Суд

— Так. А невежливый горисполком не дает тебе квартиру?
— Даже на очередь не ставит.
— И правильно делает. Что они, не могут из основного населения подготовить сотню парней баранку крутить? Тут всей науки на три дня и еще час научить, как чаевые рвать. Да кто ты, на самом деле, чтобы тебе квартиру давать? Профессор со светлой головой? На трубе играть умеешь? Кто ты такой?
— Если хочешь знать, я рабочий класс, шофер.
— Ну нахал… Сам не девочка, но такого нахала первый раз вижу. Да ты бы в должности рабочего класса дня не выдержал… — Сандалов всерьез разъярился на таксиста, и тот, наверно, почувствовал опасность, замолчал.
Сандалов откинулся на спинку и смотрел, смотрел в море, постепенно успокаиваясь.
Море теперь уже не оставляло его, распахивалось перед ним на поворотах, и его раздражало только, что на фоне моря надо было видеть хищный нос водителя такси… А мысли, как назло, улетали в далекое-далекое, когда папа и мама привозили его из Ростова в Ялту и они тоже жили в гостинице (папа и здесь принимал приватных больных, и потому с часа до трех мама уводила мальчика на пляж). А по вечерам семья гуляла по набережной — папа и мама были необыкновенно красивы и нарядны, а он сам был в матросской курточке и в шапочке с помпоном, мама говорила — как у французских моряков…
Воспоминания Сандалова прервали резкие выкрики мотоциклетной сирены. Мимо них промчался милицейский мотоцикл и остановился впереди. Автоинспектор, соскочив с мотоцикла, властно поднял жезл. Таксист выматерился и нажал на тормоз. И тут же он был оштрафован за превышение скорости. Но на Сандалова этот инцидент повлиял, пожалуй, больше, чем на таксиста. Тот быстро разрядился в брани, а Сандалов до самой Ялты думал о подстерегающих его опасностях и о необходимости быть предельно бдительным…
И сразу же в гостинице — первая неприятность. Он передал привет администратору от Бориса Михайловича и протянул паспорт со вложенным в него четвертным билетом:
— Что-нибудь получше, если можно.
— Вы по командировке? — спросил администратор, возвращая с невозмутимым видом двадцатипятирублевку.
— Жена командировала отдохнуть, — весело ответил Сандалов, напряженно глядя в глаза администратора — что это, милый, с тобой? И демонстративно положил деньги на стол.
— Сейчас нет ничего, даже койки в общежитии. — Глаза у администратора были насмешливые. — Попробуйте зайти к вечеру.
— Я-то зайду, но вы возьмите паспорт и… аванс.
— Паспорт я возьму, когда у меня будет для вас номер.
Томительная пауза.
— Вас зовут Яков Владимирович? — тихо спросил Сандалов.
— Если можно — наоборот, Владимир Яковлевич, — чуть улыбнулся администратор.
— Борис Михайлович говорил о вас…
— Что я беру взятки? — быстро спросил администратор.
— Что это вы сами лезете на рожон? О каких взятках речь? — разозлился Сандалов.
— В общем, зайдите к вечеру, — сухо ответил администратор и занялся своими делами.
Сандалов в смятении вышел на улицу под палящее солнце — мир вокруг существовал как ни в чем не бывало. Море сверкало. Басом рявкнул медленно входивший в порт белый теплоход. Летали чайки…
«Странное дело, — досадливо и удивленно думал Сандалов. — Что ему, деньги, что ли, не нужны? Или, может, был сбоку чей-то глаз? Да нет, он специально подошел к стойке, когда никого поблизости не находилось. Странное дело… Нет, дорогуша, вечером я к тебе не приду. Но хорош Борис Михайлович, сказал, что за четвертной он отдаст целый этаж. Разыграл, что ли? Ничего себе шуточки».
Сандалов направился в другую гостиницу. Здесь за стойкой сидела полная женщина — яркая блондинка с высокой, как ведро, прической, отчего она голову поворачивала медленно и плавно.
— Мне нужен хороший номер, — улыбаясь, сказал Сандалов.
— Всем нужен, — последовал ответ.
— Но мне — больше всех, — Сандалов решил вести разговор на юморе.
— Как вы это докажете? — сладко улыбнулась блондинка.
— Прошу… — Сандалов отдал ей паспорт с той же двадцатипятирублевкой.
Она заглянула в паспорт, положила его в стол.
