Пропавшая сестра
Сзади раздаются шаги и громкие детские голоса. Поднимаю глаза, и в этот момент маленькая рука хватает мой лежащий на коленях телефон.
Прежде чем я успеваю среагировать, пять пар ног уносятся прочь с такой скоростью, что даже если бы я сразу вскочила с глубокого кресла и помчалась за ними — и то вряд ли догнала бы. Смех негодяев уже доносится с противоположной стороны улицы, которую они перебежали на красный свет. Вскоре они сливаются с другой группой малолеток и исчезают из виду.
— В прошлый раз в Париже у меня точно так же украли фотоаппарат, — произносит дама, сидящая в одиночестве за соседним столиком, с негодованием качая головой. Американский акцент, на голове — бейсболка с надписью «Лас-Вегас». Она заговорщицки наклоняется ко мне. — Пейте кофе с открытыми глазами — мой вам совет на будущее.
Я согласно киваю, еще не полностью осознав то, что произошло, и тупо смотрю в сторону, куда убежали воришки. Моему телефону приделали ноги…
Так. Нужно перезагрузиться. Потеря телефона — это, конечно, серьезный удар по моим сегодняшним планам. Но на самом деле ничего смертельного не произошло. Копии всех моих файлов хранятся в облаке, и разглагольствовать на эту тему, тем более с незнакомкой, у меня нет никакого желания. Телефон не новый — уже почти два года, — но на черном рынке за него можно выручить неплохие деньги. Судя по потрепанной одежде и грязным коленям, эти дети (а также их родители) нуждаются в деньгах гораздо больше меня.
Серьезно? Самое время играть в благотворительность.
У меня только что украли телефон. Я в Париже. Без связи.
— Вы ведь здесь не живете? — спрашивает меня женщина. Нарумяненные одутловатые щеки подпирают большие солнцезащитные очки. — Вы здесь надолго?
— Нет. Всего на неделю.
— Может быть, вам нужно кому-нибудь позвонить? В отель? — Она протягивает мне телефон.
А мое единственное средство связи с домом и немногочисленным кругом парижских знакомых уже, наверное, где-нибудь на полпути к Нормандии, на дне какого-нибудь рюкзака вместе с десятком других украденных телефонов, планшетов, фотоаппаратов и наушников. Хуже всего, что инспектор Валентин не сможет связаться со мной. От этой мысли мне становится не по себе, и по телу пробегает неприятный холодок.
Рядом с домом Анжелы я видела небольшой магазинчик, торгующий телефонами, а на Елисейских Полях их наверняка полно. Срочно купить новый телефон. Дерьмо. Валентин упоминал о каких-то тревожных новостях по делу, которые следовало бы иметь в виду, так что сейчас совсем не время терять с ним связь. Возможно, за мной идет по пятам серийный убийца, а я не смогу ничего выяснить, пока не доберусь вечером до своего ноутбука в квартире Анжелы. Хорошо еще, что успела сообщить Жан-Люку адрес Ману. Оставаться слишком долго на одном месте, когда за мной, возможно, следит неизвестный злоумышленник, просто легкомысленно. Он или она может наблюдать за мной прямо сейчас.
— Эй, вы как? — Женщина поднимается со стула и подходит к моему столику. В ее очках отражается мое растерянное лицо. Она поворачивается в сторону ресторана и просит принести стакан воды. Я слышу свое учащенное дыхание. Вдох-выдох, вдох-выдох, все быстрее и быстрее. Мимо столиков проходит женщина с детской коляской, она отводит глаза и смотрит прямо перед собой, делая вид, что не замечает того, что я задыхаюсь, что у меня приступ паники, что я вот-вот утону в соплях и слезах.
— Tiens [40]. — Кто-то протягивает мне стакан, и я выпиваю его в три глотка.
— Как вас зовут, милочка? — спрашивает меня женщина.
За ее спиной возникает фигура полицейского в зеркальных солнцезащитных очках. Он направляется к нам, и я вдруг понимаю, что стала объектом всеобщего пристального внимания. Даже люди на другой стороне улицы, стоящие в очереди к катакомбам, поворачивают головы в нашу сторону.
— Астрид, — называю я свое второе имя. Бросаю на стол несколько евро, благодарю женщину и ловлю такси.
