Чужая (СИ)
Я оборачиваюсь за плечо и, к своей досаде, вижу Громова. Стоит, опираясь плечом на ствол дерева и скрестив руки на груди. Весь из себя такой крутой, что бесит. Отворачиваюсь почти мгновенно и слышу его насмешливый вопрос:
— И чем тебе не угодила вода?
Этот придурок ещё и подслушивал!
— Какая тебе разница?
— Никакой.
— Вот и чудесно.
Я отрываю травинку и кручу её в пальцах. Понимание, что Громов стоит у меня над душой тревожит и злит одновременно. Вот, что ему нужно? Серьёзно, собрался присматривать за мной по просьбе Стаса? Очень сомневаюсь.
Я поднимаюсь на ноги с намерением вернуться к Оксане с Таней, поворачиваюсь, но врезаюсь в лёд следующего вопроса от его величества:
— Так что ты делала в лесу, Еэля?
— Тебе же было плевать, — смотрю я на него.
— Мне и сейчас плевать, — дергает он одним плечом и отталкивается от дерева, чтобы направится в мою сторону. — Так, любопытно.
— За это носы отрывают, на секундочку, — криво улыбаюсь я.
— Ты хоть пробовала? — сужает он глаза, останавливаясь в метре от меня.
— Что?
— Отвечать на вопросы нормально?
— Нормальность — для слабых духом, — философствую я и снова делаю попытку уйти, но Громов ловит мою кисть и рычит:
— Куда ты опять собралась?
— Не переживай, снова меня спасать не придётся, — цежу я. — И вообще...
— И вообще, — перебивает он меня, — тебе пора завязывать нарываться! В третий раз меня может не оказаться рядом.
— А ты продолжай, — делаю я шаг ближе, чтобы прошипеть ему в лицо, — напоминать себе, что всё началось с тебя, и точно будешь где-то поблизости.
— Ты... — зло поджимает он губы.
— Неблагодарная тварь, не упавшая тебе в ноги? — Я вырываю руку из его пальцев и бросаю себе за плечо: — Я к Тане с Оксаной.
— Вали куда хочешь! — зло прилетает мне в ответ.
Чёрт, я и правда веду себя, как неблагодарная тварь. Не знаю, справилась бы я там, в лесу, одна, если бы не Он... Сомнительно, конечно. Но и Его поведение оставляет желать лучшего. Так что... Сам виноват, да.
Мы остаёмся на озере ещё полчаса, а затем возвращаемся в лагерь. По дороге Станислав Викторович узнает о нашей готовности играть в футбол и баскетбол, потому ведёт нас другим путём. Через спортивные площадки. Они не то чтобы большие, но своим видом и убранством приносят эстетическое удовольствие.
Почти все парни в восторге от футбольного поля, в том числе и я. Нам уже хочется ринуться в бой, и Эсвэ сдаётся под нашим натиском — обещает попробовать устроить первую тренировку уже сегодня после ужина.
У главного знания нас распускают каждого по своим делам. У меня и ещё у пары-тройки ребят это первый сеанс у психолога.
Мы со Стасом поднимаемся на второй этаж и расходимся каждый к своему кабинету.
Я пару раз стучу в дверь, вхожу внутрь и замираю на пороге. Потому что, кажется, спутала нужный мне кабинет с кабинетом директора.
— Всё в порядке, Эльвира, — улыбается Игорь Олегович, поднимаясь из-за стола. — Проходи, присаживайся.
— Вы... вы мой психолог? — глупо спрашиваю я.
— Всё верно.
Я сглатываю ком и, опустив глаза в пол, семеню к креслу, на которое указывает мужчина. Сам же он обходит свой рабочий стол, прислоняется к нему задом и опирается на столешницу ладонями:
— Сегодня мы не будем поднимать сложные темы, а просто познакомимся поближе, хорошо?
Я киваю, стараясь не подавать вида, что нахожусь на грани паники.
Обманщица и директор-психолог — убойное сочетание. Лучше не придумаешь, чёрт!
— Расскажи, Эльвира, как тебе здесь?
— Хорошо, — осторожно отвечаю я.
— То есть тебя всё-всё устраивает?
Кажется, это вопрос с подвохом. Вряд ли настоящую Эльвиру здесь всё устраивало бы.
Та-а-ак, нужно хорошенько подумать, прежде чем отвечать.
Я — девочка из богатой семьи, которую не удивить здешним сервисом и развлечениями. Итак...
