Нет моей вины (СИ)

Annotation
Кира старалась жить так, как считается правильным: работала, растила сына, продолжала надеяться, что существует настоящая любовь. Валентин был следователем на хорошем счету у начальства и пытался разобраться в мотивах и желаниях тех, кто преступал закон. Опыт научил его, что правильно — не всегда справедливо.
Однажды пути Киры и Валентина пересеклись.
Оригинальная версия 18+.
Основано на реальных событиях.
Рейтинг и теги — события, а не содержание этой истории. И все же это действительно любовный роман, что бы автору ни возражали.
Обложка Ханны Хаимович.
Нет моей вины
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Глава девятая
Глава десятая
Глава одиннадцатая
Глава двенадцатая
Глава тринадцатая
Глава четырнадцатая
Глава пятнадцатая
Глава шестнадцатая
 Нет моей вины 
 Глава первая 
Очень тяжело разговаривать с уставшими людьми. На их лицах — равнодушие, в глазах — безразличие, в руках — карандаш, нервно стучащий о стол. Может быть, они просто перегорают, а может, на такую работу и не идут те, у кого есть сердце. Но почему они тогда устают?
— Мне даже не нравится эта девочка, — наконец выдавила она и еще раз посмотрела на следователя. Тот дернул краем рта, но лицо осталось неподвижно-безэмоциональным.
— При чем здесь вы? — ровно спросил следователь. — Обвинение... простите?
— Кира Игоревна.
— Да, — кивнул он, — обвинение предъявлено не вам. Я и так сделал более чем достаточно. Согласитесь, что подписка о невыезде по этой статье с моей стороны — одолжение. То, что я вообще говорю с вами по делу, которое вас касается лишь постольку-поскольку…
Следователь встал, оперся на стол руками, давая понять, что разговор закончен, но Кира не пошевелилась.
— Послушайте... — Она на секунду задержала дыхание. — Ну... я категорически против брака. Мне не нравится эта семья, и...
Кира снова замолчала, понимая, что говорит и делает совершенно не то и не так, как нужно. Но в подобную ситуацию она попала впервые и шла как по тонкому льду. Следователь истолковал ее замешательство по-своему.
— Вы что же, хотите предложить им денег? — И опять в его голосе не было ни капли интереса ни к Кире, ни к делу, по которому она пришла. — Этот вопрос адресуйте адвокату. — И на его губах появилась уже откровенная усмешка.
Кира знала почему. Это было первое, о чем она спросила адвоката, но тот, солидный, уверенный в себе мужчина в дорогом костюме, быстро, не допуская возражений, пояснил, что согласно статье двадцать пятой Уголовного кодекса прекращение уголовного дела в связи с примирением сторон возможно при преступлениях небольшой и средней тяжести. Это был не случай Киры, и на адвоката, несмотря на всю его помпезность, надежд она не возлагала. Уже потом она узнала, что этот серьезный дядька, известный в городе «экономист», вынужден был подменить своего помощника, вместо рабочего кабинета угодившего на операционный стол...
— У меня нет денег, — просто сказала Кира. Это было правдой — банки не давали ей потребительский кредит даже под бешеные проценты. Только на покупку вещей. — Ну вы же знаете, как все было.
— Конечно, знаю, — кивнул следователь и обреченно сел. — Ваш сын привел домой девушку, потребовал вступить с ним в интимную связь, она отказалась. Он ее изнасиловал. Все.
— Нет, не все! — Кира, вопреки собственному зароку держать себя в руках, что бы ни случилось, вскинулась и даже крикнула, вскочив с места. — Не все, — уже спокойнее, словно извиняясь, добавила она и села. — И все было не так. Они же встречались. Долго, и... в общем, вы же понимаете.
— Да все я понимаю. — Наверное, он искренне считал, что перевидал таких, как она, сотни тысяч... — Соседи вот только не поняли, вызвали полицию. Вы, конечно, можете сказать, что в одной квартире — бабка, с которой вы на ножах, а в другой — узбеки без регистрации, но что это изменит? Ваш сын так увлекся, что бил девушку головой о стену. Скажите спасибо, что не сильно бил... набил бы себе срок лет на десять по совокупности.
