Большевики по Чемберлену<br />(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том ХХХ)
Но на рынке, однако, он снова на несколько минут задержался, проходя по рядам.
Здесь возле одной лавки он увидел своих спутниц-танцовщиц, под предлогом производства покупок успевших уже обойти полгорода и завести знакомство с отысканными ими двумя-тремя товарками по профессии.
Подойдя к девушкам, Пройда серьезно сказал им:
— Кончайте ваши рысканья и идите сейчас же домой. Нужно кое к чему приготовиться. Где Партаб-Синг?
— Партаб и Сан-Ху узнали что-то от знакомого, которого здесь встретил Сан-Ху и сказали, что пойдут по важному делу. Они что-то замышляют.
Действительно, Партаб-Сингу и Сан-Ху удалось тем временем установить нечто такое, что сразу могло ввести группу Пройды в городские дела и связать товарищей с главными действующими лицами происходящих событий.
Когда все уходящие участники отряда собрались в палатке, успевший уже с Вагонеткой искупаться Петряк схватился за сумки с продуктами и поставил ящик, за который должны были сесть для совета и взаимного осведомления взрослые члены группы.
Пионер, устроивший с Граудиным перед отправлением из Москвы проделку по временному изъятию письма из поповского стола, кивнул головой облаченному, как и он в одни штаны ненаглядышу вдовы уборщицы из кооперативного магазина, смешившему вместе с миловидной наивной Первин китайца Сан-Xу рассказом о налете ребячьей шайки на нэпачей, когда пионеры шли на вокзал и с фамильярной выразительностью призвал приятеля к порядку.
— Брякало! Идем, посмотришь за берегом, а я расположусь возле дороги.
Ерка Чекарев вскочил и последовал за Вагонеткой наружу, для того, чтобы не допустить возле палатки какого-нибудь случайного подслушивания.
Пройда сел перед ящиком, который немедленно окружили и остальные остававшиеся в палатке, и сперва неспособная на вид к скрытности Дадабай, а затем Сан-Ху и Партаб-Синг начали свои сообщения, важность которых усиливалась их осторожным изложением.
Они рассказали.
Явившийся в Майенвили для водворения порядка «саиб джемадар» Бурсон сразу же после своего прибытия проявил себя в городе такими расправами, какие мог безнаказанно производить только человек, уверенный в том, что все его действия получат одобрение правительства.
Он произвел всего несколько арестов, малозначащих в движении именитых горожан.
Но зато через несколько дней из двух принимавших в бунте участие схваченных рабочих местной паровой мельницы, старшего по упаковке и транспорту Агабая Боса и кочегара Нур Иляша, первый был найден убитым, а второй бесследно исчез.
Прошло два дня и также пропал без вести учитель туземной общинной школы Премчанд. Его изуродованный труп через несколько дней разыскали в камышах Инда. Затем в самом городе сгорело имение уважаемого туземцами и известного всей Индии делегата индийского конгресса земиндара Раджаба Гош, вместе с сыном находившегося в Бенаресе. Во время пожара погибли двое детей-девочек и ночевавшая с ними бабушка.
Население ни на минуту не усумнилось в том, что все эти насилия произведены полковником, негром, прибывшим в его свите и несколькими подозрительными штатскими саибами из этой же свиты, которые толклись все время в штабе полковника.
Население совершенно упало духом, не зная, какие еще будут произведены насилия диким усмирителем.
В это время из уст в уста стала передаваться молва о том, что Нур Иляш, схваченный вместе с Агабай Босом, вырвался из рук убийц и благополучно скрывается у озлобленных и терроризированных жителей. Стали говорить также, что приехал и тут же в городе скрывается старший брат сгоревших девочек, сын делегата земиндара Арабенда Гош. Между тем убийства продолжались, и вдруг однажды утром, выскочив по неистовому воплю схваченной усмирителями жертвы, жители Майенвили едва не застигли возле дома кочегара негра и саибов полковника. Они только что расправлялись с женой бежавшего Нур Иляша.
Тотчас же толпа, волнуя криками город, двинулась к дому полковника. Но там уже была рота солдат, которая подпустив возмущенных протестантов, открыла убийственный огонь. Толпа пораженная массовым убийством разбежалась. Всю ночь происходили после этого аресты, на утро же в довершение всех произведенных насилий жители города прочли позорящее их объявление: в специальном приказе полковник объявлял, что отныне мимо его дома, как местонахождения представителя европейской власти все туземцы, независимо от их кастовой принадлежности, пола и возраста могли не ходить, а только ползти на животе, если им требовалось прийти в штаб начальника или пройти мимо.