— Почти всё. Мне не нравится, что я вынуждена убираться в курятнике. Не нравится жить по расписанию, особенно ранние подъёмы. Раздражает отсутствие телефона и интернета. И походы на зарядку. Отбой в одиннадцать, словно мне пять лет! Ещё я скучаю по друзьям. По аквааэробике. По свободе действий, наконец!
Директор хмыкает и кивает:
— Так-то лучше. А теперь о работе в курятнике. Скажи, Эльвира, тебя чему-нибудь учит эта необходимость?
— Т-труду?
— Здесь нет правильных ответов, — улыбается он. — Не пытайся угадывать, говори, как есть.
— Как есть... — втягиваю я в себя воздух, а затем выдыхаю: — Эта необходимость научила меня тому, что нельзя позволять другим указывать тебе, что делать. Плохо отражается на репутации, — жму я плечами в конце.
— Хороший вывод. Не о репутации, а об указаниях. Расскажешь о том, что тебе указали делать и почему ты согласилась?
Потому что я здесь не под своим именем и испугалась взгляда Громова.
— Я ответственная за уборку помёта, — поджимаю я губы. — И не нравлюсь тому, кто сам себя назначил главным в нашей команде.
— То есть ты согласилась, чтобы ему понравиться?
— Нет! — округляю я глаза, а затем ворчу: — Он вынудил меня согласиться.
— Понятно... И что ты чувствуешь?
— К нему? Ничего я к нему не чувствую! Если только раздражение...
— А к ситуации в целом? — явно сдерживает мужчина снисходительную улыбку.
Чёрт. Громов мне и здесь покоя не даёт. Одни проблемы от него!
Я заставляю себя успокоиться и говорю ровно:
— Я ведь сюда не отдыхать приехала, а исправляться. Вот и исправляюсь.
— Смирилась, выходит?
— Да.
— Понял. А теперь расскажи о своей семье?
Это предложение мне нравится гораздо больше, чем говорить о своих чувствах.
Про родителей Эльвиры я выучила всё назубок, как то единственное стихотворение в девятом классе.
Я вас любил, любовь ещё, быть может... и так далее.
Я расслабляюсь и рассказываю, рассказываю. Игорь Олегович иногда задаёт мне вопросы, часто соглашается с «моим» мнением, слушает внимательно и как будто с интересом. Так и проходит время.
— Что ж, хорошо, — говорит мужчина, когда я, кажется, рассказываю всё, что могла. — Закончим на сегодня. Был очень рад пообщаться с тобой, Эльвира.
— Всё?
— Да, можешь идти.
Я задерживаюсь в коридоре на пару минут, чтобы проанализировать разговор с директором и понять, не накосячила ли с ответами. Кажется, всё прошло нормально. Растерялась, конечно, вначале, но затем взяла себя в руки. Короче, можно выдыхать.
Я улыбаюсь самой себе и направляюсь к лестнице. Интересно, а со Стасом тоже уже закончили или нет?
Заворачиваю за угол и снова цепляюсь взглядом за пианино, которое видно в открытую дверь кабинета. Только на этот раз на нём кто-то играет. Очень неплохо, кстати. Мелодия экспрессивная и завораживающая. Всегда поражалась людям, которые умеют что-то подобное.
Подхожу ближе, чтобы посмотреть на музыканта, да так и открываю рот...
Громов.
Никита Громов — пианист. Музыкант. Талантливый и увлечённый.
С ума сойти!
Я как заворожённая наблюдаю за его пальцами, порхающими по клавишам; за напряжёнными, сильными руками; за играющими на спине мышцами.
Невероятно.
Он — невероятный.
А я... Я перестаю понимать что-либо...
Впрочем, сейчас мне это и не нужно. Сейчас я просто хочу наслаждаться музыкой и тем, что вижу. Потому что... это цепляет. Очень сильно. Так, что нереально отвести глаз. Так, что внутри меня что-то неуловимо меняется.
А следом меняется и мелодия...
По телу прокатывается тревожная волна узнавания.
«In The End»... Linkin Park... Её невозможно не узнать!
Боже, потрясающая песня, и слышать её на пианино... Полный восторг. Как взлететь к звёздам, не меньше.
Что этот парень со мной творит?..
Ближе к куплету мне невыносимо сильно хочется слов, я даже открываю рот, чтобы пропеть их безмолвно, но тут начинает петь сам Громов... Честно? Я едва не съезжаю по стене вниз от нахлынувшего изумления и чувств, что рождает во мне его голос.