Полюби во мне тьму (СИ)
- Придется показать письмо, - сделал свой выбор Советник. - Власть властью, а Родина дороже.
По слабоосвещенному залу сквозняки гоняли пепел. Его легкие волны докатывались до самых удаленных уголков замка, окрашивая все, к чему прикасались, в серый цвет.
Тяжелый плащ Советника по Черным Делам, идущего с важным известием к Темному Владыке, оставлял за собой чистую дорожку, но она тут же ревностно стиралась горячим ветром.
Из прорубленных в толще скал окон неслись завывания грешников, что сегодня перемежались стонами Доминанта - вулкана, готовящегося изрыгнуть новую порцию лавы.
- Ваше Темнейшество, у меня важное донесение, - Советник склонил голову и протянул сидящему на троне демону письмо.
Меж огромных рогов правителя мелькнула молния. Он неспешно развернул бумагу. Советник внимательно следил за каждым его действием и с облегчением отметил, что цвет молнии, по мере прочтения письма, сменился с красного на белый. «Хороший знак», - выдохнул он.
Темный Владыка поднял глаза и неожиданно широко улыбнулся.
- Я всегда верил, что в критический момент ты остановишься. Как и у меня, интересы Обратной Стороны у тебя на первом месте.
Советник по Черным Делам опустил голову, признавая правоту Темного Владыки.
- Я тоже получил письмо о дэйвах. Вот, почитай. Всезнающий уже роется в архивах.
Позже, когда они оба сидели на скалистом выступе, попивая прекрасное вино в ожидании взрыва Доминанта, Темный владыка произнес те слова, которые надолго успокоили мятущуюся душу его помощника:
- Ты к Кразимиону не ревнуй. У каждого правителя должен быть наследник, а племянник - единственный из Высших демонов, кто спокойно отойдет в сторону, уступив место моему сыну, - посмотрев на вспышку огня через стекло опустевшего бокала, Владыка добавил: - А сын у меня обязательно появится, я уверен.
- Я тоже в это верю, - выпив залпом вино, горячо согласился Советник. - И против законного наследника не пойду.
- Вот и славно, - кивнул Владыка. И когда рокот вулкана почти оглушил, Люций миролюбиво похлопал по плечу давнего соратника. - И купи, наконец, Непотребнику достойную одежду. Что же он у тебя оборванцем ходит? Стыдно перед ангелами.
Доминант рванул с такой силой, что сидящие на уступе демоны подпрыгнули и, сами того не ожидая, вцепились друг в друга. Их смех потонул в грохоте и шипении.
Глава 24. Соблазн
Лючии снился сон.
Она стояла на берегу реки, воды которой несли прохладу и душевный покой, а за спиной находился мужчина. Даже не оборачиваясь на того, кто кольцом сомкнул руки под ее грудью, она знала – это демон, имя которого для нее до сих пор секрет.
Лючия и не пыталась выведать, как зовут милорда, боясь услышать нечто похожее на «Непотребник», а потому всякий раз, когда думала о демоне, называла его то «Гад», то «Красивая Сволочь», то «Так И Придушила Бы», а то и «Черт, Ну Почему Же Я Тебя Так Люблю». Это последнее, самое длинное имя, приходило на ум особенно часто, и, когда она мысленно произносила его, то с замиранием сердца отмечала, что в такие моменты солнце светило ярче, воздух наполнялся возбуждающим ароматом трав и цветов, а во рту становилось так свежо и сладко, будто она только что раскусила виноградину. Пугаясь своих ощущений, Лючия немедленно вспоминала другие имена демона. «Гад» гасило приятный запах, «Красивая Сволочь» делало виноградину кислой, а «Так И Придушила Бы» завешивало небеса тяжелыми тучами. И в сердце, наконец, воцарялся покой. Но ровным счетом до тех пор, пока вновь не ловила на себе взгляд демона. И снова светило солнце, пахли цветы, а чертова виноградина брызгала сладким соком.
Такая борьба в душе Лючии происходила непрестанно, и даже откат магии, сделавшей ее ноги непослушными, не мог отвлечь от перечисления данных демону имен.
Крепость под названием Гордость, на башне которой реял стяг Сопротивление, окончательно пала, когда Гад взвалил Лючию на плечо и приложил тяжелую руку к ее заду. Шлепок настолько поразил ту, до которой не мог дотронуться даже супруг, что на мгновение ввел в ступор. Дочь Света познала новые ощущения, и, как ни странно, они не были неприятными. А когда демон, чуть помедлив, убрал ладонь, Лючия едва не закричала от разочарования, одновременно с тем пугаясь нахлынувших желаний.
«Что это? Почему мне нравится все, что он со мной делает?»
Наблюдай Лючия такое отношение мужчины к другой женщине, назвала бы ту дурой и распутницей, а потому леди Росто никак не могла понять, как она, замужняя дама, могла мечтать о поцелуе и едва ли не вытягивать губы трубочкой, когда лже-ангел прижимал ее к дереву.
«Бестолковая!»
Видимо разгоряченное тело Гада, жар которого ощущался через тонкую ткань платья, начисто лишало ее здравомыслия, раз уж она не чувствовала в его словах усмешку и на полном серьезе готовилась к поцелую. Здесь впору стонать от досады, ведь истинный смысл ее криков «отпустите!» имел обратное значение: «Прижми, поцелуй, раствори в себе!».
А это громом поразившее признание, что милорд не ангел?! Бежать бы, закрыв глаза! Ан нет! Не только свыклась с мыслью, но еще и обнаружила отклик в сердце, в котором зазвучали доселе молчавшие струны постыдного желания: она хотела принадлежать демону, рядом с грешной красотой которого лики ангелов тускнели.
«Дура и распутница!»
А как она нелепо застыла в объятиях Красивой Сволочи, когда он поймал ее, не дав рухнуть в костер, разведенный приспешниками мужа? Прижалась всем телом и едва дышала. Стыд-то какой!
И путь до леса оказался каким-то непростительно коротким…
«Гад! Так И Придушила Бы!»
И теперь этот Черт, Ну Почему Же Я Тебя Так Люблю, стоял за ее спиной, прижимаясь настолько тесно, что она кожей ощущала рельефность его торса. И не только торса.
Лючия приложила ладони к загоревшимся щекам - их жар она чувствовала так сильно, словно ей надавали пощечин. Усилием воли заставила стереть видение, что частенько посещало ее с тех пор, как Гад предстал перед ней в чем мать родила.
Хотя Лючия и ответила, что уже видела нагих мужчин, и Красивую Сволочь в том числе, все это было наглой ложью. Да, раздевала и осматривала тело рухнувшего с высоты башни «ангела», но всегда стыдливо закрывала глаза и набрасывала простыню, когда дело доходило до тех мест, что располагались ниже поясницы и выше колен.
- Ты прекрасна, - прошептал обладатель множества имен, отвлекая от созерцания спокойных вод. Одна из его ладоней скользнула вверх и погладила через тонкую ткань платья сосок.
У Лючии подогнулись колени, словно в нее только что выстрелили, а по телу рекой разлилась странная боль – сладко-нестерпимая, незнакомая.
«Охотник, стреляй еще», - мысленно взмолилась дочь Света, а вслух, ужасно стыдясь своего желания, произнесла, как выдохнула: - Еще.
Своей же рукой прижала мужскую ладонь, требуя новых ласк. Подняла голову, но не увидела лица. Лишь губы, что приоткрылись для долгого-долгого поцелуя, который окончательно лишил сил.