 
Кира заставила себя посмотреть следователю в лицо. Красивый, подтянутый, эффектный, даже кинематографичный мужчина лет тридцати, уверенный в себе, своих словах, поступках, решениях и своей жизни.
Кира встала.
— Спасибо, что уделили мне время, — твердо сказала она, потому что это был единственный способ не разрыдаться отчаянно и безнадежно.
Закрыв дверь, она все-таки всхлипнула. Очередь посмотрела на нее равнодушно — здесь все пришли со своей бедой.
Кира вышла на улицу. За окном бушевало лето — вторая неделя жары и яркого солнца после длительных, затяжных дождей с самого начала весны. Легкий ветер гонял по улицам тополиный пух, солнце беспощадно выжигало окна машин и зданий, и асфальт был раскаленным, как вход в преисподнюю.
Кире было всего тридцать семь — возраст, когда многие отряхиваются от беспощадной гонки за благополучием, защищают докторские диссертации, отпускают детей гулять без присмотра и не заботятся о том, что подумают люди. Ее коллеги в большинстве своем были именно такие — женщины, получившие право жить, как считают нужным. У кого-то были мужья, у кого-то дети, у кого-то — и те, и другие, у некоторых не было никого, но всех их роднило одно: они начали жить в свое удовольствие. Независимо от зарплат, оценок ребенка в школе, мужа, втягивавшего живот при виде длинных молоденьких ножек. Кира так не могла — ей все время казалось, что кто-то пристально, сурово следит за ней и требует отчета. Верующей она не была — росла не в то время, а лукавить так и не научилась, и этот кто-то в понимании Киры был совершенно безлик или, может быть, с тысячью лиц, но он имел абсолютное право и абсолютную власть.
Сыну ее было уже восемнадцать, и отца его она не видела четырнадцать лет — с тех пор, как он предложил: или она едет с ним, или других вариантов не будет. Кира уехать никак не могла и в своем решении до сих пор не раскаивалась. Она понимала, что там, в чужой стране, она не будет нужна никому. Может быть, даже сыну.
Кира медленно брела к остановке. На работе никто не знал, куда она отлучалась, начальнице своей она сообщила, что возникли проблемы с оплатой учебы сына в колледже. Начальница только пожала плечами, сказав, что платеж можно переводить через их бухгалтерию, и тогда — никаких накладок. Кира пообещала, что так и сделает в следующий раз.
«Если он еще будет», — с тоской подумала она. Адвокат, с которым она общалась лишь однажды, был уверен, что Леня вряд ли отделается минимальным сроком. Было понятно, что сам он и пальцем не пошевелит для того, чтобы что-нибудь сделать, и Кира по ночам терзала старенький компьютер, пытаясь среди форумов, кодексов, разъяснений, советов отыскать то, что ей могло бы помочь. Спрашивать она опасалась, а чужие случаи, хоть и были похожи, получали столь разные варианты развития, что Кира боялась тешить себя напрасной надеждой.
Подошел автобус. Он был старый, без кондиционера, и по спине Киры поползли капли пота. Она ехала, глядя в окно, и понимала, что ей надо что-то придумать самой.
Поговорить с соседками. Следователь почти угадал — с Настасьей Сергеевной она была на ножах, потому что Леня слушал музыку, а колонки стояли как раз у стены, за которой спала соседка. Кровать она переставлять отказалась категорически, каждый раз, когда Леня включал колонки, стучала в батареи, и на нее не действовали доводы, что до одиннадцати часов Леня слушать музыку имеет полное право. Но позвонившей в полицию была не она, а Юлия — или как там ее звали на самом деле — то ли мигрантка, то ли беженка; и почему Юлия при своем сомнительном статусе осмелилась беспокоить власти — оставалось загадкой. Потом — эта девочка. Кира не хотела произносить ее имя. Ее мать и ее отец. Кира знала, что с ними будет сложно, невероятно сложно, семья была своеобразная, что называется — «творческая», таким плевать на других людей, плевать, какими будут последствия. Возможно, еще эксперт, нашедший какие-то «телесные повреждения». Экспертиза, по словам адвоката, была «хоть в учебник», и когда он сообщал это Кире, был в диком восторге...