Мандариновый раф для хорошей девочки (СИ)
— Всё хорошо у тебя? — спрашиваю. Сама сижу с полотенцем в руках.
— Хорошо.
— Вкусно?
— Да.
Поел, встал из-за стола и сразу потащил меня в спальню.
— Паш, ты чего? — спрашиваю, а он не отвечает. Так молча и любовью занимались. Я не выдержала после и спросила:
— Паша, ты сегодня какой-то непонятный. Что ты так набросился? И молчком?
— Весь день о тебе думал.
— Скучал? — игриво спросила, ждала такой же ответ. Но Птолемеев поднялся, сразу начал одеваться.
— Паш? — я сидела в постели, не понимая, чего он такой? А он стоял напротив, босой, без рубашки. В одних только брюках. Красивый, но пугающий. Лохматый и сердитый.
— Что ты от меня хочешь?
— Да ничего… — промямлила я. — Ты хоть про что?
— Зачем ты обед приготовила?
— Приготовила да и всё. А что такого? — я всё ещё не понимала.
— А зачем постирала мои вещи?
— Паш… да мне ж не сложно. Я сегодня выходная. Завтра вот не смогу. А так — пока ждала тебя. Ты ведь поесть не успеваешь.
— Я взрослый мужик, Алевина. Я в состоянии самостоятельно поесть.
— Ну… наверное, — я растерялась.
— Мне тридцать пять лет. Я могу сам поесть, сам забросить свою одежду в стиральную машинку.
— Паш…
— Мне для этого женщина не нужна.
— Если ты на меня сердишься, так я ещё раз говорю, я просто так… — я вообще не понимаю, о чём он. Что я сделала? А он продолжает:
— Раз в две недели сюда приходит уборщица. Она чистит плиту, моет кухню, сантехнику, полы. По мелочи я и сам могу прибраться. Еду для себя я могу купить, заказать. Заехать куда-нибудь пообедать, в конце-концов.
— Паш, ну магазинным плохо питаться… Там всякой дряни может быть…
— Почему? Ты готовишь из таких же продуктов. Всё равно мы полностью здоровыми не умрём, — он ждал моего ответа, но я молчала. Дачи со своими овощами и собственного хозяйства, у меня, конечно, нет. Но дома я хоть знаю, как и из чего приготовила. Это всё свежее, всё по технологии. Прожарено, пропарено.
— Домашнее полезнее… — что я могу ему ответить. Если жена у них не готовит, так наверно там есть кому об этом заботиться. — Ты что, дома ничего не ешь?
— Дома у меня этот вопрос решён. Сыну готовит няня. Кроме неё у нас есть помощница по дому.
— Но здесь-то у тебя нет помощницы, — осторожно напомнила я. Уборщица ведь ему не готовит, да и рубашки вряд ли гладит. Мне хотелось закончить этот разговор. Но не получалось.
— Здесь мне постоянная помощница не нужна. Я не беспомощный. Я тут один и бываю редко.
— Паш… Я поняла. Я к твоим вещам больше не прикасаюсь, если тебе это так неприятно. И в твой быт не вмешиваюсь.
— Да просто… — он огляделся и подобрал свой носок. — Мне иногда кажется, что у вас это смысл существования — собирать по квартире носки и ругаться, что они разбросаны. Убери это — что останется?
— Я тебя не понимаю.
— Что вы так вцепляетесь в эту бытовуху? Вам обязательно надо готовить, стирать, убирать? Как будто без этого обслуживания я умру. Вот эти носки — он потряс в воздухе носком. — За мной собирает три женщины. Моя жена, моя мама и наша уборщица. И ещё ты хочешь сюда же?
— Паш…
— Уборщице я хотя бы плачу, и маме с Леной это всё давно делать необязательно. Тем более, с носками я образно. Дело не в них, — он выдохнул и продолжил. — Вот забери у вас это всё — ваше вечное мельтешение, и вас как-будто смысла жизни лишают! Всё забери — пусть готовкой, уборкой и ребенком занимаются приглашённые люди, и у вас как почву из-под ног выбивает. Больше ничего не остаётся. Кроме знаешь чего?
— Чего? — спросила я.
— Вытрахивать своему мужику мозги. Ведь больше заняться нечем.
— Ты на своих жену и маму злишься, а срываешься на мне, — не выдержала я.
— Потому что ты делаешь в точности то же самое.
— Я просто переживала, что ты голодный. Я о тебе хотела позаботиться!
