Ложь, которую мы крадем

— Итак, почему жуки? — спрашиваю я, хватая деревянный ящик и переворачивая его наверх, чтобы сесть на него.
— Почему не жуки?
— Туше.
— Моя мама была биологом, она работала со змеями в своих медицинских исследованиях, поэтому странные животные были обычным явлением в моем доме. Наверное, поэтому я так хорошо отношусь к твоей домашней крысе, — подмигивает она, используя фонарик, чтобы заглянуть за углы и под старые коробки.
— Твоя мама все еще…? — спрашиваю я, затягивая, надеясь, что не затронула щекотливую тему. Каждый раз, когда она говорит о ней, это всегда в прошедшем времени, и я предположила, что она умерла.
— Неа. Мертвая, как гвоздь, — мои глаза слегка расширяются от ее грубых слов, но я, наверное, лучше всех знаю, что люди очень по-разному справляются с потерей, — Она умерла, когда мне было семь лет. Меня отдали в приемную семью, и когда мне исполнилось восемнадцать, я получила полный доступ к своему наследству и страховым деньгам. Так что я поступила, полагая, что уже провела здесь всю свою юность и могла бы получить здесь образование.
Я киваю, принимая всю эту новую информацию, мне нравится тот факт, что я знакомлюсь с ней. У меня никогда раньше не было настоящего друга, и это начало напоминать дружбу, которая продлится весь колледж.
Она прыгает к рассыпавшемуся по полу жуку, ловко подхватывает его своими маленькими ручками, удерживая на ладони, пока он ползает на своих шести лапках. Ее фонарик освещает экзо скелет, цвета насекомого почти переливаются насыщенной зеленью и блестящим синим цветом.
— Драгоценный жук, люди использовали свой панцирь для украшений во время религиозных церемоний. Теперь они просто предмет коллекционирования из-за своего цвета. — Она смотрит на симпатичного жука, ее глаза загораются удивлением и любопытством. Она берет прозрачную банку и засовывает ее внутрь, прежде чем плотно закрыть крышку.
— А ты? Твоя мама умерла? Твой отец? Братья и сестры? Ты мало говоришь о себе, я заметила. Ты ведь не секретный постоянный советник, не так ли? — Она шутит, и ее воздушный голос заставляет меня улыбаться.
Меня никогда никто не спрашивал об этом. Всю мою жизнь никто не осмелился спросить меня о том, кто я такая, о моей жизни. Я боролась, пытаясь решить, хочу ли я быть честной о своих родителях, о том, что сделал мой отец и кем он меня сделал. Или если бы я хотела солгать, потому что Лира никогда бы об этом не узнала.
Она будет знать только то, что я ей скажу.
Я могла превратиться в кого угодно.
— Моя мама до сих пор живет в Техасе, а папа находится в тюрьме штата с тех пор, как мне исполнилось тринадцать. — Я выдыхаю: — Я выросла в одном и том же сломанном трейлере с тех пор, как родилась, и я единственный ребенок. Честно говоря, обо мне особо, нечего сказать.
— Твой отец замышлял что-то плохое? Например, убил кого-то?
Я качаю головой: — Нет. Он был профессиональным вором. Карманные кражи, грабежи и тому подобное. Однажды он подумал, что сможет захватить банк. Но был не прав.
— Ты скучаешь по нему?
— Да, каждый день. Я знаю, что быть преступником плохо, воровать плохо, но все, что он когда-либо делал, он делал для меня и моей мамы. Он просто работал с тем, что у него было. Хотя я научилась у него нескольким трюкам. — говорю я с ухмылкой.
Выбор быть честной с Лирой не было таким трудным. Я не хотела, чтобы фундамент нашей дружбы был построен на лжи. Это никогда не будет здоровым или хорошим для кого-либо в долгосрочной перспективе. Кроме того, я знала, что могу доверять ей, что она не осудит меня ни за что, что я ей сказала.
— Мне придется запереть свою вишневую колу и темный шоколад, чтобы ты не украла их ночью? —говорит она с соответствующей ухмылкой.
Я смеюсь: — Твоя заначка в безопасности, честь скаута. — Поднимаю три пальца и кладу руку на сердце.
Проходят минуты, я наблюдаю, как она высматривает интересных существ, которых большинство раздавило бы шлепанцами. Я даже держала жука, который клялся, что не укусит меня, и это было круто. Чем дольше я нахожусь здесь, тем менее жутким становится, как только смиритесь с тем фактом, что тебя окружают мертвые тела, это не так уж и плохо.
