Иннокентий (СИ)
— Вот он где загорает! Уработался, болезный?
Из ниоткуда вынырнули два колоритных типа и перлись напрямик к Кеше. Старшему где-то под сорокет или даже больше. Хотя хрен поймешь с ихними усами и общей запущенностью. Треники, пиджак, одетый прямо на майку, живот выпирает, под глазами мешки. Его напарник хрен моржовый сильно моложе. Длинные патлы, аккуратно подстриженные баки, рубашка с воротником поверх пиджака и штаны асфальт подметают. Под хиппи косит? Или кто в эти годы «на районе»? Иннокентий никогда неформалом не был, скорее гопником, так что в сортах разноцветного дерьма не разбирался и потому смотрел на пижона без должного пиетета.
— Кеша, тебя где носит? Дома нет, в ЖЭКе нет.
«Вован и Герыч», — мелькнуло внезапно в голове. Откуда он их знает?
— Работал.
— Отлично! На магарыч уже насобирал? У нас тут рупь с копьем завалялся. Извини, но сегодня голяк, а трубы горят. Выручи?
— Выпить, что ли хотите? — непонимающе хлопал глаза Иннокентий.
— Кеш, ты, видать, с утра не с той ноги встал. Айда в магазин! Туда чернила завезли. Цена сладкая!
Ну, мосты с новым миром ему как-то наводить надо? Судя по тону, Кеша прошлый с этими ухарями знаком накоротке. Может, и прояснят общую, так сказать, обстановку. Поэтому два честно заработанных рубля живо перекочевали в руки ушлых корешей.
В магазин они зашли почему-то с заднего входа.
— Иннокентий, давно тебя не видали. Как жисть молодая?
Полненькая молодуха в замызганном донельзя халате игриво подкатила к охреневшему от такого щастья Кеше. Её шальные зеленые глаза ярко заблестели. Неужели у них с этой продавщицей что-то было? Твою ж единорожку! Хотя в СССР вообще все старше выглядят. Сколько этой профурсетке на самом деле лет даже непонятно. Белобрысые оксигидролерные кудряшки кокетливо выбились из чепчика, на груди халату тесно, глаза нахальные. Такая свое возьмет обязательно, ибо деваться от безысходности некуда. Сразу видно — деревенская лимита. В Москве будущего подобных типажей миллионы!
«Кеша, держись от нее подальше!»
— Чего такой бледный? Не ешь ничего? Сейчас угощу.
— Ларис, привет. Все цветешь и пахнешь.
Как сразу изменился её взгляд! Вован, судя по всему, не герой её романа. И это стоит намотать на ус. Почему модно одетого пацана так откровенно динамят? Уже на выходе Лариса передает Иннокентию бумажный сверток:
— Ты заходи вечерком. Но без этих двух оболтусов.
— Что, запал на Лариску?
Вован идет веселый, развязный, метет штанами асфальт, руки в брюки, папироска в губах. Первый пацан на районе! Герыч тащит оттягиваемую бутылками холщовую сумку и ворчит сквозь зубы:
— Ты смотри, она баба такая, подомнет под себя, и все напрочь забудешь.
— Но зато какие у нее буфера!
Вован показывает руками размер её груди, и все смеются. Это предвкушение праздника. Оно радует больше, чем сам процесс пития. Пока готовишь стол на даче, жаришь шашлыки, травишь с дружками анекдоты и масляно поглядываешь в сторону приглашенных телок, решая, какую из них будешь жарить в бане. Эх, были же времена! У Кеши рот непроизвольно наполнился слюной. Он еще ведь и не обедал!
Гоп-компания дружно просочились в неприметную дверь, что находилась в торце здания. В углу стояли лопаты и метла, дальше был втиснут столик, табурет и промятая тахта. Понятно, Герыч у нас тут дворником трудится. Летом работы меньше, вот и веселится, как двор подметет.
— Пожрать есть чего?
— Обижаешь! Супчик с потрошками, сам наварил. Сейчас налью, студент. А что тебе там Лариска подогнала?
На стол аккуратно легла газетка, и на ней чудесным образом появилась половинка черняшки, скумбрия, пара сырков, банка с консервированными помидорами и кружок копченой колбасы. Судя по всему, колбаса и помидорчики от Ларисы.
— Хорошо она тебя привечает, — Герыч радостно потер руки. — Я счас стаканы помою. Вован, ты пока нарежь и сервируй все по фэншую.
