Ложь, которую мы крадем

Мне казалось, что мы с Лайрой были единственными людьми в этой школе, которые выросли ниже черты миллионеров. Конечно, у Лиры были деньги сейчас, когда ей было восемнадцать, но она выросла в системе, и я знала, каково это. Я видела, что приемные семьи делают с детьми. Во что она их превратила и позволила им стать.
С самого рождения пришли в этот мир без возможности позаботиться о себе. Они должны учиться и адаптироваться у других. У большинства есть родители, которые направляют и учат их. Чтобы показать им ошибки и права жизни.
Тогда есть другие.
Изгои, потерпевшие кораблекрушение, одиночки мира, которые сами всему этому учатся. Мы учимся на собственном горьком опыте, мы учимся на неудачах, на ошибках. Мы отращиваем когти и острые зубы вместо теплых сердец. Мы пробиваемся на вершину. Мы заботимся о себе и своих. Вот и все.
— Тебя не беспокоит… — Она делает паузу, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что никто не подслушивает, — Лабиринт загорится или попадет в медвежий капкан?
Я не смеюсь, хотя и должна. Я бы не отказалась ни от одного из них, чтобы сделать что-то подобное.
Волновалась ли я? Да.
Я собиралась позволить этому разрушить это? Собиралась изо всех сил стараться не делать этого.
— Сомневаюсь, что они будут здесь сегодня вечером. Плюс они не могут попасть в лабиринт, когда мы внутри, на обоих входах есть учителя. Мы должны быть в безопасности, чтобы развлекаться сегодня вечером, хорошо? — успокаиваю ее.
Она кивает, не понимая, что я планирую продолжить: — Но я действительно думаю, что нам стоит подумать о том, чтобы рассказать кому-нибудь, Лира.
Некоторое время из ее рта ничего не выходит, тишина, когда мы снова и снова слышим, как вокруг нас ревет воздушный рожок, сигнализируя о начале и конце пребывания людей в Лабиринте.
— Давай возьмем сегодня вечером. Только этот момент. Всего одна нормальная ночь, и мы сможем поговорить о том, что нам нужно сделать утром.
Это было самое близкое, что я получила от нее. Я знала, что сейчас она более склонна сказать — нет, — но все же чувствовала, что это была маленькая победа. Она начала проникаться идеей довериться кому-то. Полицие. Учителям. Любому, кто мог бы нам помочь.
Я перехватываю ее руку своей: — Ты сможешь не отставать в этой юбке? — Зелено-черная клетчатая ткань касалась верхней части ее бедер, напоминая мне форму Слизерина из Гарри Поттера.
Это было мило, что Лира была такой парадоксальной. Она носила клетчатые юбки и вельветовые штаны, чтобы собирать жутких насекомых из грязи. Всегда входила в общежитие с грязью на коленях и ладонях. То, как она скрестила ноги, когда сидела с книгой на коленях, но при этом рыгала громче, чем любой взрослый мужчина, которого я слышала после того, как выпил банку кока-колы. Как она могла быть такой мягкой, такой женственной, но делать что-то, что сочли бы мужицким. Я восхищалась тем, как легко ей удавалось балансировать части себя.
— Возможно, нет, но мы попробуем. — Она смеется, подтягивая меня к узкой линии входа в лабиринт.
Мы разговаривали, чтобы скоротать время, наблюдали, как ученики терпели неудачу снова и снова, пронзительный гудок пронзил небо как раз перед тем, как учитель объявил, что другая команда еще не нашла ключ.
Следующей была наша очередь, мы стояли между учителем психологии Лиры и моим профессором статистики, ожидая разрешения войти в сгущающуюся тьму между шикарными зелеными изгородями.
Порыв ветра ударил меня сзади, подтолкнув вперед настолько, что мне пришлось поймать себя на краю лабиринта. Он несся сквозь деревья, их больные стволы стонали и раскачивались позади нас.
Глядя на свои сжатые кулаки, на то, как мои ногти впиваются в ладонь, когда ритм сердца начал ускоряться.
— Брайар! — Лира щелкает пальцами перед моим лицом, пытаясь вернуть меня на землю.
— Мы встали. — Она улыбается, направляясь в Лабиринт первой.
Туман опустился низко на землю, засасывая ее в туман, когда она исчезает внутри. Страх лижет мне затылок, но я быстро стряхиваю его. Следуя за моим другом.