 
Это похоже на уединенное убежище, и поэтому мы решили сделать его местом сбора Общества Одиночек. Секретный заказ двух человек и только двух человек. Ну, думаю, до тех пор, пока у нас не появится больше друзей, если это когда-нибудь случится.
Все шло хорошо, пока воздух не пронзил резкий звук чьего-то крика. Он рикошетом отскочил от стен, сотрясая мои ступни и полые сердца, сжавшиеся от паники. Я невольно подпрыгнула, вглядываясь в ступеньки, откуда доносился звук. Это был крик о помощи, и самое страшное было то, что он был не за горами.
Это было близко.
Прямо за дверями мавзолея.
Говорят, никогда не знаешь, как сработает инстинкт борьбы или бегства, пока он не сработает. Достаточно просто сидеть за киноэкраном и кричать девушке: — Не ходи в туалет!
Но все не так просто, когда ты — девушка, запертая на жутком подземном кладбище, и единственный выход оттуда — столкнуться лицом к лицу с тем, что снаружи издает беспомощный человеческий крик о кровавом убийстве.
— Ты… — начинаю я.
— Ага. — Лира заканчивает, быстро кивая головой. Ее лицо такое же бледное, как и мое.
Мы молча начинаем гасить керосиновые лампы, натягивая сумки на плечи, не бормоча ни слова. Все еще не уверены, как мы выберемся из этой ситуации, когда мы даже не знаем, что нас ждет снаружи.
Я смотрю на нее, мои руки вспотели, я сжимаю фонарик.
— Нам нужно пойти посмотреть, что там наверху, тогда мы сможем найти способ уйти, хорошо? — Говорю я, ее лицо сияет от моего белого света.
Она кивает, щелкая своим, и в комнате становится намного темнее.
Я делаю прерывистый вдох и отшатываюсь, когда слышу еще один мучительный крик. Словно кто-то, кого разорвало на куски животное. Мне в голову приходят видения наихудших возможных сценариев.
Кого-то заживо съедает окровавленный медведь или волк. Еще хуже, если их пытает другой человек. Утащили в лес, где никто не мог услышать их крики из-за грохочущих волн и постоянного завывающего ветра.
Я сглатываю комок желчи в горле, выключая фонарик. Я даже не вижу свою руку перед лицом, настолько темно. Я чувствую, как Лира протягивает руку и хватает заднюю часть моей сумки с книгами, крепко прижимаясь ко мне, когда я начинаю нащупывать путь к ступенькам.
Мои руки ощупывают грязную стену, нога находит первую ступеньку. Мои зубы сжаты так сильно, что пульсируют, я так настойчиво пытаюсь замолчать, боюсь, что даже самое слабое дыхание скажет снаружи, что мы здесь, внизу.
Я делаю каждый шаг постепенно, видя, что металлические ворота все еще открыты, а лунный свет дает нам свет снаружи. Я вижу, как сильно качаются деревья, снова чувствую запах океана и знаю, что мы вот-вот увидим, что издает этот шум.
Чем дальше мы поднимаемся по ступенькам, тем больше я слышу. Как низкий визг и приглушенные стоны. Когда мы достигаем вершины, мы оба выглядываем наружу, чтобы засвидетельствовать это, дыхание в моих легких перестает существовать.
Нити страха внутри меня дрожат.
Четверо высоких мужчин окружают тело в нескольких ярдах от них. Их присутствие зловеще. Что зла и мучений.
Я облизываю губы, они внезапно становятся сухими, когда ватный рот прилипает к моему языку.
— Что они… — я нежно, но твердо кладу руку на рот Лиры, заставляя ее замолчать рядом со мной. Мои глаза широко распахиваются, когда я качаю головой, прикладывая свободную руку к губам и делая выражение лица.
Все одеты в черное, с ног до головы. Их тела сливаются с ночью, один из них стоит позади человека, стоящего на коленях на земле. С такого расстояния я вижу, какое у него увеличенное и избитое лицо. Его глаза настолько избиты, что едва открываются, грязь и кровь покрывают его скулы.
Кислота булькает в моем желудке, и я не хочу ничего, кроме как вырвать прямо сейчас. Мы являемся свидетелями преступления. Того, которое я не уверена, что я или Лира смогжем остановить.