Ручей (СИ)
«Я дышала запахом смерти, — думала она, — и смерть услышала, как пахнет моя шкура. Теперь лес возьмёт и меня, и неродившихся детей, как всех врагов и всю добычу, что умерли сегодня…»
Но лес не взял её.
Проснувшись на третий день Мать почувствовала, что голодна и собрала в округе водных кочей, как детёныш. Затем в камышах нашла утиное гнездо с яйцами. А потом ей просто повезло: поймала у берега неповоротливую рыбу, пришедшую на нерест, и целый день питалась ею. Так, постепенно, в себя и пришла.
Прошли дожди — Мать пряталась в дупле, где раньше, давно, гнездились птицы, и ела то, что ползёт и плавает. Она таки понесла, и детёныши слабо шевелились в чреве. За дождями прошли другие. От реки пришлось уйти, так она разлилась. Мать вспомнила, как говорила Грею, что гейм похож на полноводный ручей. Где сейчас её сын? Где семья?
За холмом, в сосновом бору, по запаху нашла детёныша прохта, который бесшумно и неподвижно прятался в траве и ждал соска своей Матери, убила его и наелась как следует — у неё свои дети в чреве, есть приходилось много.
В Мёртвый Лес вернулась лишь когда Ночной Глаз из круглого стал узким. Зелёная отрава исчезла, но смерть царила по-прежнему, тяжёлая вонь разложения многих тел зависла в воздухе, пусть залётные птицы снова кричали в кронах. Она уже знала, что увидит, когда вышла к собственному логову, гудящему роем мух. Вся семья погибла, теперь жуки и черви хоронили её Матриарха, Сестёр с их малышами и братьев. В Мёртвом Лесу не выжил никто, разве что остались какие-то Матери из тех, что ушли вместе с нею.
Она горевала над телами родичей, и над тем, что не погибла вместе с ними, и пела Ночному Глазу тоскливые прощальные песни две ночи подряд, пока плоды не стали шевелиться в утробе — Мать давно не ела. Пришлось снова идти в чистые земли на охоту. В этот раз, окрепшая, она сама взяла из засады сулицу.
Рожать в пропахшем смертью логове было нельзя. И потому, что добычи вокруг не осталось, и потому, что совсем близко теперь, хвостом махнуть, пролегала огромная, разрытая тропа, по которой ходили двулапые, перекликались высокими как у крыланов голосами, и с рёвом мчались их шумные, зловонные зверюги.
Сгорая от ненависти, едва удерживая себя от священного безумия гейма, Мать скалилась и следила за двуногими издали. Они уничтожали всё на своём пути: валили лес, и рылись на большой поляне, выкапывая глубокие овраги и насыпая горы земли, и лили воду, а в темноте зажигали низкие Ночные Глаза, от которых становилось светло, как днём, и вновь с грохотом и треском валили лес. Двуногие смерть и принесли. Они поняли, что мустов в бою не победить, и всех убили зелёной пылью, а сами не сдохли, может раньше уже болели.
Пришла пора подумать о новом месте, подальше отсюда.
— Семья всегда возрождается, — сказала Мать, в последний раз глядя на скопище личинок и червей, в которое превратилось логово. — Я рожу и выкормлю Дочерей. Они придут непраздными и родят своих Дочерей. Мои дети, и дети их детей понесут мою здоровую кровь, ведь я вдохнула пыли, но выжила. И однажды я вернусь сюда. О-о-о, — простонала она, в предвкушении перебирая лапами, — Мои мёртвые родичи, клянусь Ночным Глазом, лесом и рекой, что спасла меня, я вернусь!
Глава 13. Лана
***
Он жил долго, очень долго, и ссстал большшшим. Он ссстанет ещё большшше, когда ссспасссётся. Нора была узкой и гладкой, затопленной грязной водой, но он бежал прочь от сссмерти в воздухххе и вполз сссперва в грязную воду, затем в узкую гладкую нору. Всссё его огромное длинное тело, метр за метром продвигалосссь вперёд, вперёд и вверх, прочь от заражённого сссмертью мессста.
Он мог задерживать дыхххание надолго, когда охххотился в реке за рыбой, но сссейчас ссстремился за глотком воздухха. Наконец его плоссская голова показаласссь из шшширокого конца норы. Он высссунул язык, оценивая пещеру, метр за метром выполз весссь и сссложилсся пёстрыми кольцами. Затем, покачиваясссь, осссторожно осссмотрелссся. Мессста было мало, выхххода из пещеры он не нашшшёл, но рядом жила добыча — маленький вкусссный зверь и вкусссные звери побольше. Сссможет ли проглотить? Он ссслышал, как быссстро бьются иххх сссердца. В нём не было ссстраха, он знал, что доссстаточно удара, либо укуссса, чтобы зверь ссстал ссспокойным и дал ему пищу. Он был голоден и сссложил тело так, чтоб заметили не сссразу: поднялссся по ссстене, обвилссся вокруг щщщели и затаилссся.