Водитель настороженно смотрит на мои красные глаза и покрытые пятнами щеки, но я, прокашлявшись, называю ему первый адрес, который приходит в голову. И это адрес Ману, а не Анжелы.
Мы направляемся в юго-западную часть Парижа, оставляя позади оживленные бульвары, и приближаемся к району Мулен-де-ла-Вьерж. Здесь погрязнее, чем в районе, где живет Нур. Пустырей нет, зато полно заброшенных зданий. Совсем другой, не открыточный Париж. Сгорбленная женщина толкает перед собой тележку; на заросшей сорной травой обочине стоит босоногий малыш в раздутом подгузнике; перед баррикадами промокших картонных коробок на складных стульчиках сидят инвалиды.
Здесь живут совсем другие парижане — иммигранты и маргиналы. Пока машина в свете мерцающих уличных фонарей объезжает квартал, чтобы выехать обратно на главную улицу, я утешаю себя мыслью, что деньги от продажи моего телефона поцдут на благое дело: семьи этих детей в течение нескольких недель смогут обеспечивать себя продуктами.
Глава 16
День пятый. Четверг
В ярком солнечном свете пустыри и растрескавшиеся тротуары кажутся еще более убогими. Неосвещенные дома и палаточные городки вокруг них подобны постиндустриальным надгробным плитам над погребенными мечтами живущих здесь людей. Таксист лишь притормаживает перед знаками «Стоп», предпочитая не останавливаться.
Прошлым вечером я, не решившись в одиночестве разыскивать Ману, вернулась в жилище Анжелы и почти сразу же вырубилась, измученная бесцельно проведенным днем и деморализованная потерей телефона. Несколько раз в течение вечера я машинально пыталась посмотреть, сколько времени, проверить эсэмэски и почту и мысленно проклинала воришек, но, тут же вспоминала дырявую обувь на их улепетывающих ногах. Они преподали мне еще один ценный урок: в этом городе надо держать ухо востро.
Облезлое здание по искомому адресу втиснуто между двумя кирпичными жилыми домами, явно более поздней постройки. Их фасады отделаны белой штукатуркой, в отличие от дома Ману, покрытого облупившейся темно-зеленой краской. Лучше, конечно, дождаться Жан-Люка, но я приехала слишком рано, поэтому расплачиваюсь с водителем и решаюсь идти одна.
Металлическая дверь в подъезд не заперта. Я не знаю номер квартиры, но на стене в вестибюле висят почтовые ящики с фамилиями жильцов. На ящике с номером 12 значится: «Вуд».
За несколько дней до ее исчезновения, в среду, Анжелу видели в том самом магазине за углом, где я встретила кассира со свастикой, а несколько часов спустя она пришла к Ману. После исчезновения Ману полиция опросила всех жильцов дома, и одна из соседок опознала Анжелу по фотографии.
Несмотря на ранний час, лестничная клетка наполнена звуками: из одной квартиры доносится техно, из другой — плач ребенка, из третьей — звон разбитого стекла и шум ссоры. Навстречу мне по лестнице спускается мужчина. Голова опущена, штаны мятые. Я прижимаюсь к стене, и он, не глядя мне в глаза, протискивается мимо. Можно подумать, что он просто спешит на работу. Но за его спиной остается приоткрытая дверь, из-за которой доносится музыка. Любопытство заставляет меня заглянуть внутрь.
В квартире темно, шторы задернуты. Полуобнаженная женщина сидит за низким столиком и пересчитывает купюры.
Подо мной скрипит половица. Женщина вскидывает голову. В полутьме она кажется молодой и красивой. Но вот она встает, оказывается в свете единственной тусклой лампы, и сразу становятся видны некрашеные корни ее всклокоченных обесцвеченных волос, темные круги под глазами и затравленное выражение лица. Она медленно направляется прямо ко мне, сердце мое готово уже выскочить из груди. Подойдя к двери, она резко захлопывает ее прямо перед моим носом.
Эммануэль?
В панике я ищу взглядом номера квартир и понимаю, что это не Эммануэль, а соседка. Та самая, которая видела Анжелу входящей в квартиру Ману?
Я громко стучу в дверь. Никакого ответа. Стучу снова.