Раскаты Грома (СИ)

«Кинологи? Но что они здесь забыли?», — ефрейтор взял «гостя» на мушку. Существо сделало пару шагов, перебирая лапами. Выйдя на свет, оно остановилось. По поверхности тела, покрытого чешуей, пробежал блик от пламени руин. Из открытой вытянутой пасти свисал язык с разделёнными концами, напоминающий змеиный. Лапы выпустили кривые тонкие когти, поцарапавшие битый кирпич под ними, а красные глаза пульсировали расширяющимися и сужающимися чёрными зрачками в предвкушении еды.
— Ааааа! — истошно завопил перепуганный ефрейтор и нажал на спусковой крючок винтовки. Пули не достали изворотливую тварь, улетев мимо, в темноту.
Прыжок — и мутант оказался на верху разрушенной стены. Прыжок — и его длинные клыки сомкнулись на шее Коваля, а острые когти передних лап вонзились в грудную клетку.
Хруст. Изо рта двадцатилетнего солдата стало слышно только бульканье текущей крови. Его руки в последний раз дёрнулись, выронив винтовку на асфальт.
  
Глава вторая. Лавина
 
Сидела старуха в Железном лесу и породила там Фенрира род;
Из этого рода станет один мерзостный тролль похитителем солнца.
Будет он грызть трупы людей, кровью зальёт жилище богов;
Солнце померкнет в летнюю пору, бури взъярятся — довольно ли вам этого?
Прорицание вёльвы, Старшая Эдда
103 километра на запад, 17‑ю минутами ранее.
В казарме всё стихло пару часов назад. Узор на наливном полу в коридоре был хаотичным скоплением мелких кремовых брызг — гранитных камешков светлых оттенков. Вмурованные в тёмную серо‑синюю поверхность гладких бетонных квадратов, они полировались половыми тряпками уже не одно десятилетие. Каждый день, от стены до стены, все 4х15 метров прометались, запенивались, промывались и протирались силами военнослужащих. Сами стены в расположении 1‑й роты в этот год стали окрашенными в песчаный цвет в соответствии с приказами вышестоящего командования. В соответствии с этими требованиями на дверях помещений должны были быть таблички с названиями: «Кладовая», «Канцелярия», «Туалет», «Комната бытового обслуживания» и т. д. Красные прямоугольные таблички 10х20 см, толщиной 5 мм со шрифтом жёлтого цвета, установленные на высоте 175 см от пола — всё строго и определённо. Попробуй не выполни! Сейчас эти одинаковые коричневые деревянные двери, все, кроме входной, были опечатаны. Рядом с дверным замком, из помещения в коридор, были пропущены короткие верёвочки, прилепленные к плашке (небольшой деревянный брусок) куском пластилина. На пластилине был выполнен круглый оттиск с выпирающими линиями букв: «1-я рота, 309-й полк».
Рота спала. Эта душная, пронизанная комариным писком, сумрачная летняя ночь была для них настоящей негой, подлинным кайфом. Ни далёкий гром, ни тихий бредовый шёпот спящих старожил роты были не в состоянии разбудить ни одного из обгоревших, уставших, потных, храпящих парней. 110 человек, непохожих друг на друга, но вынужденных казаться одинаковыми. Среди них были и совершеннолетние юноши, совсем недавно покинувшие родительский дом, и чуть более опытные молодые мужчины. Защитники Отечества, накрытые застиранными простынями, изредка переворачивались на своих скрипучих двухъярусных кроватях. Под каждой из них на специальной полочке, прикреплённой к каркасу койки, покоились резиновые растоптанные шлёпанцы, подписанные белой краской.
Спальных комнат-кубриков было всего 10, но они занимали половину этажа. В каждой комнате могло разместиться до 12 человек. Двери кубриков не закрывались летом из‑за духоты. Через окно одного из них тусклый лунный свет падал на «взлётку». В этой роте «взлётка» — центральный коридор, начинавшийся от полированной «бетонки» и кончавшийся у торцевой стены казармы — была покрыта полосой линолеума бежевого цвета шириной около пары метров. По краям линолеум был приделан к бурому дощатому полу стальными полосками‑накладками, прибитыми гвоздями к древесине. В конце «взлётки» стояли старые тренажёры, ремонтированные не один десяток раз, а в небольших закутках — локальных расширениях коридора — за последними спальными комнатами, были установлены турники и лавки со штангами.
 
