Банкет на перекрёстке (СИ)

— Отчётливей бойся, — процедил Хасан. — Тогда может и пожалеем.
Макар приметил под курткой Хасана край кожаных ножен, медленно сунул руку в карман. Взявшись за рифлёную рукоять К-17, откинулся на спинку стула, задумчиво посмотрел на Хасана и вкрадчиво поинтересовался:
— А твоя девичья фамилия не Голоднюк была?
Хасан задохнулся от ярости. Рука отдёрнула полу куртки и легла на рукоять модного среди лохов рэмбойда от «Голд стил». Бешеный взгляд столкнулся с наивным взглядом Макара.
— А-а… — Макар хлопнул себя свободной рукой по лбу. — Вспомнил! Ты Хасан-эсс-собак! Профессионал экстра класса! Вот только не помню по минету или по аналу?
Хасан, изображая крайнее бешенство, рванулся из-за стола, но «шестёрки» с готовностью повисли на его плечах.
Рука Макара двинулась из кармана и рядом с зажатой в ладони рукоятью, показался чёрный край «лопуха».
— Угу, — одобрительно кивнул Макар и слегка отодвинул ногой стол. — Держите меня семеро и ещё один…
— Стоп машины! — донеслось от стойки. — Тут пылить и мусорить запрещено.
Кабан стукнул ладонью по столешнице. Автоматчик на входе клацнул затвором и выдвинулся в зал. Подняв оружие к плечу, навёл ствол на гарцующую троицу. Бармен выразительно посмотрел на зачинщиков.
— Кипишить, будьте добры, на Арену. Там, ежели чо — и страховая медицина, и похороны за счёт заведения… в ближайшей «мясорубке». У меня же — только похороны… да и те в Собачьей балке, тэк скэзеть, прямо посреди санитарной зоны слепых псов.
Картинно вырывающийся Хасан замер в эффектном порыве, чтобы все оценили его желание биться. Репа и Корнет так же наивно подыграли, изображая, что еле удерживают смельчака. Постояв так, сдулись и нехотя двинулись на выход.
Ждан едва не рассмеялся такому спектаклю. Разлил остаток беленькой по стаканам и поставил бутылку к стопке тарелок. Бармен выдвинулся из-за стойки, подойдя к столу, принялся составлять пустую посуду на поднос.
— Этот баклан уже даже меня забодал, — прошипел он, меняя пепельницу. — Придушили бы его где-нить за баром. И вам спокойней, и всем приятно. Я б премиальные выписал.
Макар качнул головой.
— У человека есть право на ошибки. И должна быть возможность их исправить. Вот если три раза подряд ошибся, значит уже неисправим.
— И чё? — оторопел бармен.
Макар пожал плечами.
— Пока ничё… Сегодня он ошибся во второй раз.
Бармен снова покосился на Ждана.
— Слышь, Язычник, а твой хлопец не из этих, вегетарианских пацифистов-гринписовцев, которые перед тем как бифштекс сожрать шубы снимают?
— Не-е, — улыбнулся Ждан. — Просто он тоже язычник.
— Чё ж ты сразу не сказал? — хмыкнул Кабан, отваливая от стола. — Подождём до третьей ошибки…
Едва бармен удалился, к столику приблизился сталкер в потёртом камуфляже и с дёрганой хитрой физиономией. Спросив взглядом разрешения присесть, бухнулся на стул, оглянулся на зал и, подавшись к Ждану, торопливо заговорил.
— Когда на Арену пойдёте? Наши все на твоего молодого ставят.
Ждан двинул бровью.
— А они молодого спросили?
Сталкер осёкся, и так же заговорщицки обратился к Макару.
— Не желаешь размяться, браток? Кабан за арену щедро угощает. Выпивка обеим сторонам бесплатно. Победителю литр белой с собой.
Макар отодвинул кружку и сделал вид, что размышляет над предложением.
— На Арену? Своей разбитой мордой публику веселить? Нее, я лучше клоуном в цирк пойду. Там за это деньги платят, да и акробатки посисястее. А за бухло пусть кто-нибудь другой бодается.
Букмекер ещё раз оглянулся на зал.
— Ходят слухи, что есть ещё другая арена, всерьёз, с реальным оружием и за немалые деньги.
— Слыхал, — сморщился Ждан. — Но не видал ни разу. Ни я, ни те, кого знаю.
— А чё, на ту арену пошли бы?
— Не-а, не пошли. Приключений и в Зоне хватает. А убивать ради выгоды не наша тема.
— Ну, как знаете, — разочарованно протянул букмекер, отваливая к своему столу.
Усаживаясь к приятелям, вяло махнул рукой. Лица над столом окислились и потеряли к незнакомцам всякий интерес.
Бармен постоял в раздумье у музыкального центра и, выудив диск, развернулся к залу.
 
