Туман настоящего. Несколько жизней
Иногда, ближе к вечеру Бенедикт с братьями-библиотекарями уже при свете свечей устраивался в дальнем помещении скриптория, чтобы никому не мешать, там они обсуждали сложные или спорные случаи перевода. Боль душевная стала затихать. Бенедикт с головой ушел в работу.
Однажды утром отец-библиотекарь принес ему половину свитка, на котором были нанесены нотные символы.
– Бог не сподобил меня знанию нотной грамоты… Здесь только фрагмент. Я не хочу беспокоить отца-регента нашей капеллы, может, вы сможете разобрать, что это?
– Конечно! – Бенедикт аккуратно отложил исписанный лист в сторону, чтобы чернила просохли, и взял свиток. Закрепил его специальными зажимами и развернул свой небольшой столик так, чтобы свет из окна падал прямо на него. Это был фрагмент музыкальной фразы. Для начала он переписал все на чистый лист. Задумался над логикой и темой мелодии.
А потом время остановилось для него. Бенедикт писал так сосредоточенно, был настолько поглощен работой, что братья не решились потревожить его. В этой музыке было все: любовь, разлука, то, что невозможно выразить и передать словами. Он каялся и признавался в любви, он видел перед собой облик Беатрис и тосковал, он мечтал, он говорил с ней…
Когда свет за окном померк, Бенедикт очнулся. Скрипторий был пуст. Кто-то заботливо зажег для него две свечи. Бенедикт собрал листы, убрал перья. Задул одну свечу, взял вторую и поспешил в капеллу.
Он шел длинными коридорами, длинные полы рясы развивались за ним от быстрых шагов, а в душе его звучала музыка…
Капелла опустела, братья ушли к вечерней трапезе. Бенедикт застал только отца-регента, который тоже засиделся над листами с нотными знаками.
– Отец мой, – регент с удивлением смотрел на Бенедикта – молю вас, посмотрите сюда…
Регент зажег еще свечей и высокий купол растворился во мраке. Он стал изучать ноты, потом бросил быстрый взгляд на Бенедикта.
– Это восхитительно!
Почти побежал к органу. Бенедикт перенес свечи ближе к инструменту и зазвучала музыка. Там самая, которая родилась в душе, которая имела особое свойство прикасаться к душам других.
Звуки затихли под сводом собора. Регент был потрясен и растроган.
– Я могу это использовать для мессы? Откуда это? Что это за музыка? Кто ее автор?
– Отец-библиотекарь принес мне свиток… Я переписал его, немного отредактировал… – Бенедикту не хотелось называть себя автором, слишком велико было творение и слишком мал был он сам.
Во время воскресной мессы эта музыка прозвучала впервые. Огромный собор, наполненный прихожанами замер и долго еще не смел пошевелиться, скованный чарами искусства. Об этой музыке заговорили везде. Все больше народу приходило на службу лишь для того, чтобы услышать ее. И, конечно, осиным роем клубились слухи. Они были противоречивы и, как им полагается, скандальны. Говорили, что Бенедикт тот самый, философ, всем известный холостяк и автор скабрезных куплетов и площадных песен, ушел в монастырь после того, как какая-то загадочная красавица, которая тоже ушла в монастырь, разбила ему сердце. Он, тоскуя о ней и написал это музыку. Что так он отмаливал грехи, что Бог, судя по всему, простил его и совершилось чудо очищения. Так и родилась эта музыка.
Бенедикт ничего не подозревал об этих слухах, он давно не выходил в город, живя под защитой стен аббатства, снова с головой ушел в работу в скриптории и, кажется, был счастлив. Братия стала его семьей. Временами Бенедикт задумывался о полном уходе от мира. И решил поговорить о постриге с аббатом. Дом его был пуст, усадьба и все владения послужили бы отличным даром для монастыря.
Беатрис. Месса
Графиня всерьез занялась Беатрис, она видела в ней свое отражение, отсвет ушедшей молодости и средство для обретения утраченного влияния. Пожилая дама решила оказать ей честь и ввести в свет лично. В том числе и для этих целей в замок был приглашен штат портных. Беатрис и графиня сидели у камина. Крис удобно устроился на коленях покровительницы.
– Ну, что же, дитя мое, пора приступать к воплощению наших планов! – Беатрис с удивлением взглянула на нее, наличие совместных планов было новостью. – Ах, не удивляйся. Последнее время я много думаю о твоей судьбе.
– Я… – графиня предостерегающе подняла руку, призывая к молчанию.
