Принцесса на горошине (СИ)

- Нет времени на магазины, - бросил он на ходу. И тут повернул голову, и мы столкнулись с ним взглядами. И Марат с искоркой веселья поинтересовался: - Тебе за меня стыдно?
Я на мгновение растерялась, поспешила отвернуться. Затем фыркнула.
- Вот еще. Это не моё дело.
Развивать эту тему никто из нас дальше не стал, чему я была только рада. Мы прошли по коридору до кабинета отца, я сама открыла дверь, не позволив Марату сунуться вперед меня, и вошла. В кабинете нас ожидал Лысовский, который поднялся мне навстречу, как только увидел, и адвокат. Адвоката я тоже хорошо знала, не скажу, что они с папой были близкими друзьями, но сотрудничали довольно много лет, и Кирилл Борисович был вхож в наш дом. Единственное, что мы, кажется, ни разу за все годы, не оставались с ним с глазу на глаз, повода не возникало.
- Марьяна, ты хорошо выглядишь. Я рад. – Дядя Гриша, не стесняясь, меня обнял, затем указал на кресло рядом с собой. Я для начала протянула руку Кириллу Борисовичу, не зная, как ещё с ним поздороваться, а затем присела. Давыдов всё это время маячил где-то за нашими спинами. Я же намеренно не следила за ним взглядом, чтобы не навлекать на себя ненужное любопытство и внимание. Например, того же всевидящего Лысовского.
- Марьяна Александровна, прежде всего хочу перед вами извиниться за задержку, - начал Кирилл Борисович. – Пришлось выждать достаточное количество дней перед официальным оглашением.
Я кивнула, вроде бы с пониманием, и тут же невинно поинтересовалась:
- И с чем же это было связано?
Адвокат, кажется, от моего вопроса растерялся. Посмотрел на Лысовского, затем на Марата, а я за его растерянностью наблюдала. Кстати, мне хотелось услышать ответ, хотя, я его прекрасно знала.
- С некоторыми пунктами завещания, - в конце концов проговорил адвокат. – Которые были прописаны вашим отцом весьма определенно. Они не касаются лично вас, скорее, компании.
- Понятно, - протянула я. – Тогда, может, поговорим о том, что касается лично меня?
- Конечно. – Кирилл Борисович принялся раскладывать на столе бумаги, а я, воспользовавшись моментом, посмотрела на Марата. Тот, наконец, перестал бегать по кабинету, остановился и присел на край отцовского дубового стола. Тоже ждал.
Мне захотелось вздохнуть. Даже оглашение завещания отца в самом что ни на есть узком кругу, напоминало фарс. Не думаю, что отец этого хотел. Наверняка, не так планировал и представлял.
- Скорее всего, я никого не удивлю тем, что все основное имущество, сбережения, недвижимость и активы Александр Григорьевич завещал единственной дочери. Тут воля покойного выражена весьма четко. «Всё моё имущество, движимое и недвижимое, завещаю любимой дочери, Марьяне Александровне Дегтяревой…», - зачем-то зачитал Кирилл Борисович вслух, наверное, для поддержания официальной атмосферы. Следом передал мне в руки бумаги. – Здесь перечень имущества, Марьяна, всё, что на момент смерти, принадлежало вашему отцу.
В моих руках оказалось три листа заполненные мелким печатным текстом. Я для вида пробежала их глазами, если честно, не сумев прочесть ни слова, впечатлившись только количеством. Захотелось нервно сглотнуть.
- Имущества у вас предостаточно, Марьяна, - подтвердил Кирилл Борисович. – Вы богатая невеста, но вы же знаете, что деньги для вашего отца значили далеко не всё. Он жил своей работой, своей идеей, тем, что мог, благодаря своим усилиям и способностям, дать людям. Поэтому основную ставку он делал на вашу долю активов в концерне «Астракт».
- Я знаю, - проговорила я, - это ещё один его ребенок.
- Да. И оставить этого ребенка на произвол судьбы ему было куда тяжелее и страшнее. Саша, кстати, оставил для вас письмо. – Мне протянули запечатанный конверт. А у меня неожиданно затряслись руки от мысли о том, что внутри обращение ко мне отца. Его слова, которых я ещё не слышала, а ведь его уже рядом.
- Ты потом прочитаешь, когда останешься одна. – Лысовский похлопал меня по плечу.
