Запах ночного неба (СИ)

— Я спасал своего сына! — зло выплюнул Келлфер, но тут же взял себя в руки. — Даор убил бы его из-за этой девчонки.
— А вот это уже семейное дело, — неожиданно вставил Роберт. — Я согласен с Сином. То, что ты провернул, недопустимо. — Он кивнул Келлферу и обратился к остальным: — Келлфера бы прогонять, впрочем, не стал. Он умнейший из нас, ну, кроме этого вот решения, — усмехнулся он, встречаясь взглядом с Сином. — Конечно, военное время ухудшает дело.
— Потому что именно во время войны возможность спокойно подставить спину важнее всего, — продолжил Ингард, поняв, к чему клонят Роберт и Син. — Да. И все же, Син, я соглашусь с Робертом. Считаю, что если этот случай не выйдет за пределы этого зала, можно не акцентировать на нем внимания. Ни у одного из нас нет детей, и никто из нас не поймет мотивов Келлфера достаточно хорошо, чтобы судить его. Даже ты, — обратился он к Сину.
— Келлан как раз за пределами зала, — заметил Роберт, и Ингард на секунду загорелся возмущением: будто друг не понимал, что Ингард пытался потушить пламя разрастающегося конфликта!
Келлфер уже почти пришел в себя и только хмуро тер виски, пытаясь избавиться от шлейфа заклятия. На взбешенного Сина он не смотрел. Ингард догадывался, как, несмотря на недовольное выражение лица, Келлфер был на самом деле напуган. Со свойственным ему сочувствием, Ингард разделял его страх: ни Келлферу, ни Роберту, ни Ингарду не приходилось раньше испытывать на себе действие заклятий старшего директора, но все они понимали, насколько велика была разница между Сином и любым из них. И то, как старший директор это сделал — не произнеся ни слова, не сойдя с места, даже не сбившись дыханием… Рядом с ним Келлфер был не сильнее ребенка и, наверно, чувствовал себя по-настоящему беспомощным.
— Когда они вернутся, — сказал Келлфер, уже владея собой, но не делая попыток подняться, — девчонка будет бояться Келлана. И это стоит моего отстранения и любого другого наказания, если хочешь знать. И я сделал бы это снова. Но отсылать меня из Приюта — большая ошибка. Ты и сам понимаешь.
— Келлфер, — наконец, сказал Син, подходя к окну. Он остановился и положил пальцы на деревянный откос. На Келлфера Син больше не смотрел. — Ты плохо знаешь своего сына. И я бы на твоем месте опасался гнева Кариона, каким бы близким другом ты его ни считал. Ты остаешься до конца войны. Затем я решу твою судьбу, если к тому моменту тебя не убьет черный герцог.
Ингард решительно подошел к еще сидевшему на полу Келлферу и протянул ему руку. Он почти был уверен, что Келлфер проигнорирует его жест, как и обычно, но тот сжал его предплечье с неожиданной силой, а затем рывком поднялся на ноги. Выглядел Келлфер плохо. Ингард почувствовал его дрожь и с неодобрением поглядел в спину так и не отрывавшему взгляда от окна Сину, но ничего не сказал и лишь попытался перевести тему:
— Син, введи нас в курс дела. Пока я собирал воинов и отправлял гонцов во все земли, и пока Роберт лежал у Теа, герцоги что-то решили?
— Между прочим, я в курсе дел, — вместо Сина ответил Роберт. — Это ты у нас здоровый и весь в делах, а я больной, мне делать нечего, я ходил на все их советы, слушал бесконечные причитания и пугал своими обрубками прекрасных леди. Давай лучше я расскажу.
Ингард усмехнулся: Роберт лишь заполнил паузу, а у окна уже никого не было. Воздух едва заметно мерцал там, где еще минуту назад остановился старший директор.
— Ушел, — констатировал Ингард, не понимая, что именно его так задело.
— Ушел, — подтвердил Роберт. — Ему сейчас не до нас. Накрутил хвосты провинившимся — и обратно искать способ починить порталы.
Ингард поморщился от нетактичности Роберта.
— Келлфер, ты как?
Тот коротко кивнул и быстрым шагом вышел из зала.
— Ни капли благодарности, да? — растянул губы в улыбке Роберт. — Мы его от гнева Сина спасли, а он просто отправился по своим делам.
