Любовь зла (СИ)
Сказать по чесноку, голос у девчонки приятный, даже очень. Нежный такой тембр, прям чувствуется, что не курит и не пьёт. И улыбка — ну, я уже говорил. Когда улыбается, становится почти хорошенькой, только вот лично мне она улыбается редко. Почти никогда. А детям — пожалуйста. Я пока наблюдал за их игрой, чуть не забыл о своём ранении, а между тем кровь уже пол-кроссовка залила.
Анастейша заметила меня первой. Удивлённо округлила глаза, потом нахмурилась, что-то сказала детям и пошла ко мне.
— Ярослав Дмитриевич, — заговорила ещё на подходе. — Вы не могли бы одеться? Тут дети…
Отмахнулся:
— Я ж не баба! Мне не стыдно. Ты вот сюда лучше глянь, — указал ей на голень.
Девчонка ахнула и прикрыла ладошкой ротик, а потом тут же, не теряя ни минуты, схватила меня за перепачканную кровью руку и потащила куда-то.
*"Перье" — французская вода, цена варьируется от 100 руб за пол-литра.
Глава 7. Капля в море
Настя
Я привела Ярослава Дмитриевича в медпункт — к сожалению, там никого не было, но к счастью, дверь оказалась не заперта. Мы вошли внутрь, я усадила молодого человека на кушетку и довольно легко нашла в шкафчике вату, перекись водорода и бинт. С пластырем было сложнее, пришлось довольствоваться тем, что есть.
— Как же вы так… — покачала я головой, невольно чувствуя лёгкое раздражение: ну что за безрукость такая в столь взрослом возрасте?!
— Это не я, — буркнул парень недовольно.
Угу, угу, конечно, оно само… Как маленький! Я непроизвольно сказала последнюю фразу вслух, и Ярослав Дмитриевич, подскочив на кушетке, возмутился:
— Сама ты… маленькая! Этот ваш Саныч бухает, как скотина последняя, травму мне нанёс, а я ещё и виноват?!
Я расстроилась:
— Он… прямо сейчас пьян?
— Да ещё как!
— Простите… — я наконец закончила приготовления и, намочив ватку, приложила её к довольно глубокой ране.
Ярослав Дмитриевич зашипел, втягивая воздух сквозь зубы и зажмуривая глаза, но не произнёс ни звука и остался сидеть ровно. Я подула на ранку и успокаивающе пробормотала:
— Сейчас пройдёт, потерпите немножко… — и погладила крепкую волосатую икру. Ну а что? Я только с детками имела дело — не знаю даже, как это происходит у взрослых молодых мужчин.
Бросив мимолётный взгляд на лицо своего пациента, я заметила, что смотрит он на меня как-то… ошарашенно. Глянула ещё раз — вопросительно. Он помотал головой, словно сбрасывая наваждение, выдавил принуждённо:
— Да ничего, мне… не больно.
Больше он и в самом деле не шипел, сколько бы я ни обрабатывала рану, в которую, к сожалению, попала грязь — пришлось попотеть, чтобы предотвратить заражение крови. После перешли к бинтованию. Место неудачное, конечно, — не будет держаться.
— Придётся вам дать ноге немного покоя… чтобы бинт не свалился.
Ярослав Дмитриевич не стал скрывать радость:
— С удовольствием! Что-то меня не тянет под шефство этого вашего Саныча.
Я кивнула и глубоко задумалась, чем бы таким "приятным" занять сидячего подопечного. И придумала:
— Будете вырезать заготовки для аппликаций. Пойдёмте в группу, я выдам вам бумагу и трафарет.
Молодой человек скривился, но возражать не стал. Послушно поплёлся за мной, слегка прихрамывая и время от времени останавливаясь, чтобы поправить бинт.
— Здесь есть дети постарше? Подростки? — спросил он, когда мы поднимались по лестнице на второй этаж.
— Да, конечно. Все возраста.
— А почему их не привлекают к работе на территории? Саныч сказал, щебень лежит два месяца уже.
— Если бы два! Но воспитанников привлекать нельзя — это строжайше запрещено законом, за использование детского труда можно серьёзно получить по шапке.
— То есть, они обязаны бездельничать круглый год 24 на 7?
— Прям как вы! — усмехнулась я и пробормотала себе под нос: — Единство противоположностей…
— Слушай, кончай меня провоцировать, мы же договаривались!
— Разве я сказала что-то оскорбительное или неправду?
— Я не выбирал себе родителей!
