Без права на подвиг (СИ)

— Ясно. Да не трясись ты. Решу я всё. Ты отойди вон туда в угол и главное — сиди тихо, а ещё лучше притуши керосинку.
— Ты что задумал…
— Заткнись, я сказал. Сиди тихо, чтобы не произошло.
— Хорошо, хорошо, — Шурку-Механика трясло мелкой дрожью, но все мои указания он выполнил в точности.
Я прекрасно помнил, что луч ближайшего прожектора снаружи не добивал до двери в мастерскую совсем немного. Лишь частично освещая торцевую стену соседнего барака, в которой не было окон. Меня это устраивало: керосинка потушена и я, открыв дверь, не стану лёгкой мишенью у противника. Хотя откуда у них взяться огнестрелу? Максимум дубинки. Поэтому, мой выход для полицаев должен стать неожиданностью.
На месте Грицко с его подельником я бы ждал меня у выхода, стоя по краям у дверного проёма. Огрел чем-нибудь тяжёлым по голове — и тёпленьким бы оттащил в укромное место, где бы и начал потрошить.
Видимо, допустить выдачу продуктов, купленных Механиком на рейхсмарки, было их изначальной задумкой, чтобы меня расслабить. Может, им цель остальные деньги и золото? Ведь я вполне мог взять их с собой на вторую встречу. Блин, как всё топорно! И не вовремя.
Но ничего не попишешь: ребятки узнали слишком много, поэтому следует их валить. Однозначно. Полагаю, после этой миссии, даже Ремесленник перестанет называть меня Миротворцем. А ведь я ещё и не начинал толком.
Дверь открывалась внутрь мастерской, что должно было облегчить задачу засевших в темноте полицаев. Но не в моём случае. Темнота в мастерской царила почти полная. Я же после своих дневных приключений так и щеголял босиком. Пришлось быть вдвойне осторожным, чтобы не наступить голыми пятками на какую-нибудь железяку.
Оставив у верстака продукты и ветошь с долблёнками, кошкой метнулся к двери, замерев на цыпочках над порогом на долю секунды…
Рывок за ручку и кувырок в темноту. Вот только темнота была темнотой лишь для моих противников. Что-то твёрдое неприятно зацепило меня по хребту, но поскольку удар пришёлся вскользь, я его почти не почувствовал. Переворот на спину, и я встречаю уже испытанным сдвоенным ударом ног в грудь первого, кинувшегося на меня полицая.
— Н-на, с-с-су…а-агх-х-х!!!
Сдерживаться не было причин, и всё накопившееся за день раздражение и досаду я вложил в этот удар, буквально на секунду зависнув в положении «стойка на лопатках». Хруст, чавк — и бездыханное тело исчезло в проёме двери мастерской. Секундная растерянность второго полицая сыграла мне на руку. Точнее, на ногу.
Не надо быть мастером кунг-фу, достаточно свойств аватара, модифицированного нейротроном. Против подобной скорости перемещения, квазиизменённой плотности тканей, помноженных на сокрушительную силу удара плоть обычного человека всё равно, что лист картона. Не устоять. Ни при каких обстоятельствах. В чём я убедился в очередной раз.
Поэтому моя неловкая попытка крутануть мельницу из лежачего положения ногами для подсечки противника вылилась в не совсем тот результат, которого я добивался. Я хотел свалить и обездвижить полицейского, чтобы допросить его перед тем, как грохнуть.
Важно было узнать, не ушла ли информация на сторону. И хотя такие хлопцы из патологической жадности вряд ли могли с кем-то поделиться информацией о зеке, имеющем на кармане золото и деньги, но бережёного, как говорится, и бог бережёт.
Но анавр предполагает, а Закон Сохранения Реальности располагает. Похоже, перестарался.
Моя голая пятка, несясь по дуговой траектории, врезалась в левое колено стоящего полицая с такой силой, что даже мне стало не по себе, когда раздался жуткий хруст ломающихся костей и разрываемых связок.
Едва начавший вырываться из глотки вой рухнувшего Грицко, я задавил в самом зародыше, с силой воткнув полицая лицом в лужу, образовавшуюся перед порогом мастерской из воды, что стекала с крыши барака. Новый, едва слышимый, короткий хруст шейных позвонков возвестил о том, что о допросе теперь можно забыть.
Осторожная попытка приподнять за плечи обмякшего Грицко подтвердила мои опасения. Шея полицая была сломана, да ещё я, кажется, умудрился вогнать ему позвоночник в основание черепа. Похоже, скоро я стану опасаться самого себя.
