Степь и Империя. Книга I. СТЕПЬ (СИ)
Однако постепенно подойник наполнялся. Вскоре Дисвейну переставил скамеечку на другую сторону.
— Смотри, Риф, серебро сосудов, в которые собирают мед и молоко этой рабыни — вовсе не дань тщеславию. Молоко с серебра дольше остается свежим и не сворачивается. Каждая из этих капель дороже «меда желания». Вода, которой ополоснут подойник, продается южным купцам по золотому за флакон на два глотка. Этот флакон дарит мужскую силу ослабевшим южанам, отодвигает на месяцы дряхлость и бессилие, излечивает болезни, вызванные истощением жизненных сил. Несколько капель из такого флакона в кувшин вина или пива — и после первых глотков сельская скромница будет готова принять роту солдат, да еще и сама сверху попрыгает. А утром будет недоумевать, что это на нее нашло.
Но само «королевское молоко» — величайшая тайна и величайшая ценность. Мы никогда не продаем его.
Ты спрашивал, чему здесь учат уже прошедших посвящение Повелителей Степи? Так вот — здесь занимаются те из Повелителей Степи, кто пришел на встречу с Первым Предком раньше, чем закончился рост их тел. Здесь они постигают тонкости боя и получают в день по капле молока Королевы рабов. Эта капля делает их тела сильнее, кости крепче, мышцы — быстрее и выносливее, а зрение и слух — острее. Без «королевского молока» их упорство потребовало бы многих лет для достижения таких качеств. Секрет «королевского молока» делает Степных Волков лучшими воинами в мире: сильным, быстрыми, выносливыми. Конечно, это лишь фундамент, на котором строится воинское мастерство — но никто не строит на зыбучем песке.
По капле «королевского молока» в день получают и те рабыни, которые отобраны стать общими. В противном случае они не смогут бежать по степи и удовлетворять потребности юных воинов. На подготовку общей рабыни не может уходить меньше 40 дней, общая рабыня не может быть зрелой женщиной, чьи кости и мышцы закончили свой рост.
Запоминай все это, сын. Когда-нибудь придет время, и тебе придется возглавить род, тебе придется заниматься всем этим. Не только воинское мастерство служит Повелителю Степи. А теперь пойдем…
Изможденная многочисленными оргазмами, черная Королева Рабов распласталась на своем столе. Сейчас ее лицо было похоже на лицо спящего ребенка, счастливое и безмятежное.
— Посмотри ей в лицо, посмотри внимательно, Рифейну, — сказал отец. — Ты видишь: она счастлива. Абсолютно и почти постоянно. У нее нет прошлого, у нее нет будущего. Она полностью живет в настоящем. У нее лишь три простых желания — быть сытой, быть оттраханной и быть подоеной. Ей постоянно удовлетворяют эти желания, ей даже не надо высказывать их вслух. И тогда она погружается в абсолютное счастье. Она счастливее тебя, Риф, и меня, и всех знакомых нам людей…
— Но я не хочу такого счастья, отец! — воскликнул юноша.
— Абсолютное счастье, сын, именно таково. Полное удовлетворение желаний. Абсолютный тупик, конец пути. Помни об этом всегда, Рифейну. Помни, когда будешь просить у Седого исполнения желаний. Помни, когда тебе будут подносить чашу хмельного. Помни, когда южный купец предложить тебя трубку с «дымом забвения», говоря, что ты сможешь увидеть тех, дорогих тебе людей, кто уже шагнул за грань мира, и забыть о своем горе. Помни, что каждая чаша, каждая трубка уподобляют тебя этой счастливой рабыне. Пусть это будет самым главным твоим сегодняшним уроком, Рифейну.
Ошеломленный Риф только кивнул. Его потрясли слова отца, его предельно серьезный тон, неподдельный пафос сказанного.
Сензангакона и пафос? Такого не бывает. «Сензангакона-насмешник» звали его другие мужчины клана, Сен-грубиян — близкие. Талант Сена-вождя отдавать точные короткие команды в бою простыми грубыми словами, должен был обязательно войти в легенды.
