Возлюбленная
Вслед за другом Пирстон прошел в мастерскую, где возле окна склонилась над рукоделием хорошенькая молодая женщина, но по знаку художника бесшумно удалилась.
– По выражению лица вижу, что хочешь поговорить, а это лучше сделать без свидетелей. Неприятности? Что будешь пить?
– О, совсем не важно, что именно, главное – чтобы это был алкоголь. Сомерс, ты непременно должен меня выслушать, потому что мне действительно есть что сказать.
Пирстон опустился в кресло, а Сомерс вернулся к работе. Когда слуга принес бренди, чтобы успокоить нервы, содовую, чтобы нейтрализовать вредное действие бренди, и молоко, чтобы ликвидировать слабительный эффект содовой, Джоселин начал рассказ, обращаясь скорее к готической каминной полке, готическим часам и готическому ковру, чем к самому Сомерсу, который стоял у мольберта за спиной товарища.
– Прежде чем расскажу о том, что произошло, – заговорил Пирстон, – хочу объяснить, что я за человек.
– О господи! Я давным-давно тебя знаю!
– Нет, не знаешь. Обычно об этом не любят говорить, но я по ночам лежу без сна и думаю.
– Бедняга! – с сочувствием отозвался Сомерс, понимая, что друг действительно всерьез встревожен.
– Живу под странным проклятием или наваждением. Захвачен, сбит с толку, озадачен и очарован всесильным существом – точнее, божеством. Иными словами, как сказал бы поэт и как я сам воплотил бы в мраморе, Афродитой… но я забыл предупредить: грядущий рассказ призван служить не жалобным плачем, а защитой, своего рода apologia pro vita mea [2].
– Так-то лучше. Начинай!
Глава 7
Исповедь другу
– Знаю, что ты, Сомерс, не принадлежишь к числу тех старомодных упрямцев, что верят в давний предрассудок: якобы возлюбленная обычно (или даже всегда) долгое время сохраняет одну и ту же телесную оболочку в зависимости от желания человека. Если же ошибаюсь и ты по-прежнему придерживаешься древнего заблуждения, то история моя покажется тебе весьма странной.
– Кажется, ты говоришь о возлюбленных некоторых мужчин, а не всех подряд.
– Хорошо. Если настаиваешь, ограничимся одним мужчиной – тем, который сидит перед тобой. В тех местах, откуда я родом, людям свойственна особая мечтательность. Возможно, этим объясняются все наши причуды. Возлюбленная данного человека обладала многими воплощениями – чрезмерным их количеством, не поддающимся подробному описанию. Каждая форма, или реализация, служила лишь временным убежищем, куда она входила, где обитала сравнительно недолго и откуда потом удалялась, в худшем случае оставив субстанцию неживой! Во всем процессе нет спиритической нелепости. Это простой факт, изложенный в ясной, недвусмысленной форме, которой обычная публика боится. Но достаточно о принципах.
– Понятно. Продолжай.
– Так вот. Первое воплощение идеала произошло, когда мне исполнилось, насколько помню, девять лет. Физическим посредником стала голубоглазая девочка лет восьми – одна из одиннадцати детей в семье, с льняными локонами до плеч, безуспешно пытавшимися виться и висевшими в причудливом беспорядке. Этот недостаток серьезно меня расстроил и, насколько могу судить, послужил главной причиной переселения образа. Не могу точно вспомнить, когда именно произошло опустошение, однако знаю, что после того, как в жаркий полдень поцеловал подружку на садовой скамейке под большим полосатым зонтом, который мы раскрыли, чтобы спрятаться от прохожих, не догадываясь, что яркий зонт привлекает намного больше внимания, чем наши скромные персоны.
Вскоре отец девочки увез семью с острова, и я решил, что Возлюбленная удалилась навсегда (должен признаться, что в то время пребывал в невинном состоянии Адама, созерцающего первый закат). Но этого не случилось. Да, Лаура действительно уехала навсегда, но моя Возлюбленная сохранила место географического пребывания.