 
Интересная особенность. В первую миссию такой степени превосходства физических способностей аватара не было. Или всему виной мой эмоциональный настрой в результате дневного родео на вагонетке?
Ладно, пока некогда думать о мотивах, надо что-то придумать с трупами. Хотя… может тот, первый полицай ещё жив?
Я прислушался к ночным лагерным звукам. Как хорошо, что здесь по приказу администрации ни днём ни ночью не смолкает бравурная музыка, несущаяся из нескольких размещённых на территории репродукторов. За те несколько недель, что я здесь, она уже успела порядком поднадоесть. Нет, усталым зекам не мог помешать уснуть, наверное, даже работающий авиационный двигатель, но вот эта бравурность и круглосуточная германская бодрость периодически порождала мысли о зверском убийстве грёбанного немецкого ди-джея прямо в радиорубке.
И сейчас эта круглосуточная музыкальная шкатулка Рейха как нельзя лучше замаскировала звуки борьбы.
Войдя во всё ещё тёмную мастерскую, я прошёл к верстаку, отметив, что Механик так и продолжает сидеть, забившись в свой угол.
— Шурка, ты как там?
— Д-да…
— Зажги керосинку, — я вернулся к двери, у которой навзничь лежал без движения первый полицай. Пощупал пульс. Экзитус леталис, без вариантов. Разгорающееся дрожащее пламя фитиля лампы бросало причудливые тени на грубое усатое лицо ещё пять минут назад живого человека.
— Ты их…того? — Шурка-Механик встал рядом, держа в дрожащей руке лампу.
— Йя, йя, натюрлих. А ты думал, они бы меня пожалели? Сначала бы пытали, выясняя, где золото и деньги, а потом бы в расход пустили. Зачем им свидетели? А тебя бы в лучшем случае запугали. И ходил бы по струнке. Так ведь, Саша?
— Н-наверно…
— Точно тебе говорю. Теперь будем надеяться, что эти двое, что так быстро тебя распотрошили, никому ничего не успели рассказать.
— Но утром ко мне должны прийти двое солдат из охраны…они увидят…этих. Меня отправят в карцер! Нет! В концлагерь!
— Не ссы в баланду, Шурик. Ничего не будет. Крови, как я погляжу, нет. Надо же, не наследил я. Ну и отлично! А трупов через час тоже не будет. Это я тебе гарантирую. Только, Шура, от тебя потребуется некоторая посильная помощь.
Надежда, вспыхнувшая было на лице Механика после слов о том, что проблему трупов я беру на себя, потухла.
— Чем я могу…?
— Не волнуйся. Таскать их не придётся. И даже ползать под пулемётным огнём тоже. Хе-хе…Ты мне только дай на время какой-нибудь острый ножик из своего хозяйства. И топорик не помешал бы. Любой. Да не бледней ты, тюря! Не буду я никого расчленять. Неблагодарное это занятие. Да и глупое в наших условиях. Инструмент мне нужен, чтобы спрятать трупы хорошенько. Куда? Меньше знаешь — крепче спишь.
— Я сейчас! — обрадованно воскликнул Механик и исчез где-то за верстаком, — вот! — он протянул мне небольшой топорик и сточенный старый напильник, перемотанный дратвой у рукоятки, — пойдёт?
— Поедет, — буркнул я, пробуя лезвие пальцем, — теперь слушай внимательно. Закройся до утра и сиди тут. В барак не ходи. Я еду и долблёнки у тебя пока оставлю. Приготовь мне ведро воды. Через час-два вернусь, обмыться не помешает. Постучу вот так: два коротких, три длинных. Понял?
— Да.
— Ты об обмене на шахтёрскую одежду договорился?
— Двадцать марок.
— Деньги остались?
— Нет. Всё ушло на продукты. И ты…долю обещал, — похоже, Шурка совсем ожил, раз сквозь страх проклюнулся коммерсант.
— Я слово держу. Вот держи. Тут ещё сотня, — я сунул механику деньги. Как знал, прихватил из заначки, — постарайся завтра вместе с вещами прикупить ещё продуктов. Лучше из сухого пайка. Чем дольше храниться, тем лучше. Усёк?
— Да.
— И ещё. Запомни. Скорее всего, меня тут через несколько дней уже не будет. Вернусь в Цайтхайн. Твоя жизнь на кончике твоего языка. Будешь молчать про полицаев и сегодняшнее — останешься жив. Поверь, если их трупы и найдут, то не так быстро. Надеюсь на твою соображалку и чувство самосохранения, Механик. Ну а если протечёт через тебя ещё раз, не взыщи, — я постарался ему подарить самую проникновенную улыбку из своего арсенала и похлопал Механика по плечу. Бывай!