Не верь его улыбке (СИ)
— Правда? — немного сконфуженно, из-за того, что его не так часто хвалили, поинтересовался Крис.
— Да, — подтвердил свои слова тот. — Мне нравятся снежные шары. Было бы неплохо, если бы по твоим эскизам сделали оригиналы.
— Когда я выйду отсюда, и стану независим от родителей, то обязательно воплощу твою идею.
Да, в итоге подросток Крис со взрослыми мыслями, но наивной душой собрал целую коллекцию хрустальных шаров, чтобы однажды показать её тому, кто вселил в него веру в себя и свои мечты. Но выросший Кристиан, уже познавший предательство, прямо сейчас стоял перед тем, кому он беспрекословно доверял, а снежный шар больше не был добрым воспоминанием, он стал орудием для мести.
Глава 12
Десять лет назад. Больница
Поговорив ещё немного, я проводил Дэна до выхода из больницы и боясь передумать, выпалил свой вопрос на одном дыхание:
— Сегодня я отлично провёл день. Ты ведь придёшь в следующую среду, могу ли я снова встретить тебя?
— Конечно. Только не жди меня у кабинета, я сам приду к тебе в палату.
— Хорошо. Тогда ещё увидимся.
— Да, пока, — сказал он, и уже сделал несколько шагов, прежде, чем я остановил его ещё одним вопросом:
— Можно я напишу тебе?
— Да, — вновь согласился тот, слегка повернув ко мне голову.
Я готов был подпрыгнуть от радости, но сдержал свой порыв, потому что хоть меня уже и не так волновало, что подумают люди вокруг о моём внезапном приступе веселья, не хотелось давать им лишний повод для разговоров. Поэтому я ликовал внутри, смотря, как темно-синяя куртка друга скрывается за поворотом, а затем поднялся к себе и крепко обнял Джуди, которая расставляла на столе тарелки с обедом.
— Что на тебя нашло? — спросила она, заранее зная ответ. Но её женская сущность хотела знать всё в мельчайших подробностях. — Сначала поешь, а я пока отнесу еду в соседнюю палату, а когда вернусь, ты всё мне расскажешь.
— Угу, — буркнул я, вцепившись зубами в мягкую булочку.
— Не спеши, не хватало ещё, чтобы ты подавился.
— Слушаюсь вас, мэм, — ответил я, проглотив кусочек.
Когда все тарелки были благополучно мной опустошены и сложены в одну стопку на поднос, да, я был из тех примерных вип-пациентов, которые не зазнавались из-за своего положения, а делали всё, чтобы о нём меньше вспоминали. В первый день своего пребывания здесь я услышал из соседней палаты крик такого же подростка. Мне показалось, что случилось что-то серьёзное, поэтому я поспешил туда, но как оказалось, парень отчитывал свою медсестру за то, что та не так взбила ему подушку.
— Простите, в следующий раз я буду внимательнее, — испугано сказала девушка, видимо недавно пришедшая на этот пост.
— Почему из-за твоей ошибки должен страдать я?
Тут моё внутреннее чувство справедливости не выдержало и вылезло на сцену. Я уверенно зашёл в палату и сказал, обращаясь к мальчишке:
— Она не твоя нянька, да даже если бы это и было так, ты не имеешь права повышать на неё голос, — спокойно, но строго сказал я, и прежде чем тот пришёл в себя от моих нравоучений и попытался что-то возразить, я уже захлопнул дверь в свою палату.
Джуди принесла мне поздний ужин, потому что я находился здесь с самого утра, но из-за принятия решения и долгого оформления не смог даже перекусить. Я понимал, что в её обязанности входит полная забота обо мне, но я и сам старался помогать ей, хотя бы в том, чтобы убрать за собой грязную посуду.
— Ты действительно удивительный ребёнок, — с улыбкой и сказала мне она.
— Удивительный? — переспросил я, потому что такой формулировки в свой адрес не слышал никогда.
Мне всегда твердили, что я недостаточно серьёзный, недостаточно старательный и вообще, как оказалось, во мне было много недостатков. Когда редко слышишь что-то доброе в свой адрес, отвыкаешь от этого, поэтому мне очень хотелось узнать её мысли на мой счёт.
— Элизабет рассказала, как ты сегодня вступился за неё.
— Пустяки. На моём месте многие бы поступили также.