 
— Вот опросный листок. Заполните и приходите через час, — будет отъезд.
Спустя час все было в порядке, и Сандалов успокоился. «Слава богу, не все деловые люди вымерли в Ялте», — весело думал он, поднимаясь по лестнице в свой номер полулюкс.
Первые два дня Сандалов почти не выходил из гостиницы — отсыпался и сидел на балконе, висящем над говорливой толпой курортников. Его не интересовали даже красивые женщины без мужчин, каких в Ялте было полно. Стояла жара — неотступная, изнуряющая, от которой нельзя было спрятаться даже под холодным душем. По ночам спалось плохо, все-таки эта история с продажей автомобилей нервы ему потрепала…
Утром он валялся в постели, слушая говор и смех улицы, и размышлял о волшебной силе денег — его всегда посещали эти мысли, когда у него были деньги. «Они там долдонят — оплата по труду, оплата по труду, а деньги меж тем сильнее их долдонства, и, когда они у тебя есть, тебе все доступно без всякого труда». За это он страстно и верно любил деньги. Посетители гостиничного ресторана, наверно, думают, что он какая-нибудь шишка, — официанты наперебой зовут его за свои столики. А все дело — рублевка сверх счета. И деньги вроде не великие, а почет налицо.
Но вот Сандалов заинтересовался окружающим миром.
В это утро, плотно позавтракав — на юге у него правило: сытный завтрак, к вечеру ужин в ресторане и никаких обедов, — Сандалов направился в парикмахерскую, его любимую, что находилась возле порта. Там было одно кресло, сидя в котором можно было в зеркало наблюдать суетную жизнь порта и прилегающей к нему улицы. Он решил — если он сразу сядет в то кресло, ему во всем повезет… Сел сразу, но мастером у этого кресла оказалась пожилая женщина с таким замороченным лицом, что противно было смотреть. Мастерица, в свою очередь, не могла понять и даже встревожилась, почему он выбрал именно ее и так обрадовался, что она свободна, — уж не проверка ли ее разряда по мастерству? Она стригла и брила его настороженно, с подавленной злостью, вспоминая, что после чего надо делать по инструкции. Сандалов сообразил, что она хоть и в возрасте, а пошла в парикмахерскую недавно, и, терпеливо, хотя и не без опаски, дождавшись, когда она все, что он просил, проделала с ним, сказал:
— Ничего, мамаша, не бог горшки обжигает, не теряйся, — и не взял у нее сдачи с рубля. От растерянности она даже уронила эту рублевку и, трудно склонившись, не сразу загребла ее в руку…
Сандалов шел по улице — то в тени под каштанами, то по солнечным полосам, даже в глазах у него зарябило. Он всматривался в женские лица, поминутно сменявшиеся перед его взором; правда, многие из них были скрыты за черными блюдцами очков. Да, надо купить такие очки…
Сандалов подошел к киоску, торговавшему всякой курортной утварью, и спросил противосолнечные очки, какие получше.
— А что значит получше? — услышал он за своей спиной мужской голос, показавшийся ему знакомым. — Чтобы вовсе ни хрена не видеть? Сандалыч, ты ли это?
Перед Сандаловым стоял, оскалив громадный рот с великолепными зубами, его давний знакомый еще по жилищно-строительному кооперативу взяточников — Борис Борисович Гонтарь. Он действовал тогда в роли отыскивателя денежных людей, готовых дать взятку за площадь в кооперативе; хитрый как черт, он ушел тогда от суда с завидной ловкостью…
Они поднялись на крытую веранду ресторана «Сочи» и выбрали себе столик в сумрачной глубине зала, за оркестровой площадкой.
— Не обслуживается! — бросилась им наперерез официантка.
— А если мы из народного контроля? — спокойно спросил Гонтарь, не останавливаясь. Официантка замерла на месте, а они сели за столик. К ним никто не подходил, и это их устраивало. Гонтарь сам сходил на кухню и, поймав там официантку, распорядился подать им кофейничек на восемь порций кофе и больше ничего…
Вот так они и сидели, поцеживая холодный кофе и ведя тихую беседу. Между прочим, Гонтарь, увидев Сандалова возле сувенирного киоска, подошел к нему только потому, что подумал, не придумают ли они вместе что-нибудь хорошее? Как тогда, в Москве, с тем жилищно-строительным кооперативом? Заметим для памяти, как движутся жулики по своему тесному кругу!