Неслыханное издевательство ошеломило горожан и заставило их на что-нибудь решиться. Когда им передали, что Арабенда Гош и Нур Иляш, скрывавшиеся в городе предлагают предпринять «хеджрат» [10] — массовую эмиграцию из Майенвили, то отчаявшихся оказалось немало и вот в эту ночь из города должна была двинуться экспедиция беженцев.
Это и узнали ходившие из балагана в город помощники Пройды.
— Нам или что-нибудь сейчас же нужно предпринять, — сказал в заключение доставивший больше всего сведений Партаб-Синг, — или немедленно отсюда уходить, потому что когда большинство горожан уйдет, мы, как бы мы не легализовались, легко привлечем на себя внимание шайки Бурсона и тогда нам несдобровать.
Пройда не возражал, но сообщения его не удовлетворили. Угол жил пересек у него лоб линиями суровой и озабоченной решимости.
— Нам надо, — сказал он, — во что бы то ни стало разыскать этих Арабенду Гоша и Нур Иляша…
Партаб-Синг переглянулся с осклабившимся Сан-Ху.
— Шанго, тавалс Плойта. Ми делали все!.. — воскликнул китаец.
Партаб-Синг спокойно взглянул на русского товарища и сообщил:
— Обоих скрывающихся вожаков можно попробовать сейчас позвать сюда. Мы узнали в городе, где находится их убежище… Они спрятались в колодце сгоревшего двора отца Арабенды.
— Что? — удивился Пройда. — На виду у всех?..
— День-то просидеть там они могут, а что потом, не знаю, — сказал Партаб.
— Как вы нашли их?
— Один хатбе [11], земляк Сан-Ху в чайной намекнул Сан-Ху о подозрительном поведении сторожа сгоревшего домовладения, который делает визиты во двор, хотя там уже стеречь нечего. Мы с Сан-Ху проследили этого старца и видели, как он под предлогом вытаскивания воды, спускал в колодезь продукты и разговаривал через сруб.
— А не ошиблись вы и Сан-Ху?
— Нет, — шевельнулся Партаб-Синг.
Сан-Ху, с радостным сиянием слушавший сообщение о своей удаче, вытянул голову и убежденно тихо протянул Пройде, подкрепляя ужимкой свирепой серьезности свои слова:
— Не можно ошипайсь, шибко шанго мой витали и Палтаб витали калотцы. В калотцы тихо, тихо хаварил со сторошай тва тюша пальшевой хинду… Тумали никто не знайт.
— Тогда, Партаб, возьмитесь за это дело. Вечером надо их привести сюда. Мы можем узнать от них, что нам надо и поможем им отправить беженцев. Имейте ввиду только и вы, Партаб-Синг, и остальные товарищи, что сегодня к нам придет пьянствовать один агент Бурсона с своим приятелем, которого соблазнило то, что в балагане есть девушки нач-герл. Мы сейчас же будем готовиться, чтобы сразу их напоить и как только придут отделаться от них, но смотрите, не нарвитесь на них с скрывающимися, когда будете вести их сюда. Пока фашисты будут пьянствовать, вы их спрячете в фуру, а затем мы с ними поговорим. Но последите, чтобы скрывающиеся не ушли до вечера. Идите прямо сейчас, Партаб. Сегодня ночью у нас будет много работы для всех…
Партаб поднялся, полсекунды постоял о чем-то думая и вышел из балагана.
Пройда, не вставая из-за ящика, оглянул остальную группу товарищей, столпившихся, чтобы выслушать своего руководителя. Он повернул голову сперва к насторожившимся танцовщицам, а потом на Сан-Ху и Петряка и посвятил их в предстоящие события.
— У нас много дела, товарищи, сегодня для всех, — повторил он. — Прежде всего нам придется устроить для двух фашистских прохвостов пьянку. Лучше всего конечно было бы, если бы мы их не угощали, а взяли за жабры, когда они разойдутся и пырнули в Инд. Но, вероятно, кто-нибудь из их коллег будет знать, что они к нам пойдут. Поэтому Сан-Ху и Петряк должны будут пойти купить пойла для них и приготовить закуску. Кроме того Сан-Ху, Вагонетка и Ерка Чекарев должны заготовить свои зурны и изобразить оркестр. Но они придут из-за Дадабай и Первин. Так как мы не можем отдавать им для пьяного надругательства наших товарок, то Дадабай и Первин сейчас же должны будут пойти в город и пригласить к нам немедленно двух нач-герл, которым не опасно будет объяснить, что от них требуется, и за которыми Дадабай присмотрит, пока фашисты будут пьянствовать. А затем нужно будет, чтобы девушки их во время отвели куда-нибудь. Петряк, Первин и Партаб-Синг тем временем будут где-нибудь по близости. Нам нужно будет еще этот же вечер и ночь использовать и для слежки за Бурсоном и для сношения с беженцами. Понятно, товарищи, что нам предстоит?