Дело Кристофера (СИ)

— Но это же хорошо, — миролюбиво говорит Роб, пытаясь меня успокоить.
— О нет, я не утону. И не застрелюсь, ведь я не смогу зарядить пистолет, даже если его найду.
И не повешусь, так как пока вяжу узел переломаю ногти и растеряю всю решимость. Ну что я за розово-пушистое бесполезное создание? — В этот момент раздается эпичный всхлип, после которого по моим щекам начинают течь все слезы, которые я ухитрилась сдерживать… аж с семи часов утра. Браво, Конелл. Ты просто умница!
Не выдержав внимания коллег, я ныряю под стол, не переставая всхлипывать. Ну теперь они хоть меня не видят. Слышу, как открывается дверь. Только бы не Картер, только бы не Картер! Наклоняюсь еще ниже, выглядываю из-под перегородки, кроссовки. Уф, это Каддини!
— Хм, туфли Док есть, а самой Док нет. Где она? — задумчиво спрашивает итальянец.
— Рыдает под столом, — услужливо сообщает секретарша.
— Что? — ошарашенно переспрашивает он.
— Ты что, оглох? Она рыдает под собственным столом. Не делай вид, что ты удивился, это же Конелл.
— А почему она рыдает?
— Не может придумать эффективный способ покончить жизнь самоубийством после того как разочаровалась в кофе, детях и туфлях.
Секретарши — они такие. Услужливые. Вспоминаю очаровательную мисс Адамс и завидую Картеру черной завистью! Вот она классная, а эта… Всхлипываю. Громко выходит.
Что, вы думаете, делает после этого Каддини? Ага, он встает на пол на колени и наклоняется к перегородке, из-под которой все еще торчит мой нос.
— Док?
Но в этот момент дверь снова открывается, и вот теперь там знакомые туфли Картера. Хватаю Энрике за футболку, притягивая ближе.
— Я потеряла сережку, — быстро шепчу я.
— Что? — недоуменно переспрашивает он.
— Каддини, ты что там делаешь? — раздраженно спрашивает наш ректор.
— Ищу сережку Док! — невозмутимо заявляет итальянец. Умничка!
— А не туфли, нет? Потому что их я уже обнаружил.
Протягиваю Каддини сережку и пытаюсь стать как можно незаметнее. Из-за того, что перегородка не доходит до пола, спряталась я не очень-то качественно, но Каддини отчасти загораживает меня собой.
— Вот, — радостно объявляет он, распрямляясь и показывая Шону свою "находку".
— А самой Конелл ты там, часом не нашел? — ядовито спрашивает Картер. А я перестаю дышать, ведь он угадал. — Почему это ее сережку ищешь ты?
— Потому что без туфель искать сережку неудобно. — Будь речь о любом другом человеке, ответ звучал бы маразматически, но раз в беде именно я — все как надо. Каддини чертов гений!
— Так какого черта она их сняла?! — рявкает Картер.
И тут до помощи страждущим милостиво снисходит секретарша:
— Потому что целый час простояла в автосервисе на таких каблучищах. — Хвала Господу! — Уверяю вас, сэр, это очень больно!
— В автосервисе?
— По-моему именно это я и сказала, — вежливо-раздраженно повторяет наша местная грымза.
Что ей ректор? Характер-то не спрятать.
— А сейчас она где? — обманчиво-ласково спрашивает Картер, явно понимая, что его водят за нос все здесь присутствующие. После этих слов повисает тишина. Клеггинсы своих не сдают!
— Думаю, — осторожно начинает Каддини, он поднялся, но буквально приклеился к столу, чтобы меня было сложнее разглядеть за его худощавыми ногами. — Она все еще у кофейных автоматов.
— Кафедра идиотов, — бормочет Картер и уходит. А я прозорливо сижу под столом и шиплю, чтобы молчали. Правильно делаю, так как через минуту этот параноик возвращается. А меня, хлоп, и все еще нет. И Картеру приходится уйти ни с чем.
— Долбаный придурок, — говорю я, вылезая из-под стола и кидая на дверь ненавидящий взгляд. Потом подхожу к Энрике и беру в руки его лицо, заглядывая в глаза. — Каддини, я заставлю его взять тебя в проект по квантовому компьютеру. Ты его заслужил!
— Д-да? — покраснев до кончиков ушей, спрашивает парнишка. Не смутись он так, наверное, прыгал бы до потолка.
