Безжалостные Существа (ЛП)

Только она бы знала, что это чушь собачья. Нат слишком умна для этого.
Она уже слишком хорошо меня понимает.
Эту тайну я храню не ради ее безопасности, а из эгоистических соображений.
Потому что я знаю, что, если бы я сказал ей, что все это время знал, что ее пропавший жених не упал с горы, как она думает, она бы меня возненавидела.
Если я скажу ей, зачем на самом деле приехал в город в сентябре прошлого года, она никогда мне этого не простит.
И если бы я сказал ей, какие последствия будут для нее, если Макс когда-нибудь узнает, что я солгал ему, она бы реально захотела, чтобы я сдох.
Я должен уйти, пока до этого не дошло.
Я должен уехать и никогда больше не возвращаться сюда.
Я должен позволить Натали найти нормального мужчину, жить нормальной жизнью и следить за ней на расстоянии.
Но когда Натали смотрит на меня своими прекрасными глазами цвета морского океана, полными эмоций, я знаю, что не сделаю ничего из этого.
Даже если я каким-то образом найду в себе силы уйти, я не смогу остаться в стороне. Она уже доказала, что слишком сильна, чтобы я мог сопротивляться. Слишком затягивает. Я окончательно и бесповоротно под действием ее чар.
Так что правда — это не вариант.
Единственный выбор, который у меня есть, - это прожить эту двойную жизнь как можно осторожнее. Все яйца по разным корзинам. Пути моего следования на восточном побережье и на западном никогда не пересекутся.
Я не могу сделать ни одного неверного шага на этом канате, по которому иду, потому что на карту поставлена ее жизнь.
А я не могу потерять ее.
Если это когда-нибудь произойдет, я выжгу весь мир дотла, прежде чем последую за ней в темноту.
  
25
 
Нат
После душа я наливаю Кейджу виски и сажаю его за кухонный стол, где хорошо освещено. Затем я достаю иголку и нитку из своего швейного набора, перекись водорода из шкафчика в ванной, маленькое хлопчатобумажное полотенце и марлевые салфетки.
Стоя перед ним, глядя на этого огромного татуированного парня, сидящего на стуле в моей кухне, на котором нет ничего, кроме серых спортивных штанов, приобретенных мной ему в подарок, я внезапно ярко ощущаю прилив обжигающего чувства счастья. Это чувство ослепляет, как будто я смотрю на солнце.
Чтобы не сморозить какую-нибудь глупость, я говорю:
— У меня нет здесь никакой ленты.
Развалившись в кресле, как настоящий король распутников, Кейдж делает глоток виски, облизывает губы и улыбается мне:
— Ленты?
— Бинты. Я не смогу их зафиксировать, мне понадобится медицинская лента.
— У тебя найдется скотч?
— Я не собираюсь заклеивать тебя скотчем! Он предназначен для технических целей! Он сдерет с тебя кожу, когда ты попытаешься его снять!
Кейдж смотрит на швейный набор в моей руке.
— Ты заштопаешь меня хлопчатобумажной нитью, которая раскрошится и занесет инфекцию, так что я могу помереть от сепсиса, но ты разграничиваешь виды клейкой ленты.
Я в ужасе смотрю на нить.
— Вот дерьмо. Что же мне тогда использовать?
— Леска подойдет. Если ее у тебя нет, то зубная нить без запаха.
Я не спрашиваю, откуда он это знает. Я просто возвращаюсь в ванную и беру зубную нить, а затем возвращаюсь на кухню. Кейдж наливает еще стакан виски.
— Хорошая идея. Это поможет заглушить боль.
— Это не для меня. Это для тебя.
— Не думаю, что с моей стороны разумно употреблять алкоголь перед подобного рода операцией.
— Я же считаю крайне неразумно со стороны моего врача пытаться оперировать меня такими трясущимися руками.
Мы оба смотрим на мои руки. Они определенно дрожат.
— Отлично. Ну же.
Выкладываю все свои припасы на стол. Кейдж протягивает мне стакан виски. Я выпиваю большую часть и возвращаю ему стакан.
— Хорошо, я сяду здесь. Тебе стоит повернуться...
— Ты будешь сидеть здесь.
Кейдж притягивает меня на колени, лицом к себе, таким образом, что я седлаю его, обхватывая бедра Кейджа своими.
— По-моему, такая позиция намного лучше.
Погрузив пальцы в мою задницу, Кейдж наклоняется и утыкается носом в мою шею.
 