— Сёня у меня, ребята, лирическое настроение. Будем слушать раннего Ревяку и реанимировать в ваших грубых душонках светлые чувства…
Он вставил диск и, усевшись за стойкой, нажал на пульте пуск. Его умиротворённый взгляд остановился на струйке сигаретного дыма, и через мгновение из колонок полилось раздольное аккордеонное вступление.
Макар замер, узнав песню. Рука потянулась к груди, но он только провёл рукой по карману с фотографией и опустил ладонь на стол.
— Наша любимая песня… — хрипло проговорил Макар.
Ждан понимающе кивнул. Макар взял стакан и медленно, как воду, выпил всё до последней капли.
В баре воцарилась непривычная тишина, а на смену аккордеону уже звучал чистый сильный голос:
Думал птицей лететь над водой,
В зов проститься молиться о той,
Что сберегла крыла…
Когда отзвучал последний аккорд, Макар угрюмо посмотрел в глаза Ждану.
— Пойдем-ка спать. Раньше ляжем — раньше выйдем.
— И то верно, — согласился Ждан, поднимаясь.
В дверях встретился Академик, у которого, судя по лукавому взгляду, на сегодня была заготовлена особо занимательная тема. Заметив у центрального стола приглашающий взмах руки, Академик напустил на лицо серьёзности и с достоинством двинулся к предложенному месту. Макар со Жданом посторонились, уступая ему дорогу. Уже на лестнице услышали, как музыка стихла, и бар замер в предвкушении начала лекции…
  
18. Зона
 
Ворота Северного сектора Промзоны
Ночью прошёл дождь. Он прибил к земле обычный для этих мест туман, воздух был холоден и на удивление прозрачен. Под ногами чавкала размокшая смесь трухи и пыли, что годами копилась в выбоинах асфальта и трещинах бетонных дорожек.
У северо-восточных ворот посреди баррикады дымил костёр, вокруг которого пытались согреться озябшие за ночь «долговцы». Спиртное на дежурстве было категорически запрещено, и промокшие привратники с завистью косились на сухих и выспавшихся сталкеров.
Макар со Жданом, не сбавляя шага, протопали мимо, запоздало сообразив, что их вежливое «доброе утро» прозвучало в этой промозглой сырости как подколка.
Пока солнце карабкалось к зениту, они двигались по довольно сносной дороге, лишь изредка сходя на мокрую обочину, чтобы обойти подозрительные места. Вставшее солнце и ветер быстро высушили ночную сырость и, взяв хороший темп, они до полудня успели пройти гораздо больше намеченного. Когда лес подступил к самому асфальту, Ждан напрягся, будто к чему-то прислушиваясь. В одном месте остановился, приложил палец к губам и, взявшись за цевьё автомата, быстро двинулся вперёд.
Макар тоже выдвинул автомат из-под рюкзака и включил все тревожные рецепторы. Буквально через несколько шагов почувствовал, как заложило уши и стало тоскливо так, что захотелось сесть и расплакаться… Сделав несколько зевательных движений, которые обычно помогали в самолёте, Макар понял, что ощущение не физиологического плана и с евстахиевыми трубами всё в порядке. На всякий случай он попытался продуться как при нырянии. Перепонки послушно щёлкнули, а ощущение заложенности так и не прошло. На несколько секунд надавило сильнее и на грани болевого порога захотелось завыть от безысходности и бежать прочь. В этот момент Ждан озабоченно оглянулся, кивком спросил о самочувствии, и Макар так же кивком дал понять, что справляется.
Макар понял, что где-то здесь и находится «Дом Отдыха», о котором вчера упоминал Ждан. Однако обойдённая стороной достопримечательность больше не проявила себя ничем, кроме еле заметного отворота дороги. Сбоку, почти скрытая зеленью, ржавела двухдюймовая труба, на которой остался жестяной обрывок указателя с давно облупившимся названием.
Отпустило так же внезапно. Контраст состояний был настолько резким, что Макар на секунду ощутил состояние абсолютной бодрости и счастья, но эта эйфория насторожила ещё больше, чем странный приступ жёсткой депрессии.