Чужая (СИ)
Твою мать, что происходит?
— Таня, ты уверена в своих словах? — спрашивает Лилия Александровна. — Эльвира, ты была в комнате Тани и Анжелики? Что ты там делала?
— Я... я даже не представляю, где она находится! — возмущается Ева. Вполне искренне. — Тань, зачем ты врёшь, что мы встречались?
— Ты... — шепчет та, находясь на грани обморока: бледная, как мел, губы дрожат. — Ты сказала, что искала меня...
— Не говорила я такого!
— Эльвира, — берёт слово наш куратор, озадачено поглядывая то на неё, то на Таню, — если Таня что-то путает, что не исключено, ты не будешь против, если мы проверим твои вещи? Тебе ведь нечего скрывать, верно?
— Мои... Нет! Я не брала ничьей броши!
— Ты — воровка! — ревёт пострадавшая, гневно тыча в Еву указательным пальцем. — Верни мне брошь!
— Навозница повышена до воровки, — тихо усмехается кто-то в толпе.
— Тише, Анжелика, — держит кураторша за руку девочку возле себя. — Эльвира, это простая формальность. Мы убедимся, что пропавшая брошь не у тебя, и будем искать дальше.
— Никто не хочет сознаться, чтобы Эльвира могла избежать этой неприятной необходимости? — спрашивает Станислав Викторович, оглядывая всех пронзительным взглядом.
— Я не брала брошь, — шепчет Ева. — Не надо...
Почему она так не хочет, чтобы обыскали её вещи?
Я встречаюсь с ней глазами, вижу в них растерянность и страх. Она боится того, что у неё что-то найдут. Что-то, чего у неё быть не должно.
И это не брошь.
Это телефон.
Чёрт.
— Хорошо, — продолжает наш куратор. — Оставайтесь на своих местах. Эльвира, Татьяна и Анжелика, пройдёмте в комнату Эльвиры.
— Я тоже пойду! — заявляет Оксана, схватив Еву за руку. — Это и моя комната.
Куратор одним кивком головы и соглашается с Оксаной, и приглашает их всех следовать за собой. Моя старая знакомая тут же обнимает совершенно потерянную Еву за плечи и что-то шепчет ей на ухо. Та отстранённо кивает, и, прежде чем завернуть за угол, бросает на меня затравленный взгляд, чтобы произнести одними губами: это не я.
В комнате вновь воцаряется гвалт. Стас проталкивается сквозь толпу ко мне и нервно усмехается:
— Нет, ты в это веришь?
Я ничего не отвечаю, продолжая напряжённо всматриваться в коридор женской половины этажа.
— Я не верю, — продолжает Стас. — Нафига Эльке чья-то древняя брошь? Но и зачем Таньке врать, тоже не понимаю.
И я.
Стас замолкает и откидывается спиной на стену рядом со мной, копируя мою позу.
Минуты тянутся, как резина. Вынуждают злиться на своё медленное течение и задумываться о том, о чём задумываться не хотелось бы. Нет, она не могла взять брошь, но что будет, когда у неё найдут телефон? Очередное наказание? Её же не отправят за это домой? Мы... мы не можем расстаться вот так. После единственного поцелуя, который я забрал у неё силой...
Я должен извиниться. Поговорить с ней. Обсудить то, что ни с кем другим обсудить не могу. Да и не хочу.
Она нужна мне.
Нужна.
В гостиную возвращается Лилия Александровна. Одна.
— Ребят, расходитесь по своим комнатам. Мы всё выяснили.
— Так это она? — спрашивает кто-то. — Она взяла брошь?
— Нам что теперь нужно прятать все свои драгоценности?
— Эльвира уверяет нас, что не причастна к этой неприятности, — вынужденно отвечает кураторша. — Дальше будет разбираться директор. А кто переживает за свои драгоценности, может сдать их в камеру хранения. Будет меньше прецедентов.
— Я не понял, брошь нашли у Эли, Таня не врала? — широко открыв глаза и рот, недоумевает Стас.
— Да, — на мгновение закрываю я глаза, с досадой ударяя кулаком о стену. — Только это ещё ни о чём не говорит.
Я срываюсь с места, добираюсь до женского коридора, в котором застаю кураторшу и Таню.
— Что теперь с ней будет? — тихо спрашивает последняя.
