Осколки (СИ)

Воспоминания, похороненные под завалами разрушенного прошлого, всколыхнулись, выталкивая на поверхность давно забытые картинки. Больше никогда, сказала себе Лаверн. Ни единожды она не позволит подчинить себя снова!
– Много болтаете, лорд Морелл, – холодно сказала она, возвращая самообладание. Расправила плечи, несмотря на холод и испуг. – Вы утомили меня. Если у вас ко мне дело, говорите быстро. Этой ночью я… устала. Мужчины бывают весьма ненасытны.
Она повела плечом, с удовольствием наблюдая, как темнеют глаза ее собеседника. Слабость Сверра – его неуемное желание обладать миром. Он не принимал отказов, никогда. Она же отказала… Даже собственную слабость можно сделать силой при желании.
– Уверен, змеиный лорд очень старался тебе угодить! – зло прошипел он, но быстро собрался. Усмехнулся и пожаловался, сокрушаясь: – Видишь, ты все еще трогаешь меня. – И вдогонку неожиданной откровенности добавил: – Только ты и осталась…
Он играл, но у Лаверн все равно защемило в груди. В ней все еще жила та истерзанная страхом девочка, которую Сверр нашел в лесу. Она убивала ее долгих пять лет, но, наверное, невозможно умертвить часть себя.
– Но ты права, время не ждет.
К ее ногам упал коричневый кошель, перехваченный кожаным ремешком.
– Подарок, – пояснил Сверр. – И извинение за беспокойство.
Настороженно Лаверн присела, подняла подношение. Рванула завязки, вытащила из неглубокого нутра кристалл-накопитель… В груди тотчас же стало горячо, сердце словно тисками сжали, а воздух закончился – неожиданно, резко. Лаверн только и могла что хватать его пересохшими губами.
– Там их пять, – вкрадчиво подсказал Сверр, обходя чародейку со спины. На обнаженные плечи легли теплые руки, поглаживая и успокаивая, будто испуганного ребенка. Он снял перчатки… Когда? – Я лично проводил эманацию. Вот этот, – Сверр обхватил ее запястье и провел пальцем Лаверн по грани накопителя, одновременно поглаживая ее шею другой рукой, – был найден Аланом Бишопом у одного из шаманов степняков. Он приведет тебя к следующему, если захочешь.
– Сколько… их у тебя? – хрипло спросила Лаверн, не в силах отвести взгляда от кристалла, в котором жила, билась о грани, расплескивая силу, древняя магия.
– Достаточно, чтобы требовать многого, – усмехнулся Сверр, потерся носом о ее макушку. – И, надеюсь, достаточно, чтобы тебя приручить.
– Я не вернусь, – покачала она головой, не в силах больше злиться. Осознание ловушки, в которую она угодила, лишало сил.
Она свободна! Свободна… Она больше не возвратится в клетку!
– Тогда ты никогда не соберешь карту, мийнэ.
  
Мария
 
Она проснулась задолго до того, как пришел Сверр.
Ей снилось море: широкое, бескрайнее, штормовое. Гранитные скалы, разрывающие прибрежные волны в клочья. И Лаверн – на одной из этих скал. Пенная вода ластилась к ее обнаженным, изрезанным в кровь ступням. Темно-серое дорожное платье изорвалось и свисало лохмотьями, волосы спутались, спина была испачкана в грязи и покрыта темными пятнами синяков. Узкие запястья закованы в кандалы. Горло стиснуто лентой ошейника…
Мария открыла глаза с ужасом и долго не могла отдышаться в мягкой уютной постели, освещаемая лишь тлеющими углями в камине. Перед глазами стояло измученное лицо ее леди, потухший взгляд, поникшие плечи. От силы, которой буквально лучилась Лаверн, не осталось и следа.
Сон оставил на языке горечь, и горло стиснуло – не вдохнуть. Будто это она, Мария, примерила на себя рабский ошейник. Когда-то она носила такой, и не сказать, что была несчастна, но ее мийнэ из тех, кто погибает в неволе. Лаверн из сна поделилась с ней страхом, и теперь Мария дрожала, не в силах успокоиться.
Сон был вещим, бесспорно. Мария всегда умела отделять пророческие сны от обычных. Во-первых, предсказания всегда были ярче и глубже западали в память, а во-вторых, отнимали значительное количество сил.
Она встала, зажгла свечу, оделась и поворошила кочергой угли в жаровне. Они затрещали, плюясь искрами, и некоторое время Мария наслаждалась теплом, подставив озябшие ладони жару. Пальцы дрожали.
 
