Роксана. Детство (СИ)
И теперь, когда уважаемый Абяз пытается лапшу на уши вешать, мне трудно удержаться от смеха. Управляющий недоумённо хлопал длинными густыми ресницами — мне бы такие! — и чувствовал себя крайне неловко. Я же продолжила:
— Вон те деревья осенью обязательно спилить и выкорчевать надо, чтобы из старой древесины вредители на молодые саженцы не перебрались…
— Я их хорошо проморил. Нет там никакой заразы, — наконец-то опомнился хитрец.
— Отлично. Но теперь, когда маскировка больше не нужна, их следует убрать. Согласны? — Дядька кивнул. — Вот и отлично. Это же яблони? Какие здесь сорта посажены?
Глафира явно заскучала, присела на лавочку, удобно пристроенную в тени, и с интересом рассматривала пейзаж. И когда я, обговорив с управляющим основные вопросы, присела рядом, заявила:
— Всё же чудесные здесь места. Благодатные, — я согласно кивнула. А бабушка после едва заметной паузы со вздохом добавила: — Петрушу бы сюда. Ему бы тоже понравилось…
Меня от возмущения даже подкинуло, и я, не задумываясь о последствиях, закричала:
— Нет! Ни за что!
Но видя, как повлажнели глаза и изогнулись губы опекунши, подбежала, обняла за шею и горячо зашептала:
— Ба! Да разве ему там плохо? Дом обустроенный, лаборатория и оранжерея, поле для опытов и Марфа для руководства людьми. Представь, что ему всё сызнова начинать придётся, — женщина, не принимая моих доводов, вздохнула. Тогда я перешла к более веским аргументам: — А мы? Мы с тобой опять будем непонятно кто и зачем?
Глафира вновь вздохнула, но уже иначе.
Первые три недели после возвращения из тюрьмы папенька был тише воды ниже травы. Благодарил неустанно за каждую мелочь. Потом пообжился. Самому сходить на кухню за чашкой чая вдруг стало не по статусу. Еда излишне проста, выпечка не такая, колбасы бы и вина к обеду. Потом у Петра Андреевича режим сбился. Он мог чуть ли не полночи сидеть в лаборатории, а потом ввалиться в дом, хлопая дверью и гремя посудой на кухне. Помощникам запретил садиться за стол, «ибо непонятно, кто и что они такое».
Я спросила у Глафиры, что это за беспредел, но женщина только плечами пожала:
— Петрушенька всегда несдержанным был.
И сейчас она хочет в наш личный рай призвать это чудовище? Только через мой труп!
— Ба, прости, за то, что скажу сейчас… Это мой дом. Да, я ещё не вошла в возраст совершеннолетия и не могу полноправно распоряжаться имуществом. Но ты давно убедилась, что под покровительством святой Роксаны я не веду себя как несмышлёный ребёнок, а отвечаю за собственные слова и поступки, с удовольствием учусь всему, что мне предлагаешь ты и другие наставники, — женщина согласно кивнула. — Поверь, то, что я тебе сейчас скажу, не каприз: сделай выбор. Хочешь нянчить папеньку? Возвращайся в деревню и угождай ему во всех прихотях. Хочешь жить в радости и удовольствии? Останься со мной. Мне будет без тебя плохо — я очень тебя люблю — но жить с отцом я не стану. Если он здесь появится — подожгу виллу, сбегу, буду бродяжничать, но жить рядом с ним не стану. Это мой дом.
Речь моя была сумбурной и эмоциональной, я всё время дёргала бабушку за руку, заглядывала ей в глаза, сглатывала ком в горле, прикусывала губу, чтобы не зареветь. Выходило по-детски, но я никак не могла собраться, чтобы привести веские аргументы в пользу того, что нам надо жить отдельно. Вдруг меня осенило, и я спросила:
— Ба, а представь, он женится?
Не сказала больше ни слова и отошла, давая время и пространство, — пусть думает.
Глава 14
Уж не знаю, что за картинки представила себе Глафира — может быть, сказку о злой мачехе, сживающей сиротку со свету, вспомнила, может ещё что, но с того дня о совместном проживании с папенькой она больше не заговаривала. Нашла себе дело и погрузилась в него с головой.
