Дышать водой (СИ)
— Необычное знакомство, как в кино, — перед глазами стояли слоны и жирафы, молодая улыбающаяся американка в брюках и жакете песочного цвета с фотоаппаратом на толстом ремне через плечо, в ботинках низкой посадки и обязательно в широкополой шляпе. — Что было дальше?
— Тогда он так хотел ей понравиться, что был заботливее и мягче. Она согласилась переехать к нему в Россию, а когда появился я, отец настоял, чтобы мама бросила работу. Уж больно его нервировали ее отъезды.
— Расскажи, какой она была? — я опустошила свой бокал и, положив руки под голову, приготовилась слушать увлекательный рассказ.
— Мама была очень светлым человеком, искренним, любящим. Она с первой секунды очаровывала всех, кто ее знал, — Ник снова задумался, воспоминания о матери преображали его. Казалось, даже я ощущаю тепло улыбки, скользнувшей на его лице. Он тяжело выдохнул и продолжил. — Отец жутко ревновал и раздражался, когда замечал заинтересованные взгляды в ее сторону, устраивал скандалы. В нашем большом доме часто кричали и били посуду так, что жуткое эхо разносилось по коридорам. Даже прячась в шкафу своей детской комнаты, я слышал безумные крики отца. Мама быстро прощала его, просто не могла долго обижаться, и все повторялось снова.
Ник перевел на меня взгляд своих темных глаз, проверяя, не уснула ли я. Но я внимательно слушала, наслаждаясь его близостью и приятным тембром голоса.
— С годами стало только хуже. Я подрос, и мама хотела вернуться к работе. Но это не обсуждалось. Тогда у нее обнаружили заболевание сердца. Врач сказал, что маму нужно беречь, а ей поменьше нервничать. Я очень переживал за нее, был уже подростком и многое понимал. При этом видел, как отец гулял, не скрывая менял любовниц. С каждым разом они были все моложе и моложе, словно он высасывал из них жизнь.
Губы Ника напряженно сжались в тонкую линию. Теперь мне стало понятным, откуда у него возникли такие нездоровые ассоциации, когда он впервые увидел меня с отцом на острове. Каждый смотрит на мир сквозь призму собственного жизненного опыта.
— Мама тогда совсем угасла. Просила отпустить ее в Штаты к брату, моему дяде Роджеру, но отец ее даже не слушал. Как-то он напился и на очередную ее просьбу ответил, что она — его светлый ангел, который не дает пропащей душе оказаться прямиком в аду. Наверное, так оно и было.
В этот раз Ник сам взял меня за руку и, прислонившись к ней небритой щекой, закрыл глаза. Я так живо испытывала его боль, что моя стала казаться незначительной. Сколько внешне счастливых семей скрывают за дверьми своих домов вот такие истории? Теперь я гладила его по голове, перебирая мягкие темные волосы. Ладонью, все еще прижатой к его лицу, я ощутила, как он улыбнулся. Ник открыл глаза и, повернув голову на бок, долго смотрел на меня, а я на него. И эти взгляды были красноречивее слов.
— Не грусти, на самом деле не все было так плохо, — Ник чувствовал меня так же хорошо, как и я его, отвечая на еще не заданные вопросы. — Я рос в любви, у меня было счастливое детство. Мы много путешествовали, и тогда мне казалось, что мама знает обо всем на свете: о каждом жучке, о каждой травинке. Я всегда смотрел на мир ее глазами. Уже ребенком знал, чем хочу заниматься. Отец считал все это увлечение животными детской забавой, у него на мой счет имелись другие планы.
Я лежала на пушистом ковре, подложив одну руку под голову, другую, все еще сжимал в своей теплой ладони Ник. Его голос был таким спокойным, приятным, убаюкивающим, что я даже не заметила, как закрыла глаза.
Передо мной снова простиралась саванна, где гуляла очаровательная американка в песочном костюме и шляпе, из-под которой развевались светлые локоны. Рядом с ней бегал симпатичный мальчишка, его глаза были мне очень знакомы. Он смеялся и делал свои первые фотографии, наведя объектив на семейство жирафов. Мама гордилась им и ласково обнимала за плечи, поправляя бейсболку.
