Степь и Империя. Книга I. СТЕПЬ (СИ)
Глава 4. Рождение рабыни
15 день 1 месяца весны (5 месяца года) 2009 г. Я.
Где-то в Степи
Когда рабский караван двинулся в путь, бурлящие мысли о гордой миссии и о том, через что придется пройти для ее осуществления, не помешали Ирме задремать под неспешную поступь монструозных буйволов. Недвижимый знойный воздух плавил мысли и тело, лишал сил. Тент мало спасал от жары, но хотя бы закрывал от прямых солнечных лучей.
В полдень повозки остановились у замаскированного колодца. Сменились охранники, двух крайних рабынь отстегнули, чтоб сменить ведра. Одно — наполнить, другое — опорожнить. И снова монотонное покачивание.
Ирма вновь погрузилась в какое-то забытье, почти не обращая внимания ни на удушающую жару, ни на навязчивые всхлипывания соседки — полноватой девчонки с детским кукольным щекастым личиком и абсолютно не детскими формами.
Остальные подавленно молчали.
Внезапно соседка, накрутив себя до полноценной истерики, запрокинула голову и разразилась громкими рыданиями.
— Молчать! — тут же отреагировал охранник. Миг — и он уже стоит за спиной рыдающей рабыни.
Ирме стало ясно, для чего предусмотрены проходы между клеткой и бортами повозки и почему тент, натянутый на шестах, позволяет охраннику двигаться в полный рост. Она снова удивилась собранности и дисциплине работорговцев — охранник отреагировал моментально.
Но девчонка, видимо, полностью утратила ощущение реальности. В ответ на окрик ее рыдания сменились какими-то совсем уж запредельными завываниями.
И тут охранник пустил в ход Жало…
Он легонько прикоснулся к позвоночнику у основания шеи и крик моментально прервался.
Потерявшая сознание рабыня начала сползать по стенке клетки, но охранник ухватил ее за темные распущенные волосы и повернул голову к себе. Направил острие жала на полуоткрытый рот и — Ирма могла поклясться, что видела это — бледно-голубая искра упала на кончик языка.
В следующий миг кончик жала так же легко прикоснулся к основанию позвоночника над крестцом. Рабыня вздрогнула всем телом и заморгала глазами. Охранник в два шага скользнул обратно на свое место.
А пришедшей в себя рабыне уже не до слез: с ужасом она пытается руками запихнуть обратно огромный, распухший, парализованный язык, который безвольно вываливается из распахнувшегося рта. И с таким же ужасом смотрят на эту молниеносно свершившуюся экзекуцию другие рабыни.
— На первый раз посидишь с открытым ртом пару верст, — лениво пояснил охранник. — Следующий раз подметать языком колени будешь полдня.
Жестокость этого наказания проявилась моментально.
В степи самая большая ценность — вода и все живые существа чуют ее издалека. Иначе им не выжить. На влажный вываленный язык и истекающий слюной рот моментально стали слетаться какие-то мелкие крылатые твари, похожие на мошек. И тут уж рабыне стало не до рыданий.
Скосив глаза к носу, она сгребала с языка с языка летучую гадость, которой с каждым моментом все прибывало, стремясь покрыть язык сплошным налетом и пробраться в рот. Туча насекомых, прибыв на место, стала проявлять интерес к другим потным телам, и тут уж всем стало нескучно.
Охранник перебрался к вознице, где их обдувал хоть слабый ветерок, высушивая пот. А рабыни в душной неподвижной жаре под тентом стали почесываться и размахивать руками, неодобрительно посматривая на темноволосую девчонку, чей рот и язык полностью покрылись темным слоем шевелящейся живности. Сочувствия в этих взглядах осталось очень мало.
Мало-помалу парализованный язык начал двигаться, и наказанная рабыня смогла закрыть искусанный рот. Увидев это, охранник на несколько минут откинул край тента со стороны солнца, и жаркие лучи быстро просушили потные тела. Насекомые, утратив приманку, покинули повозку, охранник вернулся на свое место, а страдающие от жажды рабыни обнаружили, что ведро с водой опустело.
Взрослая женщина, возглавлявшая соседнюю связку, согнулась пополам перед ногами охранника.
