Маша без медведя (СИ)
Горничная разлила чай, выставила вазочки с печеньями. Есть мне особо не хотелось, но ради приличия…
— Это печенье наши воспитанницы сами стряпают на уроках домоводства, — со значением сказала классная дама.
Я не совсем поняла, хвастается она, предупреждает меня или угрожает, и ответила нейтральной формулой, которой научил меня Баграр:
— Весьма похвально.
Дамы переглянулись. Я, если честно, не могла угадать, чего они от меня ожидают. Или, может, они думали, что я — дикая тварь из дикого леса, и сейчас начну гостями еду в рот запихивать?
Беседа, и впрямь, напоминала неофициальную. Дамы пытались толковать со мной обо всяком. Не знаю, возможно, они опасались выпускать меня к другим воспитанникам — мало ли, вдруг меня не просто так в психбольнице держали, правильно? Ой, не к воспитанникам, а к воспитанницам же! Здесь же содержались исключительно особы женского пола.
Через некоторое время я сказала:
— Сожалею, дамы, но большую часть поднимаемых вами тем я не могу поддержать по известным вам причинам. Возможно, вы мне дадите некоторое время и доступ к необходимой информации, после чего мы повторим этот экзамен?
Они снова переглянулись. Директриса встала и прошла к своему столу, нажала ещё одну кнопку:
— Наталья Дмитриевна, поднимитесь ко мне, пожалуйста.
ХУДО ЛИ БЕДНО — УСТРАИВАЮСЬ
Аппарат что-то прощебетал в ответ, и мы вернулись к беседе, которая пошла как-то вовсе скомканно. Я от скуки разглядывала портрет, и вдруг вспомнила, кто это. Императрица Анна Павловна! Ну, правильно, заведение-то под её попечением.
В дверь постучали.
— Войдите! — пригласила директриса.
Показалась женщина в простом сером платье, глухом и с длинными рукавами. У этой подол прикрывал икры целиком, оставляя открытыми щиколотки. Занятно. А вот у императрицы на портрете юбка вообще со шлейфом! — внезапно подумала я, но тут мои размышления о дифференциации подолов прервала директриса:
— Мария, вы сейчас пойдёте с Натальей Дмитриевной, она подберёт вам необходимые вещи и объяснит распорядок дня. До обеда у вас будет время обустроиться, после чего вас представят учителям, воспитанницам и прочему персоналу. С обеда вы включаетесь в общие занятия согласно расписанию.
Я поднялась:
— Благодарю за беседу.
Дамы кивнули, и я пошла.
Выйдя из кабинета, Наталья Дмитриевна как будто слегка разморозилась и оглядела меня с живым вниманием:
— Ефимыч сказал, вещичек у вас много. Одежду-то из узлов не разбирайте, сразу скажите горничной, чтоб в хранилище увезла. Всё одно, до выпуска форма положена.
Ах, вот как! Я, значит, буду на полном казённом обеспечении. Однако кастеляншу пришлось разочаровать:
— К сожалению, все эти пакеты — это подарки от персонала больницы. Там книги, рисовальные принадлежности и пряжа для вязания. А все мои вещи, — я слегка развела руками, — всё что на мне. В чём из пожара выскочила.
— М-мм! — сочувственно покивала Наталья Дмитриевна и вздохнула. — Эвон, как бывает… — она вновь скорбно покачала головой. — Идёмте.
Мы снова спустились вниз, в холл, и прошли в неприметную дверь под главной лестницей, за которой обнаружился впечатляющих размеров склад.
— Ну-с, с платья начнём…
То, что называлось платьем, на самом деле оказалось юбкой (длинной и свободной, практически как у классной дамы) с прилагающейся того же цвета блузкой (пышные рукава на манжетах, мелкие пуговки). Всё это было одного цвета — изумрудным, но из нескольких видов тканей на всякие времена года и в придачу по нескольку штук. Сразу получилась страшная гора.
В комплект к верхним шли шёлковые нижние юбки, белые воротнички (которые следовало примётывать к воротнику блузки) и фартуки с крылышками (чёрные, на повседневку, и один белый, для праздничных мероприятий).
Что примечательно, всё с практичными карманами.