Мне было очень жарко. Но это же Африка? Здесь и должно быть жарко. Я попыталась укрыться в тени, только это не спасало. Солнце, стремительно пробиваясь сквозь листву, сильно припекало. Вдалеке раздался навязчивый лай собаки, испуганные птицы шумной стайкой поднялись в небо. Звук становился все ближе, и вот уже стук маленьких лапок и грустное поскуливание раздавались где-то совсем близко.
Мои глаза распахнулись, и я растерянно заморгала. Комнату заливал яркий солнечный свет. Где я? Повертевшись, обнаружила, что оказалась заботливо укутана в одеяло еще и в объятьях крепко спящего Ника.
Теперь понятно почему мне снилась саванна и жуткое африканское пекло. Рядом, с его стороны кровати, жалобно поскуливал Скай, но хозяин только прижал меня покрепче, чтобы не вертелась, и снова уткнулся носом в мои волосы.
Ник, дорогой мой, хороший. Если бы не это одеяло между нами и чертовы приличия, честное слово, я была бы самой счастливой на свете. Что мне теперь делать? Плюнуть на все нравственные устои, выспаться или все-таки поддержать Ская и сбежать в свою каюту?
Опустила чуть ниже одеяло и закрыла глаза. Не буду ни о чем думать. В конце концов, эта привычка все взвешивать и анализировать почему-то не делает меня счастливой.
Все, решено! Ни о чем не думаю! Все еще не думаю. Просто слушаю дыхание Ника, чувствую, как поднимается его грудь, ощущаю его руку на моей попе.
Что?!
Между нами одеяло, что тебе эта рука? Пусть лежит, где лежала. Снова ни о чем не думаю. Начинаю видеть прекрасный сон: мы вдвоем на берегу моря, мое платье развевается на ветру, Ник прижимает меня к себе, очерчивая лицо подушечками пальцев, наклоняется ниже, почти касаясь губами и… жалобно скулит Скай.
Нет, я не могу так спать! Глаза снова открылись. А если бедняга описается? Он же как ребенок, у него режим, гулять значит гулять. Ник, казавшийся до этого спящим, неожиданно подал признаки жизни.
— Твои волосы так вкусно пахнут какими-то дикими цветами. Уже давно схожу с ума от этого запаха, — от удивления я замерла на месте и снова попыталась повернуться, чтобы заглянуть в глаза того, кто по утрам делает такие признания. Ник убрал свою тяжелую ногу, а его рука перекочевала с моего бедра на живот, плотнее прижимая меня к себе. — Ну что ты крутишься? Все равно никуда не отпущу. Если так переживаешь за Ская, идем гулять вместе.
Глава 18.1. Федор
Оставь проблемы и срочность.Сегодня жизнь хороша!Врубай на полную мощность,Если поет душа.— Ты куда в такую рань? — простонал растрепанный одуванчик с черными разводами от осыпавшейся туши под глазами, что после ночного секс-марафона было не удивительно.
— На задание, я же говорил, — сообщение от Сухого, что яхта с девкой вышла из порта, заставило Федора наконец отлипнуть от Верочки и натянуть штаны.
— Так ты что, настоящий спецагент? Я думала, это игра такая в Бонда.
— Я и есть Бонд, — самодовольно заверил мужчина, на прощание поцеловал ее в макушку, покрытую белыми воздушными завитками. — Позвоню, как буду в Москве, — бросил он напоследок и выбежал из номера.
Девка оказалась, что надо! У такой не грех и телефончик записать, и адресок, и у мужа увести, если вдруг такой имеется.
«Этой обязательно позвоню», — заверил себя Федор, выходя из отеля.
Как только захлопнулась дверь, Верочка, все еще лежа на кровати, раскинула руки и ноги подобно морской звезде и завизжала от радости:
— И-и-и! С ума сойти, я — девушка Бонда! Как в кино!
Уже привычно прихватив с собой завтрак на вынос они отчаливали на Ла-Диг, следуя за маячком на дисплее. Федя все утро напевал под нос старую песенку из девяностых. Привязалась, собака. Надел очки и панаму, накануне подаренную Юркой.
Вот бывает такое, проснешься и все радует. Люди приветливые вокруг, и сам, как идиот, идешь, не знаешь почему, а всем лыбишься. И погода хорошая. Облака, не облака — плевать. Даже запах тухлой рыбы на этой развалюхе его уже не так раздражал, и почти не перебивал аппетит.