Я познала хаос (СИ)

— Лето… — Такеши растеряно поднимает руку с раскрытой ладонью, явно пытаясь меня успокоить.
Набираю в грудь побольше воздуха, щеки вздуваются от напряжения. Держась за койку, с трудом поднимаюсь и клонюсь к одеялу. В таком положении — ноги уехали в бок, локоть на поверхности койки — и держусь, направляя свое оружие в сторону стоящих у двери.
— Лучше вам все мне объяснить. И немедленно позвоните Сэмюэлю!
ГЛАВА 4. СИЯНИЕ НОЧИ
Яркое вчера
Не могу поверить своему счастью. Четыреста пятая подгоняет меня и крутится возле моего лежака.
— Что ты делаешь? — Она сует нос в мою котомку.
— В-в-вещи собираю. — Голос дрожит. Руки ходят ходуном. Промахиваюсь, и полоска ткани, служившая мне юбкой, летит мимо.
— Ты что, это тряпье с собой собираешься забрать? — деловито интересуется Четыреста пятая.
Она очень симпатичная. Была бы у нее возможность мыться каждый день, то ее локоны наверняка походили бы на кусочки солнечных лучиков. Клиентам нравятся ее торчащие лопатки и косточки на бедрах. Смотрительница кормит тех, кто приносит прибыль, чуть лучше остальных. Поэтому Четыреста пятая почти не похожа на обтянутый кожей скелет. И едой она всегда делится со мной.
— Дурочка. Оставь. — Она вышвыривает из котомки все сложенные вещи, а потом, поразмыслив, забирает и сумку. — Если он тебя увозит в Высотный Город, то и наверняка собирается обеспечить необходимым минимумом. Поверь, там все это, — она обводит многозначительным взглядом вещи на полу, — обычный мусор.
— Но я…
— Голову держи прямо. — Четыреста пятая трет мои щеки «юбкой». Сначала одну, потом вторую. С особым усердием задерживается на скуле. — Ну вот. Почти не чушка.
Она поправляет мое платье-мешок. И подтаскивает поближе свои туфельки, которые долгое время усердно прятала от госпожи Тай. Ведь я до сих пор босая.
Мой Спаситель, Сияющий мужчина, принес меня в приют на руках, чтобы я не поранила ноги. Больше всего меня волновало, чтобы рядом со мной он не делал слишком уж глубокие вдохи. Я ведь ужасно воняю.
Вспоминаю, как страшилась обнимать его за шею — боялась запачкать.
Улыбаюсь украдкой. Но Четыреста пятая все равно замечает.
— Он и правда тебя заберет? — спрашивает, волнуясь. Под ее ключицами до сих пор огромные синяки от побоев. Госпожа Тай и ее подчиненные хорошенько постарались, отделывая мою милую Четыреста пятую за то, что та заступилась за меня.
— Так сказал.
— А кто он вообще? Ты его знаешь? Видела когда-нибудь?
— Не… не знаю. Но он… похож на одного из тех… Иммора…
— Иммора?! — Четыреста пятая потрясена. — Что таким, как они, делать в Клоаке?!
— Не знаю. — Я прячу глаза и размышляю, а не показалось ли мне это. Вдруг все было бредом, и мое тело до сих пор валяется там, на крышке контейнера, мой разум погружен во тьму, а господин Свин удовлетворяет свою похоть.
Действительно. Происходящее сейчас реальным не кажется.
Словно сон. Беспечные грезы.
Шмыгаю носом и съеживаюсь.
Четыреста пятая трясет меня за плечи.
— Хорош нюни разводить. Он на первом этаже?
— Да, в… в кабинете оставался… у-у-у… у смотрительницы.
Девушка воровато оглядывается и тянет меня за собой. Из нашей общей комнаты мы выбираемся в коридор. Четыреста пятая умещает меня за ограждением на самом верху лестницы, прижимает к губам указательный палец, прося быть тихой, и легко скачет по ступеням вниз.
Жду ее и дрожу.
Здание приюта «Тихий угол» наполнено тенями. Мне всегда казалось, что, если задержаться на пустом пространстве и не прошмыгнуть вовремя в щель в комнату, то домашние чудища утащат тебя в небытие, расщепят и сделают частью своей тьмы.
Снаружи темно. В доме только на первом этаже мерцает свет. Госпожа Тай всегда яростно экономит на электричестве.
Смотрю на полоску света, падающую из коридора, и слушаю голоса вдали. Слишком большое расстояние. Звуки кажутся смазанными, как растекшаяся краска на окропленном влагой окне.
