Действительно ли была та гора?

Инфляция с каждым днем росла, но самыми большими деньгами были купюры в тысячу вон, поэтому даже мне, сидящей на маленькой зарплате, в день ее выдачи вместо дамской сумочки приходилось брать большую сумку. К счастью, во время войны была проведена денежная реформа: сто вон поменяли на один хван. Теперь я стала получать зарплату не пятьсот тысяч вон, а всего пять тысяч хван. Цель проведения денежной реформы состояла не только в том, чтобы сократить денежную массу, она должна была выявить огромные суммы скрытых денег, поэтому сначала было введено ограничение суммы обмена. Однако, несмотря на то что общественное мнение поддержало реформу, те, у кого были большие суммы денег, находились в более выгодном положении. Они, используя в качестве оправдания аргумент, что нельзя подавлять экономику, смогли обменять почти все скрытые деньги. Результатом реформы стал лишь резкий рост цен. Особенно серьезным был рост цен на недвижимость. Дом, стоивший десять миллионов вон, после обмена по курсу один к ста стал стоить что тысяч хван. Кроме того, стоимость домов колебалась из-за вероятности перемирия и прекращения военных действий. Если наступит перемирие, то, естественно, в столицу вернется правительство, а то, что вслед за этим стремительно вырастет население Сеула, было понятно даже ребенку. Продажа дома, который мы купили до того, как цены на недвижимость выросли, словно овощи во время сезона дождей, кажется, была удачной и дальновидной сделкой. Мать не без оснований находилась в приподнятом настроении. Вдобавок ко всему на земельный участок, купленный олькхе под магазин, находившийся в восстанавливаемом универмаге «Пхомок» в районе рынка «Дондэмун», уже был заключен договор, ей можно было не беспокоиться о том, что на него поднимут цену.
Как раз в это время правительство провело денежную реформу. Мать, говоря, что она долго прожила и смогла увидеть добрые дела доктора Ли Сын Манна[119], удивлялась и радовалась. До этого она все время ругала старого президента за то, что он 25 июня 1950 года убежал один, бросив людей на произвол судьбы. Она спрашивала: что он сделал хорошего для людей? Какое имел право, когда вернулся обратно в Сеул, называя людей красными, преследовать их и убивать? Однако, увидев проведенную им денежную реформу, она перестала ругаться, помирившись с ним в одностороннем порядке. Выбрав момент, когда она была в наилучшем расположении духа, я сказала ей, что оставляю работу в РХ и выхожу замуж. Это произошло в тот же день, когда мне сделали предложение.
— Да, ты, конечно, права, надо оставить американскую армию. Теперь твоя мать, сдавая комнаты в аренду, будет зарабатывать деньги. Зачем ты будешь ходить в это дурное и грязное место? Оставишь ты работу или нет — твое дело. Но что ты будешь делать, бросив учебу? Значит, ты не собираешься ходить в университет? — торопливо переспросила мать, словно не веря своим ушам.
«Значит, она задумала жить, сдавая комнаты в аренду, чтобы заставить меня продолжать учиться?» — промелькнуло в голове. Да, это была моя мать, она вполне могла так поступить. Когда я услышала слова об университете, сердце забилось от волнения, а душа ослабла.
— Для меня немыслимо, что такая, как ты, собирается выйти замуж, родить ребенка, готовить еду, заниматься стиркой и жить в грязи и бедности. Ты знаешь, как я тебя растила? Ты не похожа на других детей. Ты много училась, если захочешь, ты сможешь стать кем угодно! Все, что я делаю, я делаю для твоего же блага, а не чтобы получить от тебя благодарность.
Мать, возможно, что-то прочитала на моем лице, изменив тактику, она перешла на раздражающую, словно зубная боль, мольбу. Такое отношение матери, вопреки ее расчетам, развеяло все мои сомнения. Кем я вообще должна стать, по ее мнению? Мать, ожидавшая от меня слишком многого, вызывала во мне чувство сострадания. Однако я не могла стать ее утешением. Для этого у меня не было ни желания, ни способностей. Я слишком хорошо знала, что в ее глазах я была еще маленьким ребенком, но рано или поздно ей придется отказаться от своей мечты. Мне не нравилось ее настойчивое желание изменить меня. Я решила, что, разочаровав ее сейчас, поступлю так, как будет лучше для нас обеих.
