Ведьма на Иордане

Как-то раз Праведник столкнулся на улице со старым приятелем. Много лет назад, а лет действительно прошло немало, они вместе сидели на уроках у американского раввина, а после, возвращаясь домой, обсуждали услышанное. Мнения почти всегда не совпадали, но они, хотя и честили друг друга обормотами, не придавали разногласиям большого значения.
Вокруг стоял серый Петербург, мглистое небо с рваными тучами давило и принижало, а обормоты, позабыв о времени и не чувствуя холода, спорили и спорили, по три раза провожая один другого до входной двери. Удивительный мир веры лишь начинал приоткрывать перед ними скрытые чудеса, и ученикам казалось, будто главные тайны, полные непостижимой прелести и неги, ждут впереди.
Праведник с трудом узнал в человеке с небрежно заброшенной за спину короткоствольной автоматической винтовкой обормота Зеэва. Они обнялись, шумно хлопая друг друга по лопаткам, быстро перекинулись шпажными вопросами, которыми люди, бывшие когда-то достаточно близкими, бесцеремонно обмениваются при встрече, а потом Зеэв предложил:
— Приезжай к нам на субботу. Место у меня много, двухэтажный домина, посидим, покалякаем не спеша.
— А где ты живешь?
— Тапуах, деревенька такая в центре Самарии. Если на автобусе, сорок минут от Иерусалима. А на машине можно и за полчаса успеть.
— Хорошо, обязательно приедем. С женой только уточню, как и что.
— О! — Зеэв поднял вверх указательный палец. — С женой он уточнит! Это Софья с тобой уточнит, как и что. Ты думаешь, я забыл взгляд испуганного зайца перед парадной твоего дома?
— Испуганного зайца?! — поразился Праведник. — Ты меня ни с кем не путаешь?
— Конечно, путаю, — тут же согласился Зеэв. — Вас там целое стадо ходило, как не спутать.
Они рассмеялись, обменялись телефонами, пообещали обязательно созвониться и разбежались по своим делам. Праведник подивился, что Зеэв помнит имя Софьи. Сам он, как ни пытался припомнить жену товарища, не мог представить даже общий облик.
— Тапуах? — изумленно подняла брови Софья. — Это же поселение в гуще арабских деревень! Я туда поеду только на танке.
— Пассажирские танки пока не курсируют, — отшутился Праведник, с горечью понимая, что вопрос решен. — Но люди там живут, каждый день на работу ездят. А нам только туда и обратно!
Софья молча отвернулась.
— Ведь мы столько лет не виделись! — в отчаянии воскликнул Праведник. — Неужели…
— Ну так и поезжай себе, — с неожиданной мягкостью произнесла Софья. — Зачем семью тащить? Посидите в субботу за столом, выпьете, поговорите.
— А как же вы тут без меня?
— Да уж как-нибудь. Справимся, не переживай. Поезжай, поезжай, — добавила она завершающим разговор тоном.
Зеэв, которому Праведник позвонил через неделю, обрадованно предложил приехать днем раньше, чтобы получились два вечера для общения.
— Я тебя встречу на остановке. У нас тут вечерами туманы, почти как в Питере. Там с Невы наползало, а тут из ущелий несет, точно установка какая-то работает.
Праведник чуть помедлил с ответом, ведь в четверг вечером он обычно писал письмо Ребе. Но ради такого случая… впрочем, письмо можно написать и в Тапуахе.
— А факс у тебя есть? — спросил он. — Мне письмо нужно будет отправить.
— Есть, конечно, — удивился Зеэв. — У кого сегодня нет факса? Отправляй себе, что угодно и куда заблагорассудится.
И Праведник поехал. Туман действительно выползал из ущелий меж невысоких холмов, гордо именуемых Зеэвом горами, с такой силой, будто неизвестный противник устанавливал дымовую завесу. Красные черепичные крыши домов Тапуаха рдели под лучами заходящего солнца, а клубы тумана лежали на живых изгородях, точно хлопья снега, непонятно откуда взявшегося в Средиземноморье.
Оказавшись в отведенной ему комнате, Праведник первым делом аккуратно повесил в шкаф на плечики субботний костюм, достал подарки, расставил на столе шесть фотографий Ребе. У него в доме каждую комнату украшало восемнадцать портретов, ведь число восемнадцать символизирует жизнь, а Ребе, как известно, не умер. Но тащить в чужой дом такое количество Праведник не решился и ограничился только шестью фотографиями.