— Ну просто жертва обстоятельств!
— Можно подумать, ты пошла бы сюда работать, если бы у тебя был выбор!
— Я здесь не работаю.
— А что делаешь?
— Просто… прихожу.
— В смысле… бесплатно, что ли?
— Типа того.
— Зачем..?
— Дура, наверное.
— Я тебя серьёзно спрашиваю.
— Посмотрите этим детям в глаза внимательно — и поймёте. Ну может, нет — не знаю. Но других оправданий у меня нет.
Он вдруг схватил меня за руку, повернул к себе и стал зачем-то смотреть мне в глаза. А они, как назло, наполнились глупыми слезами. Через несколько секунд Ярослав пробормотал тихо:
— Ничего не понимаю…
— Вы не туда смотрите, — я отвернулась и пошла дальше.
— Ты им всё равно не поможешь! — крикнул он мне вслед.
— Помогу.
— Только хуже сделаешь!
— Хуже уже некуда.
— Есть! Знать, как бывает по-другому, и не иметь возможности это испытать.
— Они смогут. Когда вырастут. А вот если не знать, то и стремиться некуда.
— Всё равно это капля в море!
— А вы всё равно не отговорите меня приходить сюда!
Я усадила его на лавку, так чтобы нога полностью там разместилась в вытянутом положении, и выдала материалы и инструменты.
— Какая мутота! — возмутился Ярослав Дмитриевич. — Давай лучше кто-нибудь сгоняет за пластырем в аптеку, и я смогу заняться чем-то поинтереснее?
— Ну конечно, ваше высочество! Я забыла, что мы тут все находимся только для вашего развлечения, простите за оплошность! — сказав это, я развернулась и уверенным шагом пошла к двери.
— Между прочим, это их сотрудник нанёс мне травму! — крикнул мне вслед парень, но я не менее уверенно захлопнула за собой дверь.
Первым делом направилась к замдиректора — к счастью, она ещё не успела уйти домой.
— Здравствуйте, Полина Григорьевна!
— А, Настюша, — видная женщина лет пятидесяти, с аккуратным макияжем и хорошо одетая, еле заметно скривилась. — Здравствуй-здравствуй, с чем пожаловала?
— Скажите, а нельзя ли завхоза как-то… призвать к порядку? Он сегодня пьяный на работе…
Полина Григорьевна тяжело вздохнула:
— А что ты с ним сделаешь?
— Ну не знаю, пригрозить увольнением…
— Он знает, что это всё пустые угрозы. Заменить-то его некем.
— Но может, всё-таки кто-то найдётся? Хотя бы попробовать поискать…
— Милая моя, — тон Полины Григорьевны заметно похолодел. — Ты думаешь, тебе виднее? Думаешь, я не искала? Тебя, вообще, как это задевает?
— Да вы же знаете, мне "помощничка" подкинули, Мелехина этого… Короче, Саныч по пьяни ему ногу повредил.
— Как?! — ахнула замдиректора. — Да ты в своём уме? Ты как додумалась сына мэра к этому алкоголику отправить?! Если жить надоело, хоть о нас подумай! У нас и так в этом году финансирование урезали — хочешь, чтобы мы совсем по миру пошли?!
Я даже рта не успела раскрыть в своё оправдание — Полина Григорьевна безапелляционно заявила:
— Больше никаких глупостей! Пусть будет рядом с тобой, под присмотром и без травм! Дай ему книжку — пусть читает детям вслух — и хватит с него. Нам проблемы не нужны!
Я тяжело вздохнула. Ну вот, сходила справедливости поискать. Теперь буду сама с Ярославом весь оставшийся месяц мучиться.
Откровенно говоря, иногда мне казалось, что администрация детдома живёт не так уж плохо и могла бы выделить часть своих доходов на улучшение хозяйства заведения, но ведь я не знаю точно: может, они эти деньги вовсе не здесь получают, а, допустим, от супруга — не станет же Полина Григорьевна перекладывать ставку завхоза на карман мужа. Но результаты переговоров меня совсем не обрадовали. Я-то хотела сбагрить Мелехина-младшего кому-нибудь понадёжнее, чем Саныч, а в итоге этим кем-то оказалась сама. Сколько же он крови свернёт мне своими капризами — и представить страшно! Он никогда не поймёт мои мотивы, никогда не проникнется любовью к брошенным детям. Ему это физически сложно: у него ведь не вырабатываются соответствующие гормоны, и он с детства приучен думать только о самом себе.