— Для меня – определенно да.
— Я ценю твое внимание, но если продолжишь отвлекать меня в том же духе, рискуешь остаться со швами, которыми гордился монстр Франкенштейна.
— Как по мне, в ближайшее время я не планирую принимать участие в каких бы то ни было конкурсах красоты, детка. Просто очисти и зашей.
— Говоришь так, будто это легко.
— Потому что так оно и есть. Я проведу тебя через это. Сначала вылей перекись на рану.
Я наклоняюсь ближе, чтобы осмотреть ранение, прикусывая губу, когда вижу рану вблизи.
Выглядит не так уж жутко. Она даже не особенно длинная, и не сказать, что большая. Тем не менее, из раны сочится кровь, о чем он, похоже, даже не подозревает.
— Видишь? Я же говорил тебе. Это едва ли можно назвать царапиной, — говорит Кейдж.
— Сколько раз в тебя стреляли?
Он на мгновение задумывается.
— Шесть? Десять?  Точно не вспомню. Я всегда делаю татуировку, чтобы скрыть шрам.
Я осматриваю его грудь, великолепное полотно, сотканное из точеных мышц, покрытых чернилами. Этот человек – ходячее произведение искусства.
— Подобно этой.
Касаюсь ухмыляющегося черепа на его левой груди, над сердцем. В середине одного из черных глаз черепа проглядывает небольшой узелок белой зарубцевавшейся ткани. Она создает впечатление маленького глазка-бусинки, выглядывающего из глазницы со злым намерением.
Взглянув на него, Кейдж говорит:
— Хорошо, что тебя не было рядом для того, чтобы зашить его. Ты бы точно грохнулась в обморок.
— Но шрам такой маленький. Даже на десятицентовик не потянет по размеру.
— Это входное отверстие. Выходное отверстие в моей спине было вот такого размера...
Он смотрит на меня и поднимает кулак. Оно размером с грейпфрут. Я сглатываю, чувствуя, как все в моем желудке переворачивается.
— Как ты выжил?
— Я был на волосок от смерти — пожимает он плечами. — Но все же я выжил.
Кейдж так беспечно относится к этому, как будто смерть для него ничего не значит. Или, может быть, он думает, что его собственная жизнь не имеет большого значения.
Может быть, он думает, что его жизнь ничего не стоит.
Я кладу ладони на широкую грудь Кейджа и заглядываю ему в глаза.
— Я рада, что ты выжил, — тихо говорю я. — Не думаю, что я когда-нибудь снова была бы счастлива, если бы не встретила тебя.
Хотя Кейдж старается этого не показывать, я вижу, какое сильное влияние оказывают на него мои слова. Взгляд его глаз вспыхивает. Кейдж сглатывает, его кадык при этом подпрыгивает.
Он грубовато произносит:
— Ты бы встретила кого-нибудь.
— После Дэвида я встречала многих мужчин. Я даже встречалась с некоторыми из них. Но никто никогда не заставлял меня чувствовать себя так, как ты. Никто не заставлял меня чувствовать себя живой.
В глазах Кейджа мелькает какая-то непонятная эмоция, но он отводит взгляд, так что я не могу сказать наверняка, что это. Я хочу спросить его, что случилось, но Кейдж резко меняет тему.
— Я продену нитку в иголку для тебя. Стяни края раны вместе и начни с одного конца. Не затягивай швы слишком сильно, иначе начнется отмирание ткани. Иголка не должна быть близко к поверхности кожи или же проникать слишком глубоко. Просто сделай небольшие, равномерно расположенные стежки. Представь, что ты подшиваешь платье.
— Платье из кожи. Как Ганнибал Лектер.
— Парня в костюме из человечьей кожи звали Буффало Билл. Лектер был тем, кто помог Старлинг поймать его.
— Верно, теперь я вспомнила. Ты фанат кино?
Брови Кейджа сходятся на переносице, пока он обдумывает, что сказать. Он, кажется, потерялся в каком-то плохом воспоминании, которое, как я знаю, он не расскажет.
Своим низким голосом Кейдж произносит:
— Я мало сплю. А по телеку всегда показывают хорошие фильмы поздно вечером.