— Обо мне всю жизнь моя мать заботилась. Своей жизнью она не жила. И чего она добилась? Сейчас вцепилась клешнями в Коляна. Портит мне пацана своей сверхопекой. Я уже их общение начал ограничивать. Там что Лена, что бабушка, что няня такая же, потому что потакает их хотелкам.
— Паш, твоя ведь мама — преподаватель в институте.
— И ты думаешь, она горела работой? У неё был сверху “товарищ,” — Паша рубанул в воздухе ладонью. — И всё у неё шло как по приказу. Шаг влево, шаг вправо — расстрел. Никогда её всерьёз преподавательская деятельность не интересовала. Оклад — да. И ещё, чтобы я помнил, что я из интеллигентной семьи и не позорил её. Не был как мой… — он остановился, взглянув на меня. — Не важно. И чтобы Пашечка всегда был тепло одет и накормлен.
С тех пор ты не носишь шапки и шарфы не завязываешь — добавила про себя я. Мама довела сверхопекой, а жена, видимо, наоборот, лентяйка. А я попала вот под горячую руку.
— Забери у них сейчас Кольку, они не будут знать, чем заняться… — Паша выдохся. Нашёл свою рубашку, надел. Уставился на меня.
— Что ты молчишь?
— Паша. Есть работающие женщины. И они точно так же приходят домой и делают домашние дела. Потому что кто-то должен их делать. А как-то так заведено, что этот кто-то — не мужчина. Вот твои домработницы, за деньги у тебя всё приготовив и перемыв, идут к себе домой и там делают всё то же самое, только уже бесплатно.
— У меня не рабские условия работы. Тепло, светло, мухи не кусают. Плачу я хорошо, да и компания я и мой сын, думаю, приятная. Так что, какие ко мне претензии?
— Никаких к тебе нет. Ты привык жить так, а я не могу представить, что у меня будет чужая женщина в квартире прибираться. Такая же, как я. Как-будто у меня самой руки отсохли, и я свои окна, потолки и полы не помою. И детям своим я хочу сама готовить еду. Но я и работать успеваю. Ты думаешь, я для красоты в кондитерской нашей стою, чтобы пирожные и кофе лучше раскупались? Тоже, как пироженка. Или как мороженка.
— Тебе не нравится там работать?
— Дело не в “нравится” или “не нравится”, а в том, что надо.
Потому что у меня двое детей, которых мне надо тянуть. И всё, о чём Паша говорит — это всё для тех, кому делать нечего, и кто уже с жиру бесится. С другой стороны, когда детей много, а муж есть — можно и домохозяйкой сидеть. Потому что так дешевле выйдет, чем все няни да уборщицы. У большинства на них денег нет, вот и остаются женщины сначала в декрете дома. А потом детей в садик, а сами на работу. А Паша уже как из другого мира. Его женщины от безделья маются. Вот и вцепились в сына и внука.
— Надо? Алевина, а сколько тебе “надо”, чтобы не работать? Ты скажи мне. Чтобы тебе хватало на, в твоём понимании, комфортную жизнь? Я обеспечу. Моя любовница не обязана работать.
Я молча на него смотрела. Молча. Слов не осталось. А сама так и сижу голая. Тут пока оденешься, а так бы и вылетела путей отсюда. Оделась молча. Прошла в коридор, нацепила шубу. Обулась. Ключи его положила так, чтоб он видел. Открыла дверь и так молча и вышла. Паша ничего не сказал и за мной не пошёл.
После этого разговора от Птолемеева никаких вестей уже пять дней.
Да я больше и не жду.
Мне кажется, кофейни должны мне доплачивать за рекламу!!!
Мандариновый раф по моей наводочке недавно попробовала (и прислала мне такой отчёт) Анна Востро, автор цикла романов Сёрфер — Запах шторма и Вкус холода.
"Он пахнет холодным ветром и морем, а любовью занимается так же, как берёт большую волну на виндсёрфе в шторм. Я ношу тёплый аромат жасмина, и мне милее твёрдая земля под ногами. До знакомства с ним меня пугало бушующее море, я не умела отдаваться во власть сильного ветра, и не знала, что умею летать".
Как вам? Здорово, правда? Заглядывайте к Анне;)
Спасибо, Аня, мне жутко приятно, что ты читаешь:)))
Глава 23. Розы на снегу
Я плачу каждую ночь. Первый день ещё держалась — на своей обиде и злости. А потом началась тоска. И так меня без него крутит, что не могу глаз сомкнуть. Всё думаю, что он мне сказал. И что я могла ему на это ответить?