А если Спаситель уйдет? Вдруг я ошиблась? Зачем ему я? Грязная девчонка в мешке.
Смотрительница будет ужасна зла и отыграется на мне. Ведь мой единственный клиент позорно сбежал из подворотни, гонимый смехом того мальчишки…
 
Да, был еще мальчишка. Наверное, сын моего Сияющего Спасителя. Я плохо его помню.
Рядом со мной неожиданно вспыхивает свет. Открываю рот, но не визжу. Уже привыкла бесшумно выражать свои эмоции в этом доме. Щурюсь, а потом отклоняюсь от назойливого сияния, которое, скорее всего, осветило весь второй этаж.
Световой шар движется куда-то влево, и за ним обнаруживается тот белобрысый восьмилетка. Сияние окутывает его ладонь, собираясь сверху в сферу. Лучи переплетаются в клубок, создавая иллюзию вечного вращения. В его руках — прекрасный лунный шар, переливающийся, подрагивающий и пульсирующий.
Больше нет никаких сомнений. Мальчишка — один из Иммора, благородный.
Иммора — высшие создания. Человеческий облик и сверхъестественные способности. Они сильны, никогда не заболевают и удерживают завораживающий облик до конца жизни. Их волосы оттенка снега, в глазах переливается золото, а внешность отличает ледяная красота. Поговаривают, что они практически бессмертны. Иммора всегда на вершине. Они — благородные. Не чета грязи Клоаки. Таким как я.
Я — падаль. Иммора — драгоценность. Каждый их род.
И они повелевают светом. И сияние течет по их жилам. Такие ходят слухи. А еще я когда-то слышала, что самые могущественные из Иммора могут день обратить в ночь.
Абсурдные сказочки. Разве могут они погасить светила — те, что существуют так далеко от нас? На небесах?
Сфера над ладонью мальчишки уменьшается. Сияние проскальзывает под его кожу, наполняя собой каждый сосуд. Теперь вся его рука в светящемся плетении, будто и правда вместо крови у него струится по жилам лунный свет.
Он поднимает руку повыше, чтобы осветить себя, а заодно и меня. Сияние больше не режет глаза.
— Почему ты все еще не собралась, Чахотка? — недовольно вопрошает он.
Чахотка?
Злюсь и обиженно выдаю.
— У меня есть имя! — Как же гордо это звучит. Мой спаситель одарил меня им, избавив от мертвого идентификационного номера.
Однако на паршивца мои эмоции впечатления не производят.
— Где твои вещи, Чахотка? — зевнув, спрашивает он и, поднимая руку еще выше, оглядывает пол вокруг меня.
— Нет вещей, — бубню, кривясь.
Он смотрит на меня, а потом пожимает плечами.
— А зачем мне собираться? — спрашиваю, боясь поверить в лучшее.
— Ты едешь с нами.
— Правда?! — еле сдерживаю восторг.
Сердце трепещет в груди. Мной завладевает эйфория. От волшебного света, исходящего от рук мальчишки. От осознания, что вскоре я покину эти унылые земли. От радости понимания: я буду рядом со своим Спасителем.
— Да. — Мальчишка фыркает. — Потому что я так сказал.
— А как… — робею и с трудом формулирую вопрос. — Как его зовут?
Белобрысый хмурится. Явно чем-то недоволен.
— Отца?
Похоже, я угадала, решив, что они — отец и сын.
Нетерпеливо киваю.
— Сэмюэль, — с заметной неохотой сообщает мальчишка.
И вновь волна безудержного восторга. У моего Сияющего Спасителя даже имя преисполнено благородством!
Тихонечко шепчу себе под нос имя, наслаждаясь звучанием каждой буквы. Перекатываю шепоток между губ, будто сладенькую конфетку.
Белобрысый сверлит меня взглядом. Мне неуютно рядом с ним.
— Больше ничего не хочешь спросить?
Недоуменно смотрю на него. Все то, что меня интересовало, я уже узнала.
— А мое имя? — Еще пуще злится мальчишка, сразу приобретая схожесть с чертенком.
— И как тебя зовут? — Пытаюсь интонациями успокоить его беспричинный гнев, но вряд ли выходит.
Он раздраженно фыркает.
— Вацлав.
Повторяю имя и как-то умудряюсь спутать ударение.
— На первый слог, Чахотка! Ударение на первый слог!
Предпринимаю еще одну попытку, но теперь проблема возникает с согласными в серединке. Не могу их нормально произнести.