 
Лилю, жену Зеэва, маленькую смуглую женщину со вздернутым носиком и быстрым, оценивающе-острым взглядом блестящих глазок, он абсолютно не узнал. Она ему сразу не понравилась, но Праведник очень старался ничем не выказать возникшую антипатию.
Стол накрыли на балконе. Туман уже схлынул, сумерки заполнили ущелье перед домом, и там, в лиловой глубине, заливисто перебрехивались невидимые собаки. Разговор пошел, Лиля не вмешивалась, а только подносила блюда и меняла тарелки. После третьей рюмки Праведник пожалел о непонятно откуда взявшейся антипатии и, словно пытаясь искупить вину, ввернул несколько комплиментов, похвалив, возможно высокопарно и неуклюже, Лилину готовку. Она сухо поблагодарила, поджимая губы, и Праведник подумал, что все-таки ему не нравится нервный перебег ее маленьких глазок.
Разговор только начал набирать силу, когда Праведник вспомнил о письме. Зеэв, разумеется, хотел еще сидеть и сидеть, пришлось объяснить ему и Лиле о посланиях Ребе. Простым объяснением отделаться не удалось, изумленные хозяева засыпали гостя вопросами, и он оказался за письменным столом довольно поздно. Факс, по счастью, стоял в его комнате, поэтому можно было не торопиться.
Праведник надел субботний костюм, подпоясался гартлом, омыл руки и замер над чистым листом бумаги. К составлению письма он относился как к молитве и вел себя сосредоточенно и сурово. Три выпитые за ужином рюмки мешали, потребовалось небольшое усилие воли, чтобы отодвинуть в сторону дурные мысли, навеянные алкоголем. А дальше рука заскользила сама собой, неровные строчки сомнений, любви и грусти поползли поперек листа.
На следующий день «обормоты» много гуляли, раз десять обошли по периметру поселение, спустились в ущелье, подремали, прислонившись спинами к шершавой поверхности нагретых солнцем валунов. Говорили беспорядочно, разговор то и дело перескакивал с одной темы на другую. Утраченная с годами близость вновь теплой ниточкой повисла между сердцами.
Домой вернулись перед началом субботы, Лиля, вся в домашних хлопотах, холодно кивнула, и Праведник невольно сжался. Нет, не совпадала его душа с этой женщиной, никак не совпадала.
Суббота закружила, понесла вдоль привычных, отполированных до металлического блеска линий распорядка. Вечерняя молитва, ужин с вином, крепкий сон, ранний подъем в синагогу, два часа сладкой, завораживающей молитвы и снова застолье.
— К обеду, — предупредил Зеэв, — приглашены гости, хозяева соседнего дома. С гостями у нас туго, — добавил он, указывая подбородком в сторону арабской деревни, распластавшейся на другой стороне ущелья. — Боятся люди, думают, террористы стреляют из-за каждого пригорка. А на самом деле — тишина и спокойствие. Помнишь, как вчера по ущелью гуляли?
— Помню, — кивнул Праведник, и в ту же секунду лицо Софьи предстало перед его мысленным взором. Вот и она испугалась, а ведь как хорошо тут, как привольно и безмятежно.
— Вот так и ходим в гости: мы к соседям, а они к нам, — закончил Зеэв. — Будь у нас дети, обошлись бы без гостей. А вдвоем пустовато получается.
Перед обедом разошлись по комнатам, прийти в себя после молитвы. Праведник все пытался представить, как оно, жить без детей. И зачем Зеэву с Лилей такой огромный дом? Наверное, когда планировали строительство, думали, что родятся, а вот не получилось. Ох-ох, тяжело.
Ему до слез стало жаль Лилю, ее холодность и колючий взгляд перестали раздражать. Еще бы, день за днем в пустом доме, как не замерзнуть!
Ему захотелось сделать для нее что-нибудь приятное, подарить какую-нибудь вещь или сказать несколько теплых слов. Но дарить в субботу нельзя, а с комплиментами он вчера изрядно опозорился. Поразмышляв минуту-другую, Праведник выбрал самый лучший портрет Ребе, на цыпочках прошел в пустую гостиную и поставил картинку возле подсвечников с отгоревшими субботними свечами.