Тщательная ревизия дома с попутной уборкой занимала всё время опекунши. Целыми днями они с Надией и тремя приглашёнными девушками разбирали шкафы и сундуки. Проветривали вещи, выбивали пыль, при необходимости стирали и чинили, сверяли со списками, отмечали недостающее.
Не избежала пристального внимания княгини и мебель — её окуривали от древесных вредителей, натирали специальной мастикой, делали перестановку.
Вся эта суета позволяла мне с раннего утра заниматься своими делами.
С не меньшим тщанием я инспектировала сады и виноградники. И если с деревьями было просто и знакомо, то в лозах, дающих тугие грозди ягод, я не понимала ничего. Могла только смотреть и слушать.
Так мне казалось.
Но когда Абяз обмолвился, что трудно уследить за началом болезни винограда — побегай-ка по рядкам, разбитым на круче, — я вдруг вспомнила метод, о котором услышала на экскурсии.
Поехали туристы, одуревшие от жары и отдыха, на винзавод, ви́на дегустировать в прохладе подвалов. Везли нас мимо бесконечных полей, где по натянутой рядами проволоке зеленели кусты винограда, а вдоль рядков цвели розовые кусты. Смотрелось невероятно живописно и даже немного лубочно.
— Это специально для приезжих так плантации украшают? — поинтересовалась у гида самая активная и любознательная путешественница.
Оказалось, эта красота имеет практическое назначение. Розы болеют теми же болезнями, что и виноград. А наблюдать за цветами, высаженными вдоль дороги, проще.
Когда рассказала управляющему, у него в который раз округлились глаза и рот.
— Маленькая эльти, откуда вы всё это знаете?
— Я умею читать. Мой папенька увлекается селекцией растений, и у него очень много книг. Мне всегда было интересно, как растут те фрукты и ягоды, что я люблю есть, — предоставила я заранее заготовленный ответ.
— Господин тоже приедет в поместье?
— Нет. Местный климат ему не подходит, — мой ответ был однозначен.
Хозяйка здесь я! — добавила мысленно.
В один из дней моё непомерное любопытство погнало меня посмотреть на мир с вершины горы. Абяз терпеливо плёлся следом, Дружок, сопровождавший меня на всех прогулках, бежал впереди по тропинке, петляющей между кустов. Ещё один поворот, и…
Мамочка дорогая! Вместо ожидаемой мной острой вершины было широкое плато, заросшее лавандой.
— О-о-о-о… — только и смогла сказать я.
И в ту же минуту я поняла, что получила ответ на мучивший меня в последнее время вопрос: чем бы заняться? Наконец-то я нашла для себя Дело. В моё время в моём мире полуостров славился продукцией комбината «Крымская роза», изготавливающего розовое масло и другую натуральную косметику. Основой служили местные цветы и травы. Зачем же изобретать велосипед, если его до меня давно придумали?
Мне бы только подобрать людей, специализирующихся на травничестве — эх, я бы развернулась!
Вспомнилась Прасковья — готовый химик-технолог для производства, но тут же накрыло досадой — фиг оторвёшь её от папеньки. Любовь зла…
И так обидно стало за подругу, хоть плачь.
— Дуры мы, бабы! Ду-ры! — бормотала я едва слышно, складывая лавандовый букет, который постепенно превращался в сноп. И который уже раз пообещала себе: — Вырасту, вовек такой не буду!
— Маленькая эльти, зачем вам столько травы? — поинтересовался Абяз.
— Высушу и настойку сделаю масляную. Жаль, всё не собрать… — со вздохом обвела я глазами лиловое богатство.
— Если надо, могу послать в деревню за девками. Мигом всё оборвут и в пучки свяжут, — предложил управляющий.
— Оборвать не проблема. Главное — высушить правильно. Есть у нас место хорошо проветриваемое и в тени, где можно было бы развесить лаванду на просушку?
— Конюшня пустая стоит, — пожал плечами мужчина. — Там чисто. Запахи от животных давно выветрились. Мы с сыновьями жерди к потолку прикрепим, на них можно будет траву развесить. В деревне так табак сушат. Думаю, и для вашей лаванды такой способ сгодится.
— У нас конюшня есть? — удивилась я.
— Есть. И лошадки раньше были… — Абяз вздохнул. — Только вывелись все. Плохо животинке рядом с ведьмой.