 
Моя рука протягивается вдоль лабиринта живой изгороди, другая нажимает кнопку включения фонарика. Яркий свет бьет Лире в лицо, и она поднимает руку, чтобы защититься от яркого света.
Я направляю свет налево, затем снова направо, видя два разных пути. Туман делает дальнюю видимость практически невозможной.
— Хочешь разделиться? Так мы сможем покрыть больше территории. — Она предлагает.
Мой первый инстинкт — сказать нет. Мы всегда сильнее числом. Но это школьная функция, а не план бегства от них. Поэтому я киваю.
— Я пойду налево. Удачи. — Дарю улыбку в хорошем настроении.
Когда мы расходимся, я делаю глубокий вдох, наклоняя голову, чтобы немного похрустеть шеей. Когда я начинаю перемещаться между левыми и правыми, все становится немного размытым, поэтому я пытаюсь набрать темп.
Я знаю, что у нас так мало времени осталось здесь, и я ненавижу проигрывать. Чем дальше я забираюсь внутрь, тем больше чувствую себя потерянным, каждый поворот, каждое изменение направления кажется неверным. Высота лабиринта слишком велика для меня, чтобы смотреть вверх и поверх живой изгороди, поэтому я даже не могу сказать, близко ли я к середине или нет.
Я уверена, что воздушный гудок сработает в любую секунду, одна только эта мысль заставляет меня бежать быстрее.
— Я пожизненный владелец крысы, я должна быть в состоянии выбраться из этой глупости. — Я ворчу, глубоко вздыхаю и немного кашляю. Мои легкие мокрые от тумана. Мое сердце сжалось при упоминании Ады. Если они позволят мне выпуститься, не убив меня, я вернусь, чтобы заколоть его за убийство моего питомца.
Я кладу руки на колени, опуская голову, чтобы отдышаться.
Когда я снова поднимаю его, я поднимаю его с фонариком, сканируя его перед собой. Свет проходит сквозь туман, отражая белую краску башни, возвышающейся в нескольких футах от меня.
— Я буду чертовски проклята. — шепчу я с улыбкой на лице.
Когда я приближаюсь к строению, я замечаю золотую отмычку, свисающую на единственной нити со ступеней. Потянувшись на цыпочках, я обхватываю пальцами бойкий металл, гордость наполняет меня до краев.
Я слышу, как дергается струна, и ключ падает мне в руки. У меня есть несколько секунд, чтобы полюбоваться искусственным золотом, но мои действия, похоже, вызвали ужасную череду событий. Как будто веревка была ловушкой, а я идеальной жертвой.
Вокруг меня раздаются крики, пронзительные, пронзительные вопли. Голоса, кричащие из-за пределов Лабиринта. Я подпрыгиваю, кружась слева направо, ожидая, что кто-то будет рядом со мной. Вместо этого в ночи слышится постоянный звон выстрелов, отчетливый звук выстрелов.
Это просто фейерверк, объясняю я, хотя в облаках нет искорки или мерцания разноцветного света. Я могу сказать себе, что мне нужен только фейерверк, но правды это не изменит.
— Всем сохранять спокойствие и, пожалуйста, выйти во двор! — Я слышу, как один из учителей объявляет в микрофон, голос эхом отзывается на меня.
Я не уверена, что хуже.
Быть в ловушке этого лабиринта или не знать, что происходит за его пределами.
Мои инстинкты выживания активизировались за последние несколько недель больше, чем когда-либо прежде. Это было совсем не похоже на то, чтобы быть пойманным копами или почти быть пойманным парнем, у которого воруют.
Это намного хуже.
— Лира! — Я кричу изо всех сил, горло болезненно звенит. — Лира!!
— Я подпрыгиваю, мой фонарик направляет меня, когда я начинаю повторять шаги, которые я уже начала забывать.
Мои глаза напрягаются, чтобы видеть в темноте, пытаясь найти Лиру, а также пытаясь безопасно выбраться из этого лабиринта. Туман и крики уже достаточно сбили с толку мои чувства, теперь рев музыки начал вибрировать стены Лабиринта. Никакой лирики, только нестройные аккорды, сигнализирующие о надвигающейся судьбе в моем будущем. Это звучало как музыка, которую играли карусели, призванной привлечь людей к ярким цветам и крутящимся лошадям.