— Это Келлфер, — пожал плечами Ингард. — Ты же не ждал, что он упадет нам в ноги со слезами на глазах. Что тут произошло, пока меня не было?
 
Роберт поднялся. Шел он как-то странно, будто бы больше опираясь на носок, и при каждом шаге немного раскачивался. Ингард нахмурился, но самого Роберта неудобства, как и обычно, не волновали. Он присел у брошенного Сином искореженного амулета.
— Работы Кариона, между прочим, великолепная вещь. Была. Абсолютно бесполезен теперь. Жаль. Всегда хотел его у Келлфера стянуть, но он в нем даже спал.
— Ты откуда знаешь? — улыбнулся Ингард.
— О, я так много всего знаю, — пропел Роберт. — Ты же слышал сплетни? В глубине своего развратного сердца я храню сведения о том, как и в чем спит каждый в Приюте. Если верить послушницам.
Ингард хмыкнул: Роберт, несмотря на количество слухов, отличался скорее аскетизмом, чем распущенностью, но было понятно, почему никто не мог в это поверить. Даже сейчас, с этими нелепыми маленькими ручками, шатающийся при каждом шаге, он источал уверенность и обаяние, перед которым пасовали почти все. Но Ингард знал своего лучшего друга достаточно хорошо, чтобы понимать, что за легкостью и харизмой кроется куда больше, чем просто умение нравиться каждому, кто встретится на пути.
— О чем говорил Син? Что с Вертерхардами? Я много пропустил?
Роберт грустно щелкнул своими мягкими детскими пальцами у сгоревшего артефакта, и тот расправился, как бумажная игрушка. Теперь литой черный треугольник с крупным алмазом по центру выглядел совсем как раньше, хотя ни капли магии в нем больше не было.
Роберт разочарованно вздохнул.
— Лианке предложила активизировать ритуальную защиту континента. Ту, что, по восторженным отзывам Сина, самый большой артефакт в мире, пронизывающий землю подобно металлическим жилам и фактически неразрушимый, — скопировал он манеру Сина говорить. — Я почувствовал себя неучем: я вообще о ней не знал. Ты хоть слышал?
— Читал в одном архиве. — Ингард присел рядом с Робертом и тронул пустой холодный треугольник струей воздуха, опасаясь прикасаться кожей. — Брось ты его. Не починить.
— Оказывается, Син ее помнит. В этих твоих архивах ей приписывают какой возраст?
— Почти две тысячи лет, — осторожно ответил Ингард. — Хочешь сказать, Сину больше двух тысяч лет?
Роберт пожал плечами:
— Не уверен. Он же много путешествовал туда, где время текло иначе. Хотя я бы не удивился, если бы ему было столько. Я однажды спросил у него про возраст, знаешь, что он ответил?
— Что?
— «Я старше тебя». И глазами сверкнул, будто я лезу под юбку старой деве.
Ингард рассмеялся.
— Почему я не удивлен? Мне и в голову не приходило спрашивать его, сколько ему лет.
Роберт окутал амулет Келлфера плотным коконом и спрятал за пазуху. Ингард встал и протянул Роберту руку, тот с охотой взялся за нее обеими своими уродливыми ладошками.
— В общем, о защите. Я так понял, убойная была штука. Огромная, неуничтожимая, и впаянная в саму землю континента. Ее можно было вывести из строя, только разрушив не меньше половины наших земель, что, прямо скажем, и тогда, и сейчас маловероятно. Она пять лет закрывала Империю сплошной завесой во время первых магических войн: не переместиться, не зайти, не заплыть. Интересно, кто такую сообразил, не нашего полета вещица. Даже не Карионовского.
— А ты Сина спроси.
— Так спрашивал — молчит. Сказал только, что работала, и люди были заперты в этой своей безопасности довольно долго.
— Там была лазейка, — подхватил Ингард. — Представители крови магических семей, принявших участие в ритуале, могли ее преодолевать. Поэтому все так рвались принять участие.
— И поэтому так мало было до этого допущено, — развел руками Роберт, возвращаясь в кресло, и забрасывая ноги на подлокотник. — Никто не любит делиться возможностями. Предки пурпурных разве что отказались, эти всегда были не от мира сего. А так Вертерхарды, Карионы, какие-то далекие прапрадедушки желтых Веронион, дальние родственники коричневых, забыл, как они звались… И серые, конечно. Точнее, те, которые дали потом начало серой и синей ветвям.