Иннокентий чуть не упал с колченогой табуретки. Откуда в этой дыре такие высокие познания? Вован в этот момент ловко кромсал продукты, кинув не Кешу ироничный взгляд:
— Ты забыл, что Герыч раньше официантом работал? Он и не такое может выдать. Герыч у нас мудрец!
— Чего ушел тогда?
Парень вздохнул:
— Там, брат, молодые нужны. Ты потаскай эти подносы!
Иннокентий дипломатично промолчал. Он отлично представлял, чем официанты зарабатывают. Пришлось как-то в первые месяцы пребывания в Москве потрудиться барменом. Кеша ничуточки не сомневался, что и в Союзе скорее всего существуют присущие общепиту махинации. Там без этого никак. Влип Герыч скорее всего в неприятную историю и попрощался с общепитом. В таком городке как Заволжск круговая порука.
— Ты кушай, кушай, в супе вся сила!
Глаза Герыча влажно поблескивали. Один «опрокинутый фаныч» уже аккуратно притулился в деревянном ящике. Бутылки в Союзе никогда не выбрасывали. Всего они купили четыре. Вино было гдотное, но по шарам давало знатно. В голове приятно зашаяло. После второго стакана Кеша и вовсе перестал ощущать его противный вкус. Нахлебавшись вдоволь сытного супца и закусив бутербродами с колбасой и сыром, он вольготно развалился на промятой тахте. Вован пристроился в старом кресле, закинув ногу на ногу. Первый этап пития пройден, до Рубикона недалече. Можно и побазарить «за жисть».
— Спасибо. Знатный супчик. Давно такого не едал.
— Это я у поваров в «Столичном» научился.
— А чего в повара тогда не пошел?
Герыч мутно глянул на Иннокентия:
— Так, без образования, пацан, ты никуда не попадешь. Сам вот ты что закончил?
Иннокентий был еще не так пьян, чтобы ляпнуть про колледж. В голове всплыло общепринятое название учебного заведения для простых работяг.
— Гопу.
— Ну вот и сиди на попе ровно. Дальше этого уровня тебе хода нет. А захочешь на завод хороший попасть, где зарплата и прочие ништяки, то это надо сначала технарь закончить.
— Так в чем дело?
Герыч посмотрел на Кешу, как на малахольного.
— Кто ж мужика взрослого на учебу определит? А жить на что? Вован!
Патлатый ловким движением вскрыл второй «фаныч» и разлил бордовую жидкость по граненым стаканам. Он взял ближний себе и выдохнул:
— Будем!
Выпили, закусили. Вован приоткрыл дверь и засмолил папиросой.
— Учиться, Кеша, надо, пока молодой. Потом лень или тяжко.
— Или бабы мешают, — заржал, аки конь Вован.
Патлатый придурок все больше и больше не нравился Иннокентию. Не то чтобы он сам был тонкой душевной организации, но откровенное быдлячество откровенно недолюбливал. Обычно подобным занимались пакостные людишки. На трассе подрежет, из двора не даст выехать, на лестничной площадке намусорит. Кеша и сам не ангел, но, допустим, долги всегда отдавал, не крысил и какие-то понятия имел. Поэтому в любом месте быстро находил себе приятелей и собутыльников. Вот с бабами ему не везло. Корыстные все попадались, суки.
— Бабы — это, конечно, зло, но зло необходимое.
Кеша догадался:
— Был женат?
Герыч скривился, но сквозь зубы ответил:
— Два раза. Тогда мне в ресторации неплохо башляли, дамы вокруг так и вились. Но им одно надо — тащи все в дом и на других баб даже не посматривай. Больной и старый ты никому не сдался.
После «Рубикона» потянуло на откровенность.
— Ну и чего они до меня пристали? — Вован разгорячился, снял пиджак, под тонкой рубашкой отчетливо просматривались неплохие мышцы. — Не хочу учиться и баста. Школа за десять лет — вот где уже! Учат и учат. Иди, говорят, в институт. Это еще пять лет мне на стипенсию жить? И кем я стану? Вшивым инженеришкем? Деньгу можно накалымить и проще.
Иннокентий внезапно вспомнил, что родители у Вована люди непростые, отсюда и шмот фирмовый и речь относительно грамотная, хоть и нарочито сдобренная руганью.