Я познала хаос (СИ)

‒ Нравятся водопады?
Я с удивлением поворачиваюсь в сторону мальчишки. Вряд ли кто-то еще слышал его бормотание. Может, и мне только показалось?
‒ Что? ‒ Тоже почему-то шепчу.
‒ Водопады. ‒ Золото чужих глаз снова опаляет мое восприятие.
Я отворачиваюсь.
‒ Нет. ‒ Касаюсь подбородка. Немного больно. ‒ Не нравятся.
Слышу фырканье и быстро вскидываю голову. Но Виви уже смотрит в окно со своей стороны.
‒ Тупоголовая Чахотка, ‒ доносится до меня.
Вот же паршивец. Хочу сказать ему, что мне плевать на его мнение.
Но не говорю ни слова.
И мне… нравятся водопады.
* * *
Передо мной открывают массивные двери. Просторный зал и высоченный потолок. Начищенный пол поблескивает в ярком свете. Застываю на пороге.
Впереди несколько широких ступеней, уводящих в зал намного больше того, в который мы входим изначально. Получается, это все прихожая? Никакого сравнения с приютским уголком метр на метр.
‒ Чего стопоришься, Чахотка? ‒ Виви пихает меня в поясницу и протискивается внутрь.
‒ А… я… ‒ начинаю дико смущаться. И только ласковая рука Сэмюэля на плече помогает мне очнуться.
‒ Проходи. Для страха нет причин, ‒ говорит он, мягко подталкивая меня вперед. ‒ Теперь это и твой дом.
Робею, ясно ощущая, насколько жалко я выгляжу в своем платье из мешка посреди этого сверкающего великолепия.
Благодаря Сэмюэлю добираюсь до первой широкой ступеньки. Виви уже наверху. Смотрит на меня своим тяжелым взглядом, отдающим жутковатой мощью. Он точно маленький мальчик? Что-то сомнительно. И не я одна это чувствую.
Оглядываюсь на Теоте Стара. Тот без всякого смущения заходит в дом, но на полпути к лестнице начинает хмуриться и нерешительно останавливается. Возвышающийся над нами Виви действует угнетающе и на него.
Лишь Сэмюэлю здесь вполне комфортно. Поняв, что я могу простоять у подножия лестницы еще долгое время, он бережно подхватывает меня под мышки и в несколько шагов доносит до вершины.
Поворачиваю голову в сторону Виви. Мне неуютно рядом с ним. Но я старше. И выше него. Незачем бояться. К тому же на моей стороне Сияющий Спаситель.
‒ Не пялься, ‒ бурчу я, кладя руку на светлую макушку Виви.
Моя ладонь погружается в абсолютную мягкость. Шелк? Пух? Что может быть настолько мягким и щекочущим? Я никогда еще не касалась чего-то подобного.
Виви смотрит на меня исподлобья. А затем резко стряхивает мою руку со своей головы.
‒ Не прикасайся ко мне, Чахотка, ‒ тихо рычит он.
И то верно. Я грязная. И мои руки тоже. Прижимаю кулаки к груди и поджимаю губы. Его слова не обижают меня. Возможно, во мне и стали просыпаться какие-то странные зачатки чувствительности, но в остальном я по-прежнему равнодушный валун. В Клоаке по-другому нельзя. Там никого не трогают твои слезы.
Сэмюэль осторожно ведет меня дальше. Мне нравится держаться за краешек его рукава. Мои пальцы задевают его теплое запястье, и маленькое равнодушное сердечко внутри меня отстукивает болезненный ритм.
Навстречу нам устремляется мужчина с посеребренными висками и усами, одетый в черный фрак. Фигурная сетка морщин занимает середину его левой щеки, когда как правая ‒ натянутая и почти гладкая. Наверное, это остатки глубоких шрамов, так и не исчезнувших по прошествии многих лет.
‒ С возвращением, господин Люминэ. Юный господин. Сэр Теоте. ‒ Он почтительно кивает Сэмюэлю.
‒ Благодарю, Лиллоу. Ах да, сразу представлю вас друг другу.
Взгляд мужчины со шрамом уже пару раз прошелся по мне, однако выражение его лица остается непроницаемым.
‒ Лето, это наш дворецкий Лиллоу Вуд. Можешь смело к нему обращаться, если у тебя возникнут вопросы. Лиллоу, это Лето. Новая жительница поместья Люминэ.
Сэмюэль гладит меня по спутанным грязным волосам. Хочется крикнуть, предостеречь его, что из-за таких нежных касаний к нему от моего тела может перейти что-то грязное и отвратительное. Тьма, существующая в смрадных глубинах Клоаки.
‒ Приятно познакомиться, юная госпожа. ‒ Когда Сэмюэль меня представлял, по лицу Лиллоу лишь на секунду проскочила тень, но затем его выражение стало прежним. Серьезным и спокойным.