Встать до будильника, чтобы было время на чашку чая, записать показания, повернуть тумблер подачи плазмы, снова записать показания, а тогда уж делать завтрак и Капельку будить, обычная рутина. Только теперь ещё и Серый танцевал по пищеблоку — он прекрасно знал, что еда берётся здесь. Вечером удалось его обманом выгнать во двор, где зверёк и переночевал в розовых кустах, но стоило лишь приоткрыть дверь, как просочился в щель и теперь суетился под ногами: бодался, цокал, трещал и требовал завтрак. Лана включила кофеварку, положила на разморозку кусок куриного филе и, зевая, поплелась в санузел, раздумывая, помыть ей голову или только зубы почистить, а голова и так сойдёт. Серый, объясняя на своём наречье, что его следует немедленно накормить, следовал за ней: к-к-к, да к-к-к-к-к.
Всё случилось в считанные секунды, слишком быстро: дверь тихо открылась, свет автоматически зажегся, огромная змея с широкой плоской головой ударила сверху с такой силой, будто лошадь лягнула, и вышвырнула Лану в коридор. Не успела она вдохнуть воздух после падения, как змея свилась в пружину и выстрелила своей башкой-кувалдой куда-то ей в ноги. С выпученными глазами, задыхаясь, Лана перекатилась в сторону и вскочила. Она не визжала лишь потому, что едва дышала: удар пришёлся в грудь. А в пасти у змеи уже бился зверёк, она свивалась вокруг него, тщательно укутывая пёстрыми, смертельными объятьями, такая огромная, что Лана оторопела.
— Мама, мамочка, что случилось?! — закричала Капелька из спальни, и Лана пришла в себя.
— НЕ ВЫХОДИ!
На стене висел пожарный щит открытого типа, старый, добрый, простой как двери щит с комплектацией, повешенный во славу Её Величества Техники Безопасности, на случай возгорания, аварии и отключения автоматического пожароконтроля.
— Этого, конечно, не случится, — пояснил когда-то инженер по технике безопасности, — электроэнергия на нулевой точке физически не может прекратиться, соответственно система не выйдет из строя, автоматом всё потушит, но пожарный инспектор требует дополнительно щит, чёртовы бюрократы. Минуточку внимания, Светлана, на нём, как видите, огнетушитель, багор, лопата, лом, топор и два ведра, всё с инвентарными номерами, потом проверьте обязательно…
Лана схватила лопату двумя руками, острием рубанула прямо в кольца и отскочила. Разъярённая змея выпустила зверька и, широко разинув розовую пасть, выбросила голову в её сторону, но Лана была готова и встретила новый удар — встречным, лопатой плашмя, как теннисный мяч встречала ракеткой на универском корте, только теперь бить приходилось изо всей силы и она едва удержалась на ногах.
— Мамочка, что там творится?! — плакала дочка.
— НЕ ВЫХОДИИИ!!!
Будто в гонг ударив в лопату, змея отпрянула, оттянула часть огромного, узорчатого тела и теперь покачивала головой, пробуя воздух раздвоенным языком. Зверёк неподвижно лежал где-то под толстыми кольцами тихой убийцы, проникшей в санузел, очевидно, из унитаза. Лопатой не позволяя змее приблизиться, Лана схватила огнетушитель, сорвала чеку и как следует угостила чудище струёй. Пенная вечеринка исход битвы и решила. Ослепшую змею Лана с каким-то остервенением зарубила лопатой. Она всегда любила животных, всех подряд, пресмыкающихся тоже, и вот, пожалуйста, теперь с короткими резкими вскриками бьёт стальным остриём широкую плоскую голову… «Нет, надо наверняка, шею, ниже», — подумала она и с размаху ударила извивающееся тело раз, и ещё раз, тогда всем весом навалилась на лопату и давила, пока не услышала хруст, означавший, что позвоночник сломан и тварь мертва. Но даже с полуотрубленной головой змея продолжала хлестать собою по полу. Она была дьявольски сильной в агонии и хаотичным ударом хвоста едва не сбила Лану с ног. Та ещё дважды ткнула лопатой в хвост без какого-либо успеха.