Алмаз Турина (СИ)

  
Red. Август 2018 г
 
Он изменился.
Андреа смотрит на знаменитого нападающего Николаса Перальту, Алмаз, звезду «Ювентуса», и не может поверить, что когда-то гоняла с ним по улицам одного из самых неблагополучных районов Лагуна Ларго, а он мечтал, что окажется в основе кордобского «Сентраль Кордова».
— Давай, попробуй забить! — Андреа хохочет, стоя в старых воротах в одном из дворов. Николас подкидывает мяч на ступне, ухмыляется, и сквозь его детские черты проглядывает юноша, которым он однажды станет.
Он щурит зелёные, прозрачные глаза.
— Сама напросилась, — подбрасывает мяч особенно высоко, принимает на грудь, прокатывая по телу; Андреа думает, что такие финты на поле стоили бы ему этого мяча; и отправляет прицельным ударом в ворота.
Но не рассчитывает силу. Воробьи с железной рамы вспархивают в плавящееся от жары небо, а мяч влетает прямо в стекло одного из домов. Оттуда раздается ругань.
— Черт! — Нико хватает Андреа за руку, тянет за собой. — Бежим!
Они пробегают несколько кварталов, останавливаются у магазина, торгующего охотничьими приблудами, хохочут. Капля пота сползает у Нико по виску, и Андреа думает, каким он будет красивым, когда вырастет. Что-то болезненно и сладко щемит в груди.
Она была права.
Он стал потрясающе красивым мужчиной. Нет, Андреа и до этого видела его фотографии в прессе, она знает, что Николас Перальта стал топовым игроком, ярким, как звездопад в ясную ночь, но всё равно он ошеломляет её, даже не подозревая об этом. Быть может, даже не узнавая.
Подавшись вперед, он сидит, сложив руки на груди, и хмурится, отчего две поперечные морщинки застывают между тёмных бровей. Облизывает губы — у Андреа пронзительно ноет в районе сердца.
Она отворачивается, с усилием возвращая внимание на матч между U-18 «Ювентуса» и U-18 «Интера». Времени остается пара минут до свистка; миланцы минимально ведут. По крайней мере, пока номер 10, чем-то неуловимо напоминающий юного Нико — зачем она опять срывается на мысли о нем? — не вырывается вперед, обводит одного и другого защитника, уворачивается от несущегося ему наперерез, и выходит с вратарем один на один.
Вратарь бы мог потянуть этот удар. Он бросается влево, едва касается кончиками пальцев мяча, но тот предательски летит в верхний левый угол по диагональной траектории.
Андреа не столько видит, сколько чувствует кожей, как вскакивает Нико.
Надо же, он волнуется за юниоров?..
Ноль на табло счета со стороны U-18 «Ювентуса» сменяется на единицу, и судья наконец-то дает финальный свисток.
Андреа трет лицо ладонями. Это предсезонка, трансферное окно закроется в следующем месяце, и она приехала в Турин вовсе не для того, чтобы вспоминать прошлое — оно отболело давно, ещё в восемнадцать. У неё другая жизнь, и если она не предоставит «Бока Хуниорс» отчет, эта жизнь может и трещину дать.
Направившись к тренеру, уже собравшемуся уходить в сторону раздевалок, Андреа окликает его.
Тренер оборачивается.
— Да?
— Андреа Родригес, «Бока Хуниорс». Могу я поговорить с вами о десятом номере?
Он скрещивает руки на груди.
— Его не продадут.
— Это не нам с вами решать, — Андреа пожимает плечами. — Пока я должна отправить скаутский отчет. Расскажите о нём.
Тренер вздыхает, чешет переносицу. Воздух в Турине жаркий, прилипает к коже. Андреа косится вбок и видит, как молодежь окружает Нико; он смеется, с кем-то фотографируется, кому-то расписывается на потной после игры футболке. Остается надеяться, что маркер водостойкий.
— Эмоциональный. Наглый. Талантливый, врать не буду. Он нам здесь и самим нужен. Извините, мне пора.
Поле стремительно пустеет; за тренером в раздевалку, галдя, уматывают и подростки.
— Не узнаешь старых друзей, Андреа?
Она вздрагивает и оборачивается. Узнал. Всё-таки узнал, чертов придурок Перальта.
— Николас?
Актриса из Андреа хреновая, и, когда он обнимает её, прижимая к себе, сердце предательски бьется о грудную клетку. Его удары отдаются в груди у Нико. Ладонями он скользит по её спине, задевая лопатки. Горячий воздух обжигает рот и горло.
 