На кровати тревожно заворочалась Сэм, сбрасывая меховое одеяло на пол. По ее оливковой, покрытой испариной коже змеились темные узоры наколок. Каждый убитый Сэм враг дополнял узор новым витком. Мария рассеянно отметила, что скоро для узоров не останется места…
Она помолилась духу Матери и духу Мудреца, а также попросила духа Воина хранить ее строптивую подругу. Налила воды в гадальную чашу, бросила щепотку высушенных листьев брусники и подождала, пока лист вберет воду. Узор вышел весьма неопределенным: крепостная башня и звезда. Большая опасность и великая радость. И чему верить? Куда приведет Лаверн ее непростой путь? И приведет ли куда-нибудь?
Тревожный сон не шел из головы, и страх, не покидающий Марию с той самой ночи, когда Лаверн впервые встретилась с Атмундом, где чародейка присутствовала как часть свиты его величества Эридора Третьего, вновь пробудился. Тогда глава Капитула пошутил о второстепенной роли женщины в магическом сообществе континента, а Лаверн не менее шутливо предложила испытать ее “незначительные” возможности в поединке. Атмунд продержался около пяти минут, прежде чем согнуться в унизительном поклоне перед чародейкой.
Ее мийнэ следовало держаться кротко, но Лаверн не из тех, кто прощает людям слабости. Ей их никто не прощал…
Тогда глава Капитула затаил на нее обиду, и Мария знала: однажды он отыграется. Пока гарантом безопасности Лаверн выступал король, но что случится, когда у него закончатся причины защищать Вольный клан?
Страх преследовал Марию постоянно. Он, как ноющая боль, то утихал, то усиливался, но никогда не покидал провидицу. Ядовитая змея, живущая в груди. Сон Марии растревожил ее, и та ужалила прямо в сердце.
Мария хотела уже разбудить Лаверн и поделиться опасениями, но услышала голоса, доносящиеся с улицы. Ей не нужно было выглядывать из окна, чтобы опознать говорившего – этот голос и насмешливые интонации она узнала бы даже через десятилетия. Не прошло и пяти лет, как она услышала его снова. И если так, то обе они глупы – и она, и Лаверн. Кэлвин предупредил, что северный лорд вернется, чтобы забрать свое, едва они отъехали от границ Кэтленда. Мария тогда покачала головой, а Лаверн рассмеялась ему в лицо – едким, горьким смехом. Наверное, тогда она была бы счастлива, если бы Сверр вернулся.
Тогда… но теперь у Лаверн есть цель. И змеиный лорд, который оказался там же, во дворе. Меч его полыхал так, что и за крепостными стенами видно было, наверное. Глупец. Кинется, и Сверр его упокоит.
Мария сжала кулаки и позволила себе выдохнуть.
– Что там? – сонно поинтересовалась Сэм, выглядывая у нее из-за плеча.
– Призраки, – сдавленно ответила Мария и вдруг поняла, что увиденное начало сбываться.
Сэм метнулась к сундуку и через минуту, уже одетая, натягивала тетиву лука. Змеиный лорд к тому времени уже погасил меч и отправил своих людей прочь. Все тело Кэлвина охватило синеватое сияние, как всегда случается перед битвой или поединком. Лаверн замерла беззащитной фигуркой в компании воинственных мужчин. В подобных противостояниях женщины обычно не выигрывают. “Этот мир построили мужчины, – наставляла Марию владелица ее первого борделя. – И они никогда не позволят женщине им править”.
Лаверн считала иначе, и Марии было боязно, что за тщеславие и самоуверенность ее мийнэ однажды поплатится.
– Я сниму его, – дерзко заявила Сэм, целясь прямо в сердце Сверра.
– И думать не смей! – испуганно вскинулась Мария, заслоняя грудью проем окна. – Жить надоело?
 
Она обернулась, воровато выглянула во двор. Лаверн что-то говорила Роланду, а Сверр, будто почувствовав взгляд Марии, поднял глаза вверх. Под его взглядами она всегда цепенела. С того самого дня, когда он выкупил ее из одного из самых дорогих публичных домов Эссирии и привез в свой мрачный замок на скалистом берегу Моря Убийцы.