Настолько длинной речи он не слышал от отца с тех пор, как тот первый раз вручил ему лук и объяснял, как попадать в цель. Это было больше чем полжизни назад. Но чтобы с пафосом, да с таким…
— А теперь, сын, — совершенно буднично продолжил отец. — Я тебе расскажу, как надо ухаживать за этим двуногим животным. Потому что молоко и мед, которыми она сочится, основа нашего богатства и главный секрет дрессировки рабынь. Она настоящая Королева рабов: как пчелиная матка истинная Королева улья.
Глава 12. Одинокая дорога домой
Глава 12. Одинокая дорога домой
17 день 1 месяца лета (9 месяца года) 2009 г. Я.
Южные горы
Солнце только забралось в зенит, когда Больц покинул долинку…
…где остались его друзья.
* * *
Мастер-сержант Адалард «Больц» Стребен уходил налегке.
Маршрут был известен, его трудности — тоже. Поэтому Больц без всякой жалости бросил веревки, обвязки и ледовое снаряжение. С сомнением подержал в руках айсбайль, который мог бы облегчить в двух местах проход через снежник, но бросил и его. На последней общей стоянке осталось и все скальное снаряжение, в первую очередь — тяжелые крючья.
Единственная возможность выполнить задание крылась в скорости. Изможденный и в одиночку, он не выдержал бы даже краткого боя.
Поэтому в кучу остающихся вещей полетели кольчуга, поножи, наручи и даже шлем. После краткого колебания поверх кучи снаряжения легла и глефа: надежная, заказная, с личным клеймом одного из хейденских ковачей. Продолжение руки и часть тела. В свое время Ривалд устроил им с большой скидкой возможность сделать заказное оружие по случаю присвоения сержантских лычек при окончании училища. Кузнец имел некий должок перед покойным отцом Ривалда и сделал оружие за полцены, но не поступился в качестве. Но и личная глефа легла на кучу брошенных вещей. Единственное, с чем не решился расстаться — с отцовской зрительной трубой.
Оставил Больц и все лагерное снаряжение. Не стал брать ни котелка, ни полога. Спальник и — на случай дождя и тумана — малый тент из просмоленного полотна.
Уходил Больц с луком, половинным запасом стрел и длинным ножом. Из снаряжения — один моток тонкого шнура, на всякий случай.
Плащ, на голове суконный капюшон — нечто среднее между российским башлыком и европейским худом — с непромокаемой пелериной, покрывающей плечи, и удлиненными концами, которые при необходимости можно было обмотать вокруг шеи до самых глаз.
Из еды забрал с собой четверть от вчерашнего козленка, две фляги воды, остатки здавура.
Кроки в непромокаемом пакете на теле, за пазухой.
Больц уходил налегке, но с тяжелым сердцем.
Он оставлял здесь двух своих ближайших друзей, вероятнее всего — на смерть. Один был тяжело болен, второй вызвался прикрывать отход и присмотреть за больным. Оставались на верную смерть. Шансов, что они еще раз свидятся в этом мире, было очень мало.
Их гибель окажется напрасной, если Больц не донесет кроки. Смысл его и их жизней сейчас упирался в быстроту и неутомимость его ног.
* * *
Пошел сразу ходко, взяв темп чуть ниже максимального, и держал его весь день. Будь дело на равнине, пустился бы «волчьим скоком» — чередуя быстрый шаг с бегом. Но здесь, в высокогорье, этот трюк не прошел бы. Дыхания не хватило бы…
Подъем к перевалу со стороны Степи был круче, чем противоположный, когда егеря вышли к перевалу по плавно повышающемуся плоскогорью, даже не сразу поняв, что перевалили становой хребет.
Но подходы хорошо просматривались снизу, и Больц без напряжения шел по виляющей тропе, обильной усыпанной козьими катышками. Горные козлы тоже предпочитали не брать «в лоб» этот перевал.
Шел хорошо, пружинисто, ходко. Вчерашний сытный ужин и несколько часов сна пошли на пользу. К краю снежника, по которому лежал путь к перевалу через основной хребет, подошел задолго до вечера и уже понадеялся, что засветло проскочит и перевал. Искать свои следы двухдневной давности не стал — со снежника они спускались напрямую, повторяя рискованный путь преследуемого степного мага. Подняться по этому пути будет намного сложнее и отнимет слишком много сил и времени. Лучше довериться инстинкту местных животных и идти по их следу.