Помимо этого, Наталья Дмитриевна снабдила меня всем прочим — на осень, на зиму, на лето, на спортивные занятия, танцы и на домашний обиход. Цвета было строго три: немного белого, немного чёрного и о-о-очень много изумрудного.
— На одежду метки надобно поставить, — озабоченно сложила брови домиком Наталья Дмитриевна, — сможете?
— А где вышивать?
— Там снутра белые квадрантики, так на них. Вензель или какой значок.
— Конечно, вышью, — махнула я рукой. — А полотенца, постельное?
— Это уже с вечера всё заготовлено, в отделении ждёт. Идёмте!
Я с сомнением оглянулась на кучу, которая занимала изрядное место на длинной кастеляншиной стойке.
— А это не переживайте, — поняла она мой взгляд, — сейчас мы горничную вызовем, она прикатит.
Наталья Дмитриевна нажала на кнопку, подобную той, что была над моей кроватью в больнице, где-то в отдалении задребезжал звонок, и буквально через полминуты прибежала та же Тома, что приносила чай директрисе.
— Отвезти, Наталья Дмитриевна?
— Да, Томочка, в третью спальню доставь, где вчера номер готовили.
Тома куда-то понеслась, а мы вышли со склада и снова направились на второй этаж по длиннющей лестнице. Я топала за кастеляншей и размышляла насчёт выданного мне комплекта гимназической одежды. Я слишком недолго пробыла в этом мире, и все последние дни видела преимущественно людей, одетых в форму или мундиры, а воспоминания мои были пока слишком скупы и обрывочны, чтобы рассудить, насколько старомодно или, напротив, современно выглядели все эти пальто и платья. На самом деле, я больше склонялась к первому, хотя, возможно, я и ошибаюсь. Да и какая, в сущности, разница?
На втором этаже мы повернули не налево, к директорше, а направо и пошли вдоль коридора, минуя редкие двери с надписями «Преподавательская», «Музей», Библиотека'. На прочих нескольких дверях никаких табличек не было. Допускаю, что они и вовсе были закрыты, а помещения за ними — присоединены к тому же музею или библиотеке. В конце коридора обнаружился ещё коридор, ведущий налево, а направо — лестничная клетка, поднимающаяся на третий этаж.
— На третьем этаже — спальни, — негромко сказала Наталья Дмитриевна, предварительно оглянувшись по сторонам. Ваша будет третья.
— Это самая старшая?
— Нет, барышня, самая старшая — четвёртая. Там восемнадцатый, девятнадцатый и двадцатый класс.
— Это откуда ж такие большие цифры? — удивилась я.
— Так, тут оно просто всё. Первого сентября смотрят, сколько вам есть лет — в такой класс и идёте! — Наталья Дмитриевна высоко подняла брови, демонстрируя мне, как на самом деле всё гениально устроено.
— А самый младший класс тогда какой?
— Девятый. Учреждение у нас средней и старшей ступени, все девочки помладше в специальном приюте содержатся. В первой спальне самые наши маленькие — девятый, десятый одиннадцатый классы. Во второй — двенадцатый, тринадцатый, четырнадцатый…
— А в нашей, выходит, пятнадцатый, шестнадцатый и семнадцатый?
— Верно. Четыре спальни — четыре отделения.
М-гм. Даже не знаю, хорошо это или плохо. Я, получается, в своём отделении буду из старших. То есть, из тех, кто раньше был середнячком и только-только дождался возможности покомандовать. По-любому, там есть свои заводилы, командирши и вообще звёзды. И тут — я.
11. СПАЛЬНЯ НОМЕР ТРИ
А Я-ТО ДУМАЛА ОБ УЗКОМ МИРКЕ КОМНАТЫ…
Я молча шла за кастеляншей, раздумывая о грядущем. Под убогую закосить, что ли? Нет, четыре года не продержусь. Ладно, посмотрю сперва, что тут как — может, здешние девицы — одуванчики сплошные? Хотя, чрезмерно я бы на это рассчитывать не стала.
Сквозь широкие окна виднелся точно такой же корпус напротив, через внутренний двор. И, кажется, ещё один корпус замыкал квадратный контур здания — сейчас это рассмотреть не представлялось возможным.
Что замечательно, кое-где вдоль правой, внутренней стены, ведущей в помещения, тоже шли окна. Занятно. Почему не везде?