Чужая (СИ)

У меня нет никакого желания сидеть за одним столом с Громовым и, похоже, у него тоже нет желания сидеть со мной. 
И мы одновременно делаем то, что делаем. 
Я разворачиваюсь от Стаса и стола, а Громов резко поднимается на ноги, подхватывая свой поднос. 
Все столики вблизи укомплектованы полностью, кроме... таниного, да. 
И мы оба направляемся к нему... 
Я рассчитываю успеть первой. Он тоже. А за нашими спинами тянут разочарованно Оксана и Стас: 
— Ни-и-ик... 
— Э-э-эль... 
Я прибавляю шаг, рискуя расплескать по подносу чай из кружки, Никита тоже ускоряется. Ни один из нас не собирается отступать, потому мы почти одновременно ставим свои подносы на стол с разных сторон. Посуда гремит. Таня смотрит на нас по очереди с недоумением. Мы же вновь скрещиваем взгляды. 
И, чёрт, как же невыносимо жалко, что такие красивые глаза достались такому придурку. 
— Я не собираюсь сидеть за одним столом с навозницей, — заявляет Громов. 
Я пожимаю плечами и решительно занимаю стул: 
— Не сиди. Бегай, как идиот, туда-сюда с подносом в руках, мне-то что. 
Громов сжимает челюсти и оглядывается по сторонам. Да, он привлёк внимание половины столовой. Плюсом, к нам уже направляются Окс и Стас. 
Парень окатывает меня презрением и тоже садится. Рядом с ним на стул опускается моя соседка, рядом со мной — Стас. 
— Ребята, это ужасно глупо, — цокает языком Оксана. 
— Это не глупо, — смеётся Стас. — Это взаимная любофь! 
— Чушь не неси, — огрызается Громов тогда, когда я пинаю Стаса по ноге под столом. 
Но хоть в чём-то мы с его величеством согласны. 
— Ай! — ещё громче ржёт мой приятель, а затем смотрит на нас по очереди: — Когда вы успели? И с чего всё началось? 
— Не забывай, что мы живём в одной комнате, — угрожает Громов. — У меня есть лишняя подушка, которая может оказаться на твоём лице. 
— Всё началось с того, что кто-то эгоистичный придурок, — не могу смолчать я. 
— А кто-то конопатая навозница, — насмешливо парирует Громов. 
— Чёрт, должно быть, ты собой сейчас гордишься! Хватило мозгов придумать обидное прозвище для девчонки — какая красота! Осталось брезгливо поморщить носик и заявить на всю столовую, что от меня до сих пор воняет. Ну же! 
— Ребят, пожалуйста, не начинайте, — осторожно просит Оксана. 
Таня съёживается на стуле ещё сильней, а Стас с жадным интересом продолжает наблюдать то за мной, то за Громовым. Который, к слову, недобро сужает глаза, но молчит. 
— Что, не чувствуешь? — наигранно озабоченно интересуюсь я, хлопая глазами, а затем поднимаюсь с места и иду к нему. В груди бушуют обида и злость, которые мной и управляют. Нависаю над придурком и снова спрашиваю: — И так не чувствуешь? Вблизи? 
Он отклоняется на спинку мягкого стула и даже снизу смотрит на меня свысока. Это неимоверно бесит, потому я внаглую сажусь к нему на колени и обнимаю его за шею. 
Девочки сдавленно охают, а я продолжаю напирать: 
— Ну же, принюхайся. 
Громов сжимает пальцами мою талию, на что я сильнее стискиваю его шею, подставляя его носу свою: 
— Даже т-так не чувствуешь? — слегка запинаюсь я, потому что его губы случайно задевают кожу моей шеи. — Смелей! Ты же так жаждешь сказать обо мне очередную мерзость... 
Одна из его рук отпускает мою талию, чтобы сжать волосы на моём затылке и оттянуть голову назад. Он впивается в мои глаза холодом своих и рычит: 
— А знаешь почему? 
— Потому что умнее, увы, ты ничего придумать не можешь, — шиплю я в ответ. 
Его зрачки гневно расширяются, взгляд бегает по моему лицу, а губы плотно сжимаются. Но зря я вообще на них опускаю взгляд... Потому что он видит и тоже смотрит на мои губы. Время словно останавливается, пока моё сердце наполняет дурацкое волнение. 
Он. Слишком. Долго. Не поднимает. Свой. Взгляд. 
А когда делает это, злится ещё сильней. 
Резко поднимается с места, но, что удивительно, не позволяет мне упасть, прижимая к себе. Секунду смотрит на меня смешанным взглядом, а затем отталкивает и глухо бросает: 
— Пошла ты. 
 
Ко мне возвращается слух и приходит понимание, что эту сцену наблюдала добрая половина столовой. Опять. Смущение накатывает безжалостной волной, и я падаю на стул Громова, жалея, что не могу прямо сейчас провалиться под пол... 
— Дела-а-а... — весело тянет Стас, пока девочки во все глаза смотрят на меня. 
Я прячу лицо в ладонях и выдыхаю в них досадливый стон. 
Чёрт, я тоже ничего умнее придумать не смогла... 
Полчаса спустя, в холле, меня ловит Станислав Викторович. 
— Эльвира, с личным расписанием ознакомилась? Помнишь, что у тебя сегодня семинар о вреде наркотиков? 
— Да... Но там не указано ни время, ни место. 
— Поэтому я тебя и задержал, — улыбается мужчина. — Семинар пройдёт в аудитории под номером десять. Найдёшь? Хорошо, он начнётся через полчаса. 
— Спасибо. 
— Ещё один вопрос, Эльвира, — не спешит уходить куратор. 
— Да? 
— Ты и Громов... Ожидать стычек серьёзнее, или вы самостоятельно разберётесь с проблемами, что возникли между вами? 
Щёки и шею опаляет жаром, я отвожу глаза и тихо выдыхаю: 
— Разберёмся. Сами. 
— Уверена? Никита — личность творческая, и иногда бывает слишком импульсивен. Может, мне тоже с ним поговорить? 
— Не нужно, — заверяю я, задумавшись, о каком конкретно творчестве идёт речь. — Обещаю, что больше ничего подобного не случится. 
— Буду надеяться, — снова улыбается он, а затем видит кого-то у меня за спиной: — А, Стас! Мне как раз нужно побеседовать и с тобой. 
Я оборачиваюсь на приятеля, который выглядит озадаченным, и, ободряюще ему улыбнувшись, иду искать аудиторию номер десять. 
Нахожу я её на втором этаже преступно быстро и захожу в пустующий кабинет с партами и стульями за ними, как в школьном классе. Н-да... А могла бы подняться в комнату и немного почитать. Но отчего-то появляться в гостиной даже на минуту никакого желания нет. 
Из головы никах не выходит взгляд Громова на мои губы, да и его собственные мне покоя не дают. Если отбросить наши разногласия и судить объективно — Никита чертовски хорош собой. 
Я заметила это ещё тогда, два месяца назад, и даже в темноте... 
Нет, ну кто бы мог подумать, что судьба нас вновь столкнёт? Да и ещё в таких неудобных обстоятельствах! В которых я не могу быть собой и... извиниться? Или объяснить, по какой причине тогда так поступила... 
Он, конечно, сам по себе ещё тот придурок, но, как вариант, невозможность признаться ему кто я такая на самом деле и вынуждает меня злиться на него? Вынуждает так остро и неправильно реагировать на его слова в мой адрес? 
Как же всё, однако, запутанно... 
Я подхожу к окну и усаживаюсь с ногами на подоконник. Вглядываюсь вдаль и вижу... загон с лошадьми! Тихо смеюсь, потому что лошади напоминают мне о знакомстве с настоящей Эльвирой... 
Мы тогда с моим Ромкой гуляли по набережной. Тёплый весенний день, папа ещё не успел спустить всю зарплату на спиртное, и я стащила из кармана его куртки пару сотен на вкусняшки брату. Он уплетал мороженое и радовался, что не приходится ошиваться во дворе, где в любой момент мог появиться пьяный и разъярённый отец. У него случались такие заскоки, и не попасться ему под горячую руку было настоящим везением. 
Мы заняли лавку, подставили лицо яркому солнцу и болтали о разных глупостях. Ромка первый заметил лошадь, на которой катали желающих за хорошую такую цену. А я заметила жгучую брюнетку, словно только сейчас вышедшую из салона красоты. Она цокала каблуками модных туфель по плитке и смотрела исключительно в экран своего дорогого девайса. 
Лошадь решила, не отрываясь от своих обязанностей, сходить в туалет. Её хозяин то ли не заметил этого, то ли решил убрать за своей подопечной чуть позже, когда отпустит клиента. 
Брюнетка вот-вот должна была утопить свою дорогую обувь кое в чём.