– Не благодари! Оставь все это. Я полюбила тебя. Ты похожа на мою дочь, которой у меня никогда не было… Я хочу сделать это и для тебя, и для себя. Твое появление в свете будет блестящим. Я хочу видеть это и снова насладиться влиянием в обществе. Люди очень примитивно устроены – запомни это. Что больше всего привлекает людей?
– Слухи и сплетни?
– Хм, почти. Притягательнее всего – тайна. И этой тайной станешь ты! – Беатрис с восхищением смотрела на графиню. – Что же, приступим!
Графиня жестом показала на колокольчик для вызова прислуги, Беатрис позвонила. В дверях незамедлительно показалась девушка-служанка.
– Пригласи господина Вильно!
Вскоре в залу вошел маленький круглый человечек в щегольском фраке, живой и подвижный, а от того похожий на толстого и оборотистого воробья. Янтарные глаза Криса так и впились в него, отчего Вильно было неуютно, он покосился на черного кота и слегка отодвинулся от него, кланяясь дамам. В руках-крыльях он нес папку, которую почтительно подал графине. Беатрис придвинулась ближе.
– Это эскизы твоих нарядов. Не люблю современную моду. Мы будем ее диктовать и менять по своему усмотрению! Для начала выберем несколько вариантов, подходящих для визита в собор…
Платья поражали своей роскошью, но Беатрис не понравилось обилие деталей, складок и воланов. Графиня одобрительно согласилась с ней. Тогда девушка попросила тушь, бумагу и сама, к удивлению присутствующих, легко набросала несколько эскизов. Воробей-Вильно что-то чирикнул недовольно и удовлетворенно одновременно и упорхнул к портным. Затем с Беатрис сняли мерки и принесли образцы ткани. День пролетел стремительно, как и последующие за ним.
С особой тщательностью графиня отнеслась к драгоценностям.
– Помни, дитя мое, чем драгоценности старше, тем лучше они смотрятся, только за ними нужен уход… Ха-ха, как за мной!
Был приглашен ювелир и потускневшие от времени камни засверкали в свете свечей с новой силой.
– Во всем нужна мера! Блеска не должно быть слишком много.
Для первого выхода в свет выбрали серьги с бриллиантами в виде капель росы и заколку для плаща в этом же стиле. Долго графиня выбирала вуаль.
– Ты будешь тайной. Твоего лица не должен видеть никто. Черты лица будут лишь слегка угадываться, а бриллианты сверкать.
И вот настал день, когда наряд Беатрис был готов. Строгое платье темно-синего бархата с серебряной вышивкой на корсете. Густой вуаль, узкие перчатки. Для себя графиня тоже заказала наряд, но еще более строгий, соответствующий ее возрасту и статусу.
– Следи за тем, чтобы лицо было всегда скрыто! Контролируй движения – они должны быть исполнены достоинства и грациозны. Когда будем возвращаться и слуги подадут карету слегка, словно случайно, приподними подол чуть выше нужного. У тебя стройные щиколотки и аккуратные ножки… Будем скармливать публике информацию о тебе по крохам. Бог в мелочах!
Беатрис предвкушала первый выход в свет как замечательную и увлекательную игру. Они собирались к воскресной утренней мессе, поэтому встали рано.
День был облачным и прохладным. Графиня вышла к карете, величественно опираясь на трость. Беатрис шла на шаг позади нее. При свете дня старая дама еще раз придирчиво оглядела свою протеже и осталась довольна. Они сели в карету.
– Так, пора вводить тебя в курс дела. Мы едем в кафедральный собор, там молится вся знать нашего города. Мое место, как и твое в первых рядах центрального нефа. Там преимущественно старухи и пожилые сановники. Они, конечно, тебя заметят, но не более. Дальше от нас будут молодые графы, маркизы и виконты, компания этого, твоего опекуна… как там его, Бенедикта, такие же повесы, – они-то и будут смотреть на тебя во все глаза. Кстати, о Бенедикте, он опять в центре слухов… На мессе будет звучать музыка – говорят, он ее написал. Какая-то странная история, якобы он влюбился, но ему не ответили взаимностью, давно пора было его проучить… Так вот, он ушел в монастырь с горя… И там написал эту музыку, якобы на него сошла благодать… Глупости. Про благодать не знаю, а в монастыре ему делать нечего… – Беатрис слушала, затаив дыхание и радовалась, что лицо ее скрыто вуалью. Карету сильно тряхнуло, и графиня выругалась – Пропасть! Вот не люблю я эти выезды! Так вот, не получается из беспутных повес монахов. Люди, особенно мужчины не меняются! Запомни! Так, о чем я? А, да… именно эти молодые мужчины и сыграют важную роль. Они начнут говорить о тебе первые. Просто из любопытства…