— Господин, будь милостив, рабыни молят о глотке воды.
Охранник равнодушно взглянул на нее.
— Вода будет только на стоянке. Следующий раз заговоришь без разрешения — будешь наказана.
И вдруг, раздобрившись, сказал: «До вечерней стоянки осталось всего около 3 верст. Дотерпите».
И действительно, первый переход каравана был недолгим.
Повозки остановились на площадке, вид которой говорил о том, что ею часто и давно пользуются. Площадка был оборудована каменными столбами с железными кольцами, очевидно для пристегивания цепей и буйволов. Находилась она на плоской вершине невысокого песчаного холма, поэтому ее обдувал хоть легчайший ветерок — что в такую жару уже было благом.
От середины склона начинались кипы невысоких деревьев, которые становились гуще, разбегаясь по оврагам. Среди них журчал ключ с прозрачной водой. Ниже, на самом дне балки, курился парком теплый источник. Запах, идущий от него, заставлял сомневаться, что воду из него можно пить. Зато он разливался маленьким озерцом, будто специально созданным для купания. Его берега, местами подкрепленные кладкой плоских камней, намекали на частое использование именно в этом качестве.
Образцовый порядок, присутствовавший при погрузке, никуда не делся. Рабов группами по две связки сводили сначала к ключу питьевой воды, давая напиться как животным, прямо из ручья, на четвереньках. Затем вели мыться. Окунали с головой, заставляли тереть друг друга светлым песком со дна заводи. На другой стороне озерца были выкопаны канавы. Над ними на несколько минут рабыням давали присесть, чтоб оправиться, на обратном пути запускали в воду по пояс — подмыться. И наверх, пристегнуть цепь к каменным столбам.
К тому времени, когда в воду заводили следующую связку, вода в озерце успевала смениться, а муть осесть.
Человеческий конвейер двигался непрерывно, но охранников было маловато, тем более, что часть из них была вынуждена взять на себя устройство лагеря и приготовление пищи, уход за животными. Над очагами повесили громадные котлы, а топливом служили лепешки сушеного навоза, видимо оставшиеся от предыдущего каравана.
Как бы то ни было, но в какой-то момент у каменного столба, к которому была привязана связка Ирмы и еще одна вереница рабов, не оказалось ни одного охранника.
Тощенькая жилистая девчонка поймала взгляд Ирмы и одними губами прошептала: «Развяжи!» Ирма быстро поняла, о чем речь. Из-за крайней худобы девчонки у работорговцев не нашлось ошейника и ножных кандалов подходящего размера. Поэтому девчонка была в зашнурованном кожаном ошейнике и кожаных же путах на ногах. Ирма покачала головой и показала ей забинтованные руки.
— Зубами! — прошептала девочка. — Ноги я сама развяжу.
Ирма впилась зубами в кожаную шнуровку ошейника. Казалось, прошло бесконечно много времени, но кожаный ремешок поддалась ее зубам. Девчонка к тому времени давно справилась с ножными путами, но лежала совершенно неподвижно, скукожившись в комок, будто совершенно обессилив. Всего один раз мимо прошел охранник, но ничего не заподозрил.
Ирма и сама не заметила, когда девочка исчезла. Видимо, был у девчонки опыт…
Пропажа обнаружилась нескоро, когда вся толпа была уже выкупана и рабов по одной связке стали подводить к котлу, наливая в миски сероватую полужидкую кашу-похлебку. Тут то и заметили, что связка неполная…
Весь караван рабынь уложили лицом вниз и пересчитали. И только потом, без паники, организовали погоню.
Из лагеря выдвинулось восемь пар конных воинов, которые звездой разошлись в разные стороны.
Оставшиеся охранники прохаживались вдоль рядов лежащих рабов, беспощадно угощая жалом и ногами любую, кто пытался пошевелиться.
* * *
Беглянку нашли очень быстро, еще до того, как темнота по-настоящему устоялась. Из сумрака выдвинулись двое конных. На жерди, опиравшейся на их седла, как загнанная косуля, висела несчастная девочка. Судя по тому, как безвольно болталась запрокинутая голова, метя по песку длинными волосами, она была без чувств.