— Определенно. Так, но на этом еще не все. Теперь я бегу к автоматам, а ты идешь шагом, но движемся мы разными маршрутами, этот гад определенно пошел проверять!
 
— А как ты побежишь без туфель? — удивляется парнишка.
— Поверь, без туфель я бегаю даже лучше, чем в них.
Я успеваю. Стою около автоматов с зеркальцем и платочком. Поправляю растекшийся макияж. Когда меня находит Картер, я все еще выгляжу заплаканной, и потому его следующий вопрос, хоть и необычен для Картера, ситуации соответствует:
— Ты в порядке?
— Я в порядке, — я картинно закрываю зеркальце и поворачиваюсь к нему, сглатывая горечь, образовавшуюся в горле. Я не должна показать, насколько зла на него, насколько мне больно. — Ты что-то хотел? — Смотрю в район ворота его рубашки.
— Ты опоздала. — Не знаю как, но понимаю, что это не претензия, касающаяся моего отсутствия на рабочем месте.
— Я пробила колесо. Пришлось ехать в сервис.
— Как, должно быть, это грустно, раз ты все глаза выплакала. — А мог бы и смолчать, между прочим.
— Я плачу от жалости к самой себе, это логично, ведь я женщина. Нелогично то, что тебя волнует мое состояние. Какое тебе дело?
Картер, кажется, аж до скрипа сжимает зубы. А мне так нравится это зрелище. Мне так хочется сделать ему больно и обидно. В этот момент его спасает только появление одного итальянца, который перепуганно переводит взгляд с меня на Шона и обратно.
— Док? Вот сережка.
— Спасибо. Где она была? — старательно поддерживаю я иллюзию неизвестности.
— Под стол закатилась, — так же невозмутимо врет Каддини.
Я киваю, протираю ее от грязи и наощупь вставляю в ухо.
— Разбирательства по поводу моего отсутствия закончены? — спрашиваю я Картера. Я не в состоянии не сказать ему гадость, не уколоть, не обидеть. Если он со мной как прежде, то и от меня получит ничуть не меньше! — Извини, что я пробила колесо. Клянусь, я ничего не подстраивала. И предупредила коллег по кафедре. Но, если хочешь, буду ставить в известность и тебя тоже.
Он снова раздраженно поджимает губы. Но мне мало. Я уже не могу остановиться.
— И я все-таки беру в проект Каддини.
— Я предупреждал тебя, Конелл. Если ты собираешься делать все, что тебе вздумается, сама вылетаешь из проекта.
У итальянца даже глаза округляются.
— Что ты все споришь, Картер? Ты ректор. Тебе вообще не должно быть дела до всяких Клеггов, Конелл, Каддини и прочей мелкой сошки. Ты же у нас решаешь вопросы вселенского масштаба.
В этот момент до Шона, кажется, начинает доходить, что миру не бывать, что спор затеян с целью окончательно и бесповоротно поругаться. И словно в подтверждение его догадки, я добавляю в уже изрядно переполненную чашу терпения ректора последнюю каплю…
— Ну давай, вышвырни меня отовсюду. Мельбурн этого ждет не дождется!
На шее Шона даже жилы начинают проступать. Рада, что поблизости нет журнальных столиков, а вокруг куча свидетелей… Картер вплотную приближается ко мне, и так хочется закрыть голову руками, уберечься, спастись от его гнева. Гнева, который я сама полностью осознанно на себя навлекла. Вот только вместо этого я обманчиво храбро смотрю ему в глаза. И, кажется, я не видела в жизни ничего страшнее.
— Сделаешь это, и я тебя закопаю, Конелл, — шепчет он мне в лицо. — Я не Монацелли. Я не отдаю то, что мое, не делюсь и не терплю претензий. Каддини перспективный мальчик, можешь походить вокруг меня и поцарапаться, как ты это любишь делать. Если мне это очень понравится, а такое весьма вероятно, то я могу тебе его позволить. Но ты моя Бабочка. Я тебя выбрал. Сам. А это налагает определенные обязательства. Ты будешь говорить гав, когда я велю тебе говорить гав.
И, кажется, инстинкт самосохранения, мне окончательно отказывает, так как я с мазохистским отчаянием выкрикиваю:
— Я всегда знала, что ты сравниваешь меня с Франсин. С собакой. Невероятно, что ты имеешь наглость признать это вслух!
— Что ты несешь?! — наконец, срывается на крик и Шон. Даже хватает за плечи и встряхивает.