 
— Нет, как бы вы ни просили, я не изменю своего решения. Я выйду замуж. Учиться мне дальше или нет, я решу замужней женщиной. Это моя проблема.
— Кто позволит тебе учиться дальше, а? Какая сволочь соблазнила тебя, сказав такие нелепые слова? И ты поверила? Даже если у тебя глаза ослепли, есть же, в конце концов, благоразумие! — сказала мать и, дрожа всем телом, набросилась на меня, словно хотела избить.
— Зачем вы так говорите? Никто меня не соблазнял. Мы еще не говорили об университете. Для меня теперь он не так важен. Я хочу сказать, что, пойду учиться или нет, мне все равно.
— Что, обязательно выходить замуж? Ты хоть знаешь, с каким трудом я тебя вырастила?
— Мама, для вас важно только то, как вы меня растили, но вас совершенно не интересует, за кого я выхожу замуж?
Только когда я это сказала, мать вынуждена была спросить, кто мой будущий муж. Но я видела, что на самом деле ее это вовсе не интересовало. Когда я назвала его имя, то она, всем видом изобразив гнев и презрение, сказала:
— Что ты сказала? Человек, за которого ты собралась замуж, бросив такой хороший университет, всего лишь старший над десятью разнорабочими? Допустим, ты хочешь опозорить дом, но есть же у тебя, в конце концов, рассудок!
Это был не первый случай, когда она называла его «старшим над десятью разнорабочими». Услышав о том, что он закончил факультет гражданского строительства, она произнесла эти же слова, вспомнив об этом, я невольно рассмеялась. Но я уже решила в душе, как бы она ни ругалась, что бы ни говорила, выслушать ее до конца. Я была готова выслушивать все ее упреки до тех пор, пока она не выместит на мне всю свою злость. Мать сразу поняла, что ей не удастся сломить мое упрямство. Несмотря на то что мы столкнулись с ней, словно две стены, у нас было что-то общее, позволявшее понимать друг друга. Мне было грустно видеть, как она вынуждена была уступить, несмотря на все ее отчаянные усилия.
У матери был еще один повод презирать моего будущего мужа — его фамилия. Она была настолько редкой, что любой, услышав ее, удивленно говорил: «О! Разве в нашей стране есть семья с такой фамилией?» Мать говорила, что не помнит, чтобы в седую старину среди чиновников был человек с такой фамилией, и решила, что он определенно был низкого происхождения. Если копнуть до фракций или партий времен династии Чосон, то дворянское происхождение, которым так гордилась мать, шло от благородных семей или через брак со знатной семьей. Однако я боялась назойливого повторения слова «янбан»[120] не больше, чем «старший над десятью рабочими». Моя бабушка тоже была из семьи благородного происхождения, но когда вышла замуж, а дедушка повторял слово «дворянин», она, усмехаясь, пока он не мог ее слышать, говорила: «Хм, как же, продав двух собак, стал дворянином». Каждый раз, когда он упоминал, что он дворянин, среди предков, прославивших род, обязательно перечислялись три королевских зятя: Ким Янви, Ким Нынви и Ким Сонви. После их упоминания он, сделав небольшую паузу, многозначительно говорил: «Разве это обычное дело, чтобы в одном роду было сразу три королевских зятя?» — словно одним лишь этим фактом, хотел доказать, что происходил из старинного знатного рода.
Однако даже оппа[121], происходивший из благородного рода и бывший в настоящее время его предводителем, насмешливо, как и бабушка, говорил: «Каким же должен быть мужчина некрасивым, чтобы стать мужем принцессы или дочери короля от наложницы?» Очевидно, он не считал такие браки особой честью. Следующими по рангу после королевских зятьев у деда шли чиновники Ён Ыйчжон, Чжва Ыйчжон, но он не мог назвать ни одного предка уровня Енам Пак Чживона[122]. В современной истории в роду был лидер прояпонской группировки, но о нем не упоминали, считая его позором рода. Я подумала, что, наверное, неприятно знать, что в роду был человек, получивший должность во время правления японцев, когда бедные родственники пресмыкались перед ним. Такому человеку все равно, гибнет страна или нет, справедлива власть или нет. Не желая трудиться, он любыми способами старается втереться в доверие к власти и, потеряв совесть, заискивает перед теми, кто стоит выше по рангу, высокомерно и нагло ведя себя с теми, кто стоит ниже на социальной лестнице.