Амнезия

В конце концов, поскольку уже стемнело, а за последние двое суток мне уже довелось пережить аварию, я согласилась.
Ради Шона.
  
Глава 39
 
Я накормила Майкла какими-то остатками еды. Мы ели в тишине. Мои мысли переключились с Шона на сидевшего напротив меня парня. Кто же он? Зачем появился в моем доме? Мог ли с Шоном действительно произойти несчастный случай или его все-таки устроили? Способен ли Майкл на такое злодейство? Или, может, возникла одна из тех ситуаций, где в какой-то мере сыграли роли и случайность, и преднамеренность?
Он мог быть психически неуравновешенным.
У меня накопилось так много вопросов. «Зачем ты обручился с моей дочерью? Ваше знакомство случайно или ты подстроил его? За этим стоит твоя мать?»
Но мы оба молчали, пока Майкл не доел сэндвич.
– Спасибо, – произнес он и, взяв свою посуду, отнес ее в раковину. – Пойду возьму кое-какие вещи Джони и поеду обратно.
Подойдя к окнам гостиной, я смотрела, как свет фонаря на причале, поблескивая, перекатывался по бурным волнам. Я ничего не ответила Майклу. Когда он поднимался на второй этаж, позади меня поскрипывали ступеньки. Скрип стал громче, когда Майкл направился к комнате Джони. Потом закрылась дверь, и приглушенные звуки шагов сменила тишина.
Кто же этот появившийся в моей жизни незнакомец? С какой целью он приехал сюда?
Всякий раз, когда я пыталась переварить такое совпадение, мой разум, похоже, отказывался принимать эту мысль. Возможно ли, что Майкл случайно познакомился с моей дочерью на игре в лакросс? Что-то подсказывало, что такое невозможно. Но это противоречило другому голосу, говорящему: все возможно.
Психотерапевты и их бывшие пациенты иногда сталкиваются друг с другом на улице или обнаруживают, что ездят на одном и том же поезде. Может быть, у нас более сложная версия таких совпадений: бывший пациент познакомился с дочерью психотерапевта.
Но… случайно ли, точно ли сам того не желая?
Даже если Майкл все прекрасно помнил о своей детской травме, вполне вероятно, что он забыл имя психотерапевта – ведь видел-то он меня всего несколько раз пятнадцать лет назад, не говоря уже о том, чтобы сохранить в памяти мой образ. И вряд ли мог предвидеть, как я буду выглядеть сейчас. Конечно, мог увидеть пару каких-то фоток, показанных ему Джони на телефоне…
Однако разве не могла личная встреча со мной подстегнуть его память?
Может, так и произошло. Может, все дело в том, что Майкл случайно влюбился в Джони, и его огорчило, кем оказалась ее мать. Огорчило не только из-за того, что я могла узнать его, но и потому, что он уже придумал для Джони ложную историю о своих погибших в автокатастрофе родителях. Стыдясь того, что́ его мать сделала с отцом, создал для себя альтернативную личность. Годами это работало просто прекрасно. К тому времени, когда Майкл стал достаточно взрослым и его начали волновать девушки, возможно, СМИ забыли о нем. Он прошел половое созревание и теперь выглядел настолько другим, что папарацци потеряли его след. И теперь, когда дело дошло до момента знакомства и новых отношений, Майкл волен импровизировать. Он сохранил трагический зачин и достаточно верной информации для усиления правдоподобия своего нового прошлого. Возникла только одна проблема: в конечном итоге он познакомился с дочерью той, кто знал его раньше.
Шансы такого варианта событий ничтожно малы, но возможны. Во-первых, я не единственная знала его. Он мог бы закрутить роман с дочерью назначенного ему в суде опекуна. Или с дочерью судьи. Или одного из полицейских и криминалистов, причастных к расследованию убийства. Даже репортера, способного еще отлично помнить то дело.
Но вместо них ему попалась я.
И, может быть, увидев нас в эти выходные, Майкл не в первый раз осознал давнюю связь. Несомненно, Джони показывала ему какие-то наши фотографии. К тому же еще ее фамилия… Моя фамилия. Разве не мог он вообще забыть ее? Или просто не задумывался об этом? Момент прозрения мог наступить только через несколько месяцев после их отношений. Они могли поговорить о том, чем я зарабатывала на жизнь, чем занимается Пол. К тому времени как Майкл наконец собрал все сведения воедино, их отношения зашли уже слишком далеко.
 