— Ты не изменилась.
«Зато ты изменился, La Diamante»  *
Его губы касаются её, и мир прекращает вращаться под ногами так резко, что Андреа хватается за плечи Николаса. Никогда прежде она не целовалась, и теперь не знает, что делать. Нико зарывается ладонью в её волосы, легко-легко проводит кончиком языка по её губам, и Андреа сдается.
Они были детьми, а теперь они взрослые.
Нико стал ещё красивее. Когда-то давно, когда им было по четырнадцать, Андреа представляла, каким он станет, но её смелые мечты и в подметки не годились реальности. Она смотрит на тонкие, чуть влажные губы; тонет в оливково-зелёных, прозрачных глазах. Ей хочется губами коснуться угольно-чёрных ресниц, пальцами проследить резкие морщинки на переносице.
La Diamante.
Ей хочется встряхнуть себя, как провинившуюся кошку. Между ними давно ничего нет, они и не виделись уже лет шесть, даже не переписывались. Это чувство своё отжило, осталось там, на пыльных и жарких летних улицах Лагуна Ларго; в полутемных подсобках молодежного стадиона, куда Нико затаскивал её целоваться.
Этому чувству не место в Турине.
Не изменилась, значит?..
— Ты тоже.
— Врешь, — Нико смеется, и всё его лицо освещается изнутри. — Хочешь выпить?
Андреа знает, что должна отказаться. Она чувствует, чем это закончится, и ощущение надвигается с неотвратимостью цунами. Она захлебывается в нём, как в бурной воде, и её тянет на дно.
Нико тащит её в какую-то прошуттерию, заказывает пиццу с горгонзолой и грушей, дает несколько автографов. Местные мальчишки смотрят на него, как на героя, он только шутливо отмахивается:
— Звезда — это Месси.
— С которым ты играешь в одной сборной, — заканчивает за него Андреа.
Он смешно морщит нос, и она падает, падает, падает в него снова, задыхается, давится этим чувством и молит Бога, чтобы он дал ей сил выстоять, выдержать.
Где-то на фоне играет старая песня Тейлор Свифт, и Андреа думает, что вся их история похожа на песню Свифт и вполне достойна какой-нибудь грустной попсовой лирики.
Touching him was like realizing all you ever wanted was right there in front of you,
Memorizing him was as easy as knowing all the words to your old favorite song…
Вино на языке терпкое, отдает сладостью сухофруктов. Вкуса пиццы Андреа не замечает, как не запоминает и разговоров — отвечает на вопросы, шутит, вспоминает прошлое, но всё проходит мимо, не задерживаясь в памяти. Она смотрит, как двигаются его губы; какими зелёными, словно бутылочное стекло, кажутся его глаза, и напоминает себе: вдох. Выдох. И снова. И ещё.
«Он не твой, Андреа. Больше не твой; с тех пор, как посвятил гол Агустине, а потом забрал её с собой в Мессину. Да и был ли он когда-нибудь твоим?»
Разве что в те моменты, когда пробирался к ней по ночам, там, в Лагуна Ларго, и кидал камешки в окно, чтобы она, как Джульетта, пустила его в комнату.
А у неё… у неё есть Себастьян. Дома, в Буэнос-Айресе, и он не футболист мирового уровня. Впрочем, он даже ей не парень; они просто иногда ходят выпить кофе и поболтать, и, может, из этого могло бы что-нибудь получиться, могло бы стать чем-то большим, чем…
Выдержка трескается, как стекло, когда Андреа узнает, что Агустина от Николаса ушла.
Для неё это ничего не должно значить, но почему-то значит, и лицо Себастьяна расплывается, отходя на второй, третий, сто десятый план. Она полагает, что не любит Нико больше, не любит так, как любила когда-то давно, когда её сердце, казалось, могло вместить весь мир. Но она знает, что хочет его так же, как в юности.