 
Дворецкий протягивает мне руку. С изумлением пялюсь на его бледную раскрытую ладонь. Он мог бы избежать контакта, его никто ни к чему не принуждает. Прикладываю свою далекую от чистоты ладошку к широкой чуть шершавой ладони Лиллоу. И внимательно смотрю в его карие глаза ‒ оттенок леденцов со вкусом ирисок. В них нет ни презрения, ни брезгливости. А я бы различила и то, и другое с первого раза. Как увидела это в глазах Теоте Стара. Мне известно, что значит быть мусором, падалью, дефектной продукцией.
Мужчина сжимает мою руку ‒ крепко и решительно. И снова ни намека на презрение.
‒ Какую комнату подготовить для юной госпожи? ‒ обращается он к Сэмюэлю, который наблюдает за нами с едва заметной улыбкой.
‒ Мы выберем вместе. Так ведь, Лето?
Отстраненно киваю.
Лиллоу не отпускает моей руки. И я понимаю, насколько контрастируют температуры наших ладоней. Не знаю, когда я успела замерзнуть, ‒ наверное, всему виной внезапное волнение. Теплая рука дворецкого греет мои холодные пальцы, и робость постепенно отступает. Вместе с тьмой Клоаки.
Тьме Клоаки здесь не место. Сияние этого окружения гонит ее прочь, осветляя меня изнутри. Дезинфицируя мои душу и разум.
Хочу рассказать обо всем Четыреста пятой. Про мою любовь. Про водопады. Про злобного мальчишку. Про фыркающего юриста. Про блестящие полы. Про дворецкого с леденцовыми глазами и большими теплыми руками.
‒ Господин, с возвращением. Распорядиться об обеде?
К нам присоединяется слегка запыхавшаяся женщина с пухлыми щечками и объемной буклей на макушке. Она напоминает вздутую сладкую фигурку, которую когда-то принесла Четыреста пятая с ярмарки. Та была выполнена из грязноватой сладкой ваты и попахивала сточными водами. Ее требовалось съесть, заткнув нос, а еще не забыть сплюнуть насекомых, затесавшихся в приторную полость.
‒ Через час, Марта. ‒ Сэмюэль кивает женщине и поворачивается ко мне. ‒ Познакомься, дитя. Наша незаменимая экономка. А это Лето.
‒ Юная госпожа. ‒ Марта лучезарно улыбается, а меня будто солнцем шарахает. ‒ Такая симпатичная!
Виви за моей спиной громко фыркает.
Но мне все равно. Краем глаза замечаю выглядывающую из-за угла девчонку примерно моего возраста ‒ уменьшенную копию Марты.
‒ Тамара! Иди поздоровайся! ‒ зовет экономка, активно взмахивая сразу двумя руками. ‒ Это моя доченька.
Замечаю, как глаза Тамары вспыхивают радостью, и вот она уже движется к нам, чуть косолапя и прямо на бегу поправляя подол сарафана. Но тут из-за спин взрослых выходит Виви. Увидев его, девчонка бледнеет, пищит и драпает в обратном направлении, игнорируя призывы матери.
Что ж, ее страх мне вполне понятен. Но я ни за что не стала бы так открыто отступать.
А этот мальчишка, видимо, ждет моего бегства. Вряд ли он хотя бы на секунду оторвал от меня свой до мерзости пристальный взгляд. Его созерцательные касания вызывают настойчивую щекотку на затылке и под лопатками.
Интересно, а если я и правда пущусь в бега, Виви будет торжествовать?
Или… бросится в погоню?
ГЛАВА 17. ИНАЯ ДРУГАЯ
Ласковое вчера
Стою посреди комнаты и стараюсь не дышать. Вокруг слишком чисто. Ощущение, что я могу испачкать окружающую атмосферу уюта одним лишь своим присутствием.
‒ Тебе не нравится комната, детонька? ‒ мягко спрашивает Марта, грузно присаживаясь передо мной на корточки. ‒ Хочешь другую?
‒ А… нет. ‒ Смущаюсь и отворачиваюсь к окну.
Комната великолепна. Сэмюэль, как и обещал, прошелся со мной по всему дому и показал каждую пустующую комнату, предлагая сделать выбор. А затем не уходил до тех пор, пока я не заверила его, что мне она действительно пришлась по вкусу.
Два громадных окна впускают в помещение столько света, что в первые несколько минут это меня даже пугает. Я словно крыса из канализации, которую внезапно распластали на открытой, залитой солнечным светом площадке. Стены выполнены в нежных светло-зеленых тонах. На полу ‒ мягчайший из ковров. Большущая застеленная мягким белым покрывалом кровать, кажется, может уместить весь наш приют. А в светло-зеленые подушки так и хочется уткнуться лицом.