Рота спала, но не вся. Примерно на середине «бетонки», за небольшим столом, на котором лежали папки и красный телефонный аппарат, сидел дневальный. Незавидна участь солдата, попавшего на сутки в дежурство по роте. Постоянное поддержание чистоты в расположении роты под присмотром старшины и четырехчасовой сон были неизбежной, но, к счастью, редкой участью каждого военнослужащего.
Дневальный сидел, прислонившись спиной к прохладным прутьям стальной двери‑решётки оружейной комнаты. Парень изредка щипал себя за брови. Он пытался хоть как‑то удерживать сознание от ухода в сладкое царство снов. Глаза хотели закрыться. Разложенные перед ним на столе журналы проверок то были различимы по названиям, то сливались в одноцветный плиточный узор с черными штрихами букв на обложке. Технически обязанность по охране комнаты с оружием он выполнял, бессмысленно подперев ноющим телом навесной замок на двери. Но это только пока. Пока командиры и начальники не заметили его наглую выходку — потакание своему утомлённому организму. Голова дневального была забита фантазиями об отдыхе, которые сменялись мыслями о доме, девушке, о заветном моменте, когда закончится срок его службы. В этих мечтах, он возвращался в родной город к друзьям, родителям, сходил с поезда в красивой, новой форме, а не в той поношенной, мешковатой, на размер больше, которую приходится носить невезучему срочнику. И ещё что‑то прекрасное хотело было прийти на ум, но где‑то заблудилось. Что‑то простое, что‑то нужное. Взгляд его чуть приоткрытых глаз проскользнул по «бетонке», поднялся на закрытую входную дверь напротив, вскарабкался на круглые часы над ней.
«Десять минут назад нужно было разбудить!», — пронеслось в голове вскакивающего со стула солдатика. Придерживая качающийся на поясном ремне штык‑нож — неотъемлемый атрибут находящегося на дежурстве военнослужащего — сутуловатый юнец заскочил в ближайшую спальную комнату. Он долго пытался разглядеть силуэты сослуживцев, пока зрачки привыкали к темноте после освещённой лампой «бетонки». Тихо выругавшись, он осторожно пошёл осматривать кровати в упор, прощупывая наличие формы на табуретах, стоящих у торцов коек. Он искал спящее тело в камуфляжной форме и берцах, развалившееся на одной из кроватей. И вот — удача! Еле заметным бликом лунного света металлический грудной значок в виде щита с надписью: «Дежурный по роте» выдал старшего по званию.
— Товарищ сержант! — зашипел рядовой, потряхивая своего временного начальника за плечо. — Товарищ сержант, одиннадцать!
— Ахрпб! — дёрнулся сержант. Не открывая глаз, он стал потягиваться. — Угу. Иди на место.
Низкорослый дневальный кивнул, оборвав слетающее с языка рефлекторное: «Есть!», и поспешил обратно за стол.
Спустя пару минут из сонного царства на свет вышел младший сержант Багаев. Вытянутый, бледноватый, с ярко выраженной прямоугольной рамой плеч и острым бугорком кадыка, парень растирал отвыкшие от света глаза. Остановился, поправил повернувшийся вокруг своей оси значок дежурного. Съехавший чуть дальше по его поясному ремню штык‑нож, смещённая на тыльную часть головы камуфляжная кепка и пока ещё нетвёрдая, медленная походка отлично дополняли образ пропойцы. Изюминкой на торте было опухшее лицо. Но это было обманчивое впечатление и имело под собой другие причины.
Закрытая на засов, как и должно быть в ночное время, входная дверь дёрнулась, петли скрипнули. Под звук двух глухих ударов о деревянную створку Багаев ускорил шаг, поправляя головной убор. Спросонья, он не посмотрел в дверной зрачок, а сразу отщёлкнул засов. «Блин!», — понял свою оплошность сержант, но уже сделал шаг назад, в сторону дневального, готовясь либо делать доклад об отсутствии происшествий, либо получить оплеушину от возможного проверяющего за то, что пускает в расположение роты любого, кто постучит в дверь. А, может, будет и то и другое.