В течение нескольких месяцев после того, как я перестал оплакивать разлуку с Лаурой, любовь не возвращалась, а потом явилась внезапно, неожиданно, в непредвиденной ситуации. Я стоял на краю тротуара возле начальной школы в Бадмуте и смотрел через дорогу на море, когда по улице проехал верхом джентльмен средних лет, а рядом с ним – молодая леди, тоже в седле. Неожиданно она повернулась и – то ли потому, что я смотрел с откровенным восхищением, то ли потому, что мечтательно улыбался, – улыбнулась. А проехав несколько шагов, снова обернулась, еще раз.
Событие мгновенно воспламенило душу. Я сразу понял, что произошло: Возлюбленная вернулась. Вторая сущность, в которую ей заблагорассудилось воплотиться, оказалась взрослой молодой дамой со смуглой кожей и более темными, чем у первой избранницы, волосами. Волосы выглядели каштановыми и были собраны в пышный узел на затылке; глаза при солнечном свете казались карими. Конечно, прелесть черт не поддавалась мгновенному взгляду, и все-таки я желал созерцать восхитительный образ, а потому, под каким-то придуманным предлогом торопливо попрощавшись с товарищами, поспешил по набережной в ту сторону, куда направились всадники. Однако они пустили лошадей галопом и скрылись из виду. В глубокой печали я свернул в одну из боковых улиц и вдруг с восторгом увидел ту же пару, скачущую мне навстречу. Покраснев до корней волос, остановился и героически в упор посмотрел на свою героиню. Она опять улыбнулась, но – увы! – нежные щеки Возлюбленной не пылали страстью.
Пирстон умолк и, глубоко переживая описанную сцену, сделал несколько глотков бренди. Сомерс оставил рассказ друга без комментария, и Джоселин продолжил:
– Остаток дня я бродил по улицам в напрасной надежде на встречу, а при первой же возможности спросил одного из стоявших рядом мальчиков, не знает ли он всадников.
– Конечно, знаю, – ответил тот. – Это полковник Тарж с дочерью Элси.
– Сколько, по-твоему, лет молодой леди? – задал я волнующий вопрос.
– Точно не знаю, но кажется, девятнадцать. Послезавтра она выходит замуж за капитана Поупа из пятьсот первого полка и сразу отправляется с ним в Индию.
Известие причинило мне столь глубокие страдания, что в сумерках я убежал в глубь гавани, решив немедленно покончить с собой. Останавливали лишь жуткие рассказы о том, что крабы с удовольствием, не спеша обгладывают лица утопленников. Воображаемая картина вызывала отвращение. Должен заметить, что замужество Возлюбленной меня не особенно огорчило. Сердце разбил скорее предстоящий отъезд и невозможность новых встреч. Да, больше я ни разу не видел ее.
Уже познав, что отсутствие телесной сущности идеального образа не подразумевало отсутствия вольного духа, я все же с трудом верил, что в данном случае Возлюбленная сможет вернуться ко мне в каком-то новом образе.
Тем не менее грандиозное событие произошло – правда, спустя изрядное количество времени, после того как я пережил неуклюжий подростковый возраст, когда мальчики всей душой презирают девочек. Лет в семнадцать я как-то в задумчивости сидел в кондитерской за чашкой чая, когда в заведение вошла женщина с девочкой. Некоторое время мы с интересом смотрели друг на друга. Девочка явно пыталась привлечь мое внимание, и, наконец, я заметил:
– Какая милая малышка.
Леди кивнула и что-то тихо сказала.
– У нее такие же красивые мягкие глаза, как у мамы, – добавил я.
– Вы так думаете? – спросила леди, словно не услышала того, что я хотел ей сказать – про ее глаза.
– Да, необыкновенно хороши, – подтвердил я, стараясь придать взгляду взрослую глубину.
После этого беседа продолжилась вполне свободно. Леди поведала, что муж отправился в морское путешествие на яхте, а я выразил сожаление, что не взял с собой ее. Затем она призналась в положении покинутой молодой жены, и впоследствии я встретил ее на улице без ребенка. Леди сказала, что идет на причал встречать мужа, но не знает дороги.
Я предложил проводить, и она согласилась. Не стану вдаваться в подробности, но потом я встречался с ней еще несколько раз и вскоре обнаружил, что возлюбленная (чье местонахождение надолго утратило конкретность) наконец-то обрела материальный облик, хотя я так и не смог понять, почему она выбрала мучительную ситуацию с недоступной матроной, когда вокруг существовало множество иных возможностей.