- К тому же, - продолжил адвокат, - ваш отец прекрасно понимал, что переложить эту ношу на ваши плечи и невозможно, и неправильно. Она вам попросту не по силам. – Он снова с Лысовским переглянулся.- А на Совет директоров он не слишком большие надежды возлагал.
 
- Понятно было, что сразу начнется грызня, - поддакнул Григорий Филиппович. – Саша очень этого не хотел.
Я держала в руке конверт с письмом отца, смотрела на него, чуть помахивала им. Слушала нравоучительные речи, откинулась на спинку стула, едва заметно усмехнулась, прекрасно понимая, к чему эти двое ведут, и какую пилюлю пытаются подсунуть мне под малиновым сиропом.
- И папа придумал выход, - подсказала я им, не сдержав насмешки.
За моей спиной характерно вздохнули, но промолчали. А я посмотрела сначала на Лысовского, потом на Кирилла Борисовича, и в лоб поинтересовалась:
- Моё мнение по этому вопросу учитывается?
- Нет, - колко ответили мне из-за спины. – Не учитывается.
Лысовский с адвокатом понимающе переглянулись, а я всё равно решила уточнить:
- А почему? – Посмотрела на всех троих по очереди. - Если основные активы отца перейдут ко мне, как наследная доля, разве я не могу выражать своё мнение?
- Ты можешь его выражать. – Ответил мне опять Давыдов, мне пришлось к нему поворачиваться, и мы столкнулись взглядами. – Но там нигде не написано, что ты главная.
- Почему? – настойчиво упрямилась я.
- Потому что ты ни хрена не смыслишь в управлении компанией! – рыкнул Давыдов. – Потому что нужно было заканчивать экономический или хотя бы управленческий, а не изучать историю искусств по одному семестру в каждом университете Европы, где ты ещё не бывала!
Он всё это выпалил мне в лицо, причем, с такой страстью, что складывалось ощущение, что давным-давно мечтал озвучить это вслух, глядя мне в лицо. И поэтому я отвернулась от него. Повернулась к Лысовскому и спросила того:
- Дядя Гриша, почему он? Я не буду спорить, что я не смогу руководить компанией, что я в этом что-то, вообще, смыслю, но неужели мы не можем нанять управляющего, поверенного, доверенное лицо? Кого угодно, за какие угодно деньги. – Я требовательно глянула на Кирилла Борисовича. – У нас нет денег?
- Есть, - осторожно проговорил тот. – С финансовой стороной всё более чем благополучно, Марьяна Александровна.
- Вот и замечательно, - обрадовалась я.
- Дело не в деньгах, Марьяна, - перебил меня Лысовский. – Это решение твоего отца. Он официально, за месяц до своей кончины, передал права управления Марату.
Я помолчала, обдумывала. Потом переспросила:
- За месяц?
Мой мозг принялся подкидывать мне картины происходящего за месяц до смерти отца. Да, он неважно себя чувствовал, но он работал, он строил планы, и никогда, никогда не жаловался. А теперь выясняется, что за месяц до смерти он встречался с Маратом, мало того, передал ему свою должность?
- Маш, ты же знаешь, что он болел, - сказал Марат. Выждал несколько секунд, в кабинете повисла тишина, я раздумывала, а все остальные молча на меня смотрели. Потом Давыдов заговорил. – Это не был случайный приступ, не был первый инфаркт. Александр Григорьевич знал, что… ему недолго осталось.
- Почему я об этом не знала? Я жила с ним в одном доме, я каждый день мерила ему давление, следила за тем, как он принимает лекарства, но со мной отец о смерти никогда не заговаривал.
- Ну, что он мог тебе сказать? И как? – Все опять помолчали, затем Давыдов сказал: - Он приехал ко мне полгода назад. У нас был долгий разговор, тогда он впервые предложил мне занять его должность. Сказал, что больше никому не доверяет. Из-за тебя не доверяет. Боялся, что ты останешься один на один с пафосными офисными стервятниками. Я тогда отказался, конечно. Но… - Марат стоял напротив меня, и я видела, насколько тяжело ему даётся каждое слово, каждое предложение. Было похоже, что он сам до конца не понимает, как ввязался во всё это, почему согласился.
- Где он тебя нашел? – зачем-то спросила я.