Может, все это показывало лишь то, как сильно он полюбил мою Джо. Ведь он не сбежал даже после того как понял, каким ужасным совпадением обременено их знакомство.
И что же? Он приехал в гости, подозревая, что я его узнаю. Но разыграл полное неведение? Он действительно думал, что ложь сойдет ему с рук? Или все эти «смутные воспоминания» – часть нового обмана? Может быть, они стали для него способом безопасного возвращения к правде, чтобы не выглядеть лжецом – в моих глазах или, что более важно для него, в глазах Джони.
Вместо того чтобы признаться во всем одним махом, он признал лишь, что его прошлое скрывалось в тумане. И попросил меня помочь его памяти проясниться. Как только мы полностью восстановим его воспоминания – то есть как только он разыграет возвращение своего прошлого, – то он уже будет вне подозрений. Сможет быть и запомнившимся мне мальчиком, и Майклом. Его ложь Джони может быть объяснена тем, что в детстве ему внушили опекуны. А также тем, что, пройдя через травматический опыт, он подавил некоторые тяжелые воспоминания.
Однако…
Однако остается еще несколько странных фактов. Например, близость тюрьмы Лоры Бишоп и ее досрочное освобождение в момент помолвки.
Хватит уже этих мудрствований. Я взяла свою посуду и отнесла ее в раковину. На кухне еще оставался беспорядок. Я спешно уехала к Муни, и еду тут готовили без меня. Кетчуп так и не убрали в холодильник. Со столешницы не вытерли крошки. Там же лежали ножи, испачканные арахисовым маслом. Только мой сын может смешивать кетчуп с арахисовым маслом.
Мысль о Шоне горестной стрелой пронзила мое сердце. Он готовил себе сэндвич – ну или что там, – потом взял жениха своей сестры в плавание, а там…
И теперь он…
Я не представляю, что с ним. Или где блуждает его дух. Знаю, где его тело, но сознания в нем нет. Я не способна почувствовать его.
Я уже скучаю по нему.
Внезапное и всеобъемлющее страдание быстро сгустилось в ледяную ярость.
Может, если я хочу докопаться до истины, стоит позвонить в полицию прямо сейчас, все объяснить? Может, пора? В конце концов, о чем мне беспокоиться? Если окажется, что это действительно связано с прошлым, все увидят, что дело сводилось к произволу полиции. Принуждению и сокрытию. Использованию уважаемого психотерапевта для придания законности результатам расследования.
Разговоры об этом превратят мою жизнь в хаос. Я не уверена, что смогу справиться с этим снова. СМИ будут преследовать нас повсюду. Вечерние новости о «деле пятнадцатилетней давности»…
Я просто не знаю, смогу ли справиться с этим прямо сейчас. К нам заявятся копы, Джони станет пронзать меня враждебным взглядом, Майкл будет нервничать, но пытаться сотрудничать. И опять же, разве я не проводила с ним сеанс гипнотерапии? Да, используя свои психотерапевтические методы, я пыталась раскрыть прошлое, частью которого была сама. Копы могут получить удачный повод выдвинуть мне обвинение, учитывая мою личную заинтересованность, мое грубое этическое нарушение.
Тогда моей карьере придет конец.
Проходя по кухне, сметая крошки в ладонь и вытирая столешницы, я внезапно полностью осознала, что должна сама довести дело до конца. Если Майкл притворяется, чтобы сохранить лицо, – притворяется, что не помнит, чтобы отгородиться от своей унизительной лжи, – возможно, я смогу помочь ему с этим. Если же, с другой стороны, он участвует в каком-то более грандиозном обмане, я смогу лучше контролировать его, просто ожидая логического завершения его плана.
К тому времени как я, наконец, созрела для такого решения, я уже стояла на верхней площадке лестницы. Пройдя по коридору, я остановилась перед дверью Джони.
– Заходите, – сказал Майкл, услышав мой стук.