— Ты ещё и невероятно скромный. Признаться честно, за все годы моей работы здесь я впервые встречаю ребёнка, у которого есть всё, но он совершенно неизбалован.
— Моё воспитание было другим, — с грустью вспоминаю я все те лишения детства.
— Я рада, что ты мой пациент, — тут же пытается она отвлечь меня от мыслей, за что я был ей благодарен.
Поначалу Джуди говорила, что мне не нужно утруждать себя, и она прекрасно со всем справляется, но я всё равно помогал ей. Теперь же, она поняла, что спорить бесполезно, и, видя посуду, вымытую мной и аккуратно поставленную на поднос, просто улыбнулась и села рядом со мной на кровать.
— Я слушаю, — сказала она, и в этот момент ей только не хватало попкорна, чтобы картина была полной.
— Мы подружились, — ответил я.
— Это понятно, было бы странно, если бы он не захотел быть твоим другом, ты же такой замечательный и легко находишь общий язык с людьми. Ты показал ему то, что рисовал все эти дни?
— Да, ему очень понравилось.
— Знаешь, я даже немного ревную, что он первым увидел твои работы, — попыталась сказать она с обидой, но я знал, что она просто разыгрывает меня.
— Но ты будешь вторым важным для меня человеком, кто их увидит, — ответил я, и протянул ей альбом.
— Впечатляет, — спустя пару рисунков отозвалась она. — Ты никогда не думал, чтобы стать профессиональным художником?
— Постоянно, но родители не одобряют.
— Прости, я постоянно порчу всё своими вопросами.
— Нет, всё в порядке, я рад, что хоть кто-то интересуется. Знаешь, Дэн предложил сделать по моим эскизам настоящие снежные шары.
— Это отличная идея, как я сама не подумала об этом.
Я рассказывал о том, как прошла наша встреча, что мы должны будем увидеться снова, и что ты действительно хорошо понимаешь меня. Умолчал лишь о том, что ты попросил научить тебя улыбаться, мне нравилось, что этот секрет будет только между нами, как что-то, что ещё больше свяжет и поможет узнать друг друга. Дни проходили моментально, утром я как обычно проходил процедуры, затем рисовал, а вечером разрабатывал наш с тобой первый урок. Иногда приходили родители, но мы говорили мало, чему я был очень даже рад. В среду, как ты и просил, я сидел в своей палате и ждал тебя. Около часа в дверь тихо постучали, и раздался твой голос, а после моего приглашения войти, появился сам ты.
— Привет, — сказал я, не оборачиваясь, и заканчивая рисунок на доске.
— Привет, — отозвался Даниэль. — Я не вовремя?
— Как раз наоборот. Дай мне пять минут, и мы начнём твоё обучение.
Даниэль, как примерный ученик сел в кресло напротив, и стал терпеливо ждать. В палате царила тишина, нарушаемая только тиканьем настенных часов и скрипом мела. Когда последний штрих был положен, я обратился к нему:
— Подойди, пожалуйста.
Он встал рядом со мной, с любопытством рассматривая то, что я с таким усердием пытался изобразить.
— Это лицо человека и мышцы, который отвечают за определённые функции. В зависимости от того смеёмся мы, плачем или показываем другие эмоции, наши мышцы работают и позволяют лицу приобретать то или иное очертание. Это понятно?
— Да, — отозвался он. — Я замечал, что лица людей всегда выглядят по-разному в тот или иной момент.
— Верно. Но почему ты хочешь выучить только улыбку?
— Потому что за ней можно спрятать всё, — вынес свой вердикт он, и тут я был абсолютно с ним согласен.
Будь у нас плохое настроение, но нам хочется его скрыть, мы улыбаемся, если мы узнаём об успехах другого человека, но он неприятен нам, то улыбка всё решит. Любую внутреннюю борьбу скрасит улыбка, Даниэль понимал это, поэтому и решил, что в жизни ему будет необходима всего одна эмоция, которая затмит собой другие. Он стал приходить ко мне не только по средам, но и в свободное от учёбы время, и много-много тренироваться перед зеркалом. Мои правильно подобранные уроки, и его старания, со временем, стали давать результаты и через пару месяцев я решил устроить ему настоящий экзамен, где он должен был показать каждую из существующих улыбок, слушая лишь только мои указания.