— Это решит директор, Татьяна, — трогает женщина её за плечо. — Но скорее всего, её отправят домой и пустят в работу то обвинение, из-за которого она сюда попала. Здесь она не справилась, а отвечать за свои поступки необходимо. Ты же это понимаешь?
— Конечно, — кивает та, опуская взгляд, в котором что-то промелькнуло.
Досада? Страх? Или злорадство?
Лилия Александровна идёт дальше, а Таня поднимается глаза, видит меня, чуть вздрагивает, а затем бежит ко мне:
— Никита, представляешь, брошь нашли у Эльвиры! Под подушкой! Зачем она ей понадобилась? Она же такая хорошая и приятная девочка...
— Ага, — бросаю я и иду дальше.
Дверь в комнату Евы и Оксаны закрыта, и у неё стоит наш куратор, к которому и шла Лилия Александровна:
— Она готова?
Куратор видит меня и предупреждает:
— Никита, не нужно...
— Две минуты, — прошу я.
Он всматривается в моё лицо пару секунд, а затем поджимает губы и коротко кивает.
Я открываю дверь и прохожу вглубь комнаты, вслушиваясь в гневное рычание Евы:
— Я не настолько глупая, чтобы воровать и оставлять украденное под подушкой!
— Приходилось уже? — беззлобно хмыкает Оксана.
— Не то чтобы... — теряется Ева и резко оборачивается, когда Оксана видит меня и замечает:
— А вот и причина.
На лице Евы одно за другим меняются выражения: облегчение, страх, сожаление, смущение и досада. Ещё одно короткое мгновение, и в медовых глазах горит вызов. Наслаждаюсь им секунду, а затем быстро сокращаю расстояние между нами и крепко её обнимаю.
— Ты мне веришь, — едва слышно выдыхает она, расслабляясь в моих руках.
Ничего не отвечаю, обнимая её ещё крепче.
— Эльвира, пора, — звучит у меня за спиной. — Директор нас уже ждёт.
Ева неловко выбирается из моих рук, смотрит на меня секунду со смесью смущения и благодарности во взгляде, встряхивается, словно новорождённый феникс, от пепла и, гордо подняв подбородок, идёт вон из комнаты.
Её не сломить ни лживыми обвинениями, ни чем бы то ни было.
Невероятная.
Ну а мне... Мне остаётся лишь выяснить правду. Я не могу потерять её, когда только-только нашёл.
Поворачиваюсь к Оксане и спрашиваю:
— Причина?
Глава 19. Никита
— Что ты имела ввиду, Оксан?
Моя знакомая переводит на меня слегка недовольный взгляд и заявляет:
— Ты причина, Ник!
— Я, — хмыкаю я. — А подробнее?
Оксана раздражённо передёргивает плечами, проходит к одному из кресел и садится:
— Таня тобой очарована, если ты не в курсе.
— То есть она соврала о том, что встречала у своей комнаты Е... элю, чтобы привлечь моё внимание?
— Не тупи, Громов, — фыркает девчонка. — Таня собственноручно украла брошь и подложила её под подушку Эльвиры, ну а затем и соврала, что видела её у комнаты. Чтобы подставить. Чтобы избавиться от соперницы.
— Но... я не давал ей поводов думать, что у нас может что-то быть. Я с ней и не общался толком.
— Зато она в своих мечтах уже расписала ваше будущее, — выразительно ведёт бровями Оксана. — Можешь поверить мне на слово — ещё немного, и у меня появится аллергия на твоё имя. Как думаешь, Никите, понравится моё платье? — елейным голоском начинает она передразнивать подружку. — Как считаешь, Никита заметил новый блеск на моих губах, тот, что ты мне одолжила? Никита-Никита-Никита! И прошу заметить, я вовсе не искала её общества, чтобы бесконечно слушать о тебе, она сама решила таскаться за мной хвостиком и говорить-говорить... А когда мы наткнулись на ваш поцелуй, который, кстати, я не прочь с тобой обсудить, — играет девчонка бровями, — Таня и притихла. Она даже на ужин спустилась отдельно от меня, чему, впрочем, я тогда не придала особого внимания. Но теперь-то всё ясно.
— Да уж, — тру я лицо ладонью. — Ясно.
— Кстати, интересное замечание, — продолжает Оксана. — До того, как ты геройски уберёг нашу Танечку от падения, — помнишь, тогда перед этим вашим дурацким футболом, — она проявляла подобный интерес к Стасику. Возможно, у неё сдвиг на парнях, которые её почти не замечают.