую факты. Потому что я самый счастливый муж на свете.
— Это слишком банально.
— А тебе не все равно?
Когда Гэллоуэй зашагал к берегу, преследуя нашу купающуюся дочь, я рассмеялась.
— Ни в коем случае. Я люблю тебя. В горе и радости и тому подобное.
 
— Это самое приятное, что ты мне когда-либо говорила.
Я ущипнула его.
— Да ладно. Я всегда говорю тебе приятные вещи.
Его глаза светились любовью.
— Я буду говорить тебе приятные вещи, как только мы останемся наедине.
Мое естество сжалось, когда прилив вынес нас на сушу.
Промокшая до нитки, Коко побежала по пляжу к бамбуковому домику, который мы создали. Распахнув шаткую дверь на петлях из льняной нити, она исчезла внутри и вышла со своей резной куклой вуду от Коннора.
— Кукла Ко!
Мое сердце разрывалось.
Из-за всего.
В этом и заключался смысл жизни.
Семья, связь и воспоминания.
Слава богу, мы усвоили этот урок, пока были достаточно молоды, чтобы насладиться жизнью.
От катастрофы к счастливой случайности.
Жизнь — это путешествие, и никто (каким бы желающим, властным или самоуверенным он ни был) не мог изменить пункт назначения.
Такова была судьба.
Наша задача состояла в том, чтобы прекратить борьбу.
Ведь только тогда мы сможем обрести настоящее счастье.
…
Ошибаетесь, сосунки. Больше всего она любит меня. Разве вы не слышали ее? Она явно сказала Ко... это я.
Слезы текли по моему лицу, когда видео вернуло Коннора из небытия.
— Он был так уверен в себе той ночью, — пробормотал Гэл, крепче прижимая меня к себе, пока мы лежали в темноте. Такой самоуверенный и гордый.
И это было заслуженно. Первым ее словом было его имя.
Мы вернулись на наш остров всего несколько часов назад. Мы разгрузили лодку, попрощались с командой и договорились о встрече через несколько дней, чтобы вернуться в Нади и купить скоростной катер для личных нужд.
На закате первого дня мы с удовольствием поужинали рыбой и кокосовыми орехами и вернулись к своим делам так легко, словно были рождены для этого. Мы не притронулись к консервам и упакованным продуктам. Мы не пили соки и свежую воду. Мы не включали генератор, чтобы избавиться от лунной тьмы.
Нам потребовалось несколько месяцев, чтобы привыкнуть к современным удобствам.
И всего несколько часов, чтобы погрузиться в первобытность.
Коко пронзила мое сердце любовью, крепко прижавшись ко мне перед сном. Она дрожала от волнения, вызванного возвращением туда, где она выросла, к морю, где она родилась, туда, где ее место.
Сейчас на острове было тихо.
И мы с Гэллоуэм, наконец, набрались смелости открыть резную деревянную шкатулку и поприветствовать мои браслеты, паспорт и сотовый телефон, не подлежащий ремонту. Среди оставшихся вещей были мистер Усатый Деревяшка (резной кот Пиппы) и поздравительное сердечко от Гэллоуэя для меня.
Мне было противно, что мы оставили все здесь.
Но теперь мы вернулись, и я больше никогда не буду воспринимать подобные вещи как должное.
Мы вставили карту памяти, на которой было столько ценных воспоминаний, в новое водонепроницаемое устройство, которое взяли с собой.
Первый видеоролик нас просто уничтожил.
Второй добил нас.
Но, принимая призраков в свое сердце, мы избавились от грусти, поблагодарив их за столь ценные воспоминания.
День, когда Коко произнесла свое первое слово.
День, когда Коннор заслужил ее безграничную привязанность и хвастался этим несколько недель. Мы были очень худыми и обгоревшими. Мы были гораздо более дикими и находились на грани выживания. И все же наш смех и улыбки были искренними и восторженными.
— Я скучаю по нему, — произнесла я, лежа на нашей набитой листьями кровати.
Наше пребывание в этом старом доме было недолгим. Гэллоуэй уже заключил контракт с местной строительной фирмой, которая разобьет лагерь на нашем острове и поможет возвести новый дом. Вскоре стены из пальмового